Бандитский подкидыш

– Вы… – снова путаюсь я. – Ты спишь?

– Нет, – одними лишь уголками губ улыбается Давид. – У меня просто чертовски кружится голова.

Иду на кухню. Аптечка есть, но очень скудная. Бинта одна упаковка – точно не хватит, Давид большой. Не толстый, нет. Просто очень мощный. У Льва есть пелёнки, я покупала, чтобы укрывать, подстилать снизу. Есть большое полотенце. Сгодится.

– Мне нужно посмотреть на рану.

Он морщится. Расстегивает рубашку. Медленно, пуговица за пуговицей. И мои мысли снова весьма неуместны, но устоять я не могу. Любуюсь его плоским животом, полоской волос убегающей под пояс брюк, чуть выступаюшими ребрами.

– Свежих нет, – говорит он не открывая глаз. – Две уже затянулись. Одна беспокоит. Воспалиться она не должна, её промыли и зашили, я принимаю лекарства. Разошлась только снова, много крови потерял.

Рана была заклеена большим хирургическим пластырем. От крови он большей частью отошёл, и беспомощно болтался. Я коснулась его кожи и живот чуть дрогнул под моими пальцами. По мне прокатилась волна тепла – она тоже, кстати, весьма неуместна.

Рана уже пыталась затянуться, но края разошлись показывая красное нутро. Сейчас кровь уже почти и не текла, лениво выскальзывала капля, стекала по бледному боку вниз, впитывалась в дешёвую обивку дивана. Я примерилась и налила перекись прямо в страшную рану. Давид вздрогнул.

– Больно? – испугалась я.

И сделала то, что со мной делала мама в детстве. Я подула на рану.

– Нет, – Давид тяжело коснулся моей руки. – Мне приятна твоя забота, девочка.

И погладил мою кожу подушечкой пальца. Я покраснела, но он не видел – так и лежал с закрытыми глазами. Осторожно положила на рану нашлепку из бинта. Разорвала пеленку, чтобы полотно было подлиньше.

– Приподнимись, – попросила я. – Ты тяжёлый.

Он приподнялся, мышцы на его теле напряглись, отвела взгляд. Проснунула под его спину руку, продевая импровизированный бинт. Закрепила, как сумела. Накрыла мужчину пледом.

На кухню ушла. Села, на руки свои смотрю – дрожат. Сделала себе чай. Дешёвый, в пакетиках, зато очень сладкий. Вспомнила, как ходила сдавать кровь, а нас сладким чаем поили и гематоген давали. Вкусный такой, в аптеках такого не найти. Давиду тоже что-то нужно, он очень ослаб.

Вернулась в комнату. Оба моих мужчины, и большой, и маленький спали. Обулась. На тумбе у двери дешёвые солнечные очки, забытые кем-то из постояльцев. Надеваю их – а вдруг где-то там преследовали? Иду в аптеку, денег у меня все ещё много. Покупаю самые сильные препараты против анемии. Потом иду в магазин. Нам со Львом много не нужно было, у него только смесь, я ела бутерброды, и то, когда кусок в горло лез. А теперь мне нужно кормить мужчину, настоящего, пусть и раненого. Нужно мясо. Овощи. Хлеб! Все это я купила, а кусок мяса пожарю сегодня же.

Если честно, готовить я не очень любила, считала это досадной обязанностью. Но сейчас я просто летела обратно в эту страшную квартиру. Там меня ждут. Думала о том, как ему готовить. Как он это будет потом есть. И сама на себя злилась – вот же наивная дурочка.

Вошла в квартиру, поставила пакет у дверей. Что-то изменилось. Бегом в комнату – Лев спит, а его отца нет. Не мог же он снова его бросить, в самом то деле??? Напряглась, забыла, как дышать. Мне не только жаль Льва. Мне обидно за себя. Таблетки эти, мясо… Так летела обратно, к ним.

Скрип деревянных половиц под ногами. Давид, тяжело опираясь о стену, вышел из кухни.

– Ты что? – сразу забыла обиду я. – Тебе нельзя вставать!

Он улыбнулся. Потянул меня к себе. Прижал к своей груди, именно до неё я доставала лицом. Я притихла, опасаясь нечаянно коснуться его раны.

– Я подумал, что ты ушла, – тихо сказал Давид. – Не уходи никуда, ты наша теперь.

Глава 15. Давид

Сон был зыбким, тающим где-то на самой границе с явью. Он не был горячечным – спасибо деревенской фее, что своими сильными руками просто выдернула из меня заразу. Я просто был слаб, от этой слабости, что так бесила, надсадно звенело в голове.

Глаза открываются тяжело. Я знаю, что дела так себе, но так же понимаю, что в данный момент мы в безопасности. В комнате пахнет молоком и детским кремом. Львом. Его пушистой макушкой. Тонко пахнет женщиной.

Поворачиваю голову. Глубокая ночь. Катя сидит в жёлтом круге света от старого торшера. На её руках Лев. Сосёт из бутылочки. Сопит. Нетерпеливо дёргает ножкой, я уже знаю это его движение, словно молодой тонконогий жеребец, что хочет пуститься в скачь, но силы ещё не позволяют и опыт. Руками тянется к волнистым, выпавшим из очередного пучка, волосам. Хватает – этому он научился, пока меня с ним не было. Теперь Лев, пусть и не с первой попытки может схватить то, что ему хочется.

А я смотрю на них. Тянет в сон, я почти засыпаю, но силой воли удерживаю себя на поверхности сна. Вдруг представил, как просыпаюсь вот так ночью, только здоровый и полный сил. А Катя…она кормит грудью нашего ребёнка.

Тонкая бретелька сползла с плеча. Пяточка ребёнка в жёлтом носке. Думаю, жёлтый, это мальчик или девочка? Вроде бы и не важно, не сейчас, но интересно. От Кати хотелось бы девочку. Смешливую. Кудрявую. Летом – дочерна загорелую. С торчащими из под воланов платья острыми коленками…

Ребёнок хочет спать, но отказывается засыпать. Он хочет растянуть это время, ему так хорошо в тепле материнских рук. Но глаза закрываются. Улыбается сквозь сон. Потом сон побеждает, сосок выскальзывает изо рта. Катя легонько касается пальцем младенческой щеки. Улыбается. Укладывает ребёнка спать в кроватку, что стоит в специально созданной ниши. Возвращается в постель. Совсем замёрзла, сержусь я, хотя в комнате не холодно. Подтягиваю её к себе ближе, под одеяло, в свое тепло. Обнимаю руками и ногами.

– Нужно завести няню, – шепчу я ей в ухо. – Катя, сколько можно?

Это самое ухо такое сладкое, что хочется то ли лизнуть его, то ли укусить, то ли и вовсе все сразу.

– Я же не для няни рожала, – сердито ответит она.

Улыбнусь куда-то в её затылок. Катю хочется съесть. Всю, целиком. Я хочу её, моё возбуждение она явственно чувствует. Но…она так устала. Третий раз за ночь к ребёнку встает. И я ничего не могу сделать – малыш требует маму и мамину сисю.

– Спи, – шепчу я.

И это видение так живо, что я снова думаю – судьба. Всё так и должно было быть. Главное не упустить нитей жизни из рук и сделать все так, как должно. И сейчас по отношению к девушке, которая меня и не знает, я чувствую такое тепло, что это удивляет меня самого.

– Уснул? – шепотом спрашиваю я.

Тихо, но Катя все равно вздрагивает от неожиданности. Здесь, в реальности, на ней не сорочка. Футболка, криво обрезанные из джинс шорты. Но мне нравится.

– Да, – так же тихо отвечает она.