Банкир
Шрифт:
— Заходи…
— Лэдиз ферст, — поклонился я, по моему разумению, достаточно галантно.
— Ну да… Я читала в какой-то умной книжке: сей ненашенский обычай народился где-то во глубине веков, когда в темную пещеру или еще куда похуже первой запускали женщину — как наименее ценного члена родового коллектива…
Сожрет ее, скажем, медведь или тигр саблезубый — значит, так тому и быть, мужчины от этой напасти поопасутся, а потери — потери спишут… — Лена прошла, зажгла свет, обернулась:
— Ну как, похожа я на «новую жертву» «новых русских» в этаких декорациях?
Декорации
— Так вот, значит, в каких апартаментах плачут нынче богатые? — Произношу раздумчиво, оглядывая обстановку:
— Красиво, добротно, хорошо!
— Кто бы прибеднялся! Когда у тебя крыша въедет на место, эта халупа тебе халупой и покажется…
— Слушай, я что, действительно похож на богатого?
— Не-а. В том-то и дело, что абсолютно не похож! Но…
— Что — но?..
— Такое впечатление, что ты так привык к деньгам, что давно разучился их замечать, не то что считать…
— Вот чего еще не было за наше романтическое знакомство, так это денег у меня в руках. Да и у тебя тоже.
— То-то и оно. Ты не заметил, что ни разу не упомянул о деньгах? Это в наше-то полное бурной криминально-финансовой романтики времечко?.. Как констатировала одноименная программка: как только я начинаю соображать, что происходит, так совершенно перестаю понимать, что делается…
— Как же? А рулетка? А банк?
— Вот-вот. Для тебя деньги — не средство купить что-то, как для нормальных людей, для тебя это… Кстати — что?
Деньги… С чем у меня ассоциируется слово «деньги»?.. Закрываю на мгновение глаза — и вижу двадцаточку, двадцать копеек, солидный такой кружочек… На него можно было купить «язычок», кофе и коржик… Столько я получал от мамы на завтрак, когда учился в школе… Что еще? Еще можно — пломбир и на копейку хлобыстнуть махом стакан газировки, чтоб в носу защипало… И это — все! Больше у меня нет никаких ассоциаций… Абсолютно!
Нет, я прекрасно понимаю, что теперь нет никаких копеек, что сотня — это где-то десять баксов, что на стодолларовой бумажке изображен президент Франклин, а на полтиннике — Грант… Никаких иных воспоминаний или тем более сильных чувств при слове «деньги» я не испытываю! Или — девчонка права, и последние годы я прожил при коммунизме, или… Или я вспоминаю только то, что хочу вспоминать?
Вернее — что должен?.. Тогда — что не должен?.. И — почему? Почему я чего-то не должен вспомнить?
— Деньги — это деньги, — изрекаю глубокомысленно.
— Грамотное утверждение. А война — это… война. Так?
— Не вполне. В России деньги и раньше стоили немного, а теперь…
— Как же.
— А вот так. Если нет власти, деньги — труха.
— И в Америке?
— Так не в Америке живем…
— А все-таки?..
— Штаты — страна «длинного поводка». Там каждый чувствует себя «свободным» как раз до той поры, пока на длину этого поводка не отойдет…
— И что это за поводок? Законы?
— Кредиты. Живешь, учишься, вырастаешь. Как только получаешь постоянную работу — вот тебе и все на блюдечке с голубой каемочкой: дом, машина, обстановка…
За все — отрабатывать лет двадцать пять. А потому — никому от тебя никакой головной боли: куда денешься с подводной лодки?..— Да?.. А чего здесь плохого? И по фильмам они — жизнерадостные…
— Думаю, разные они…
— Но при больших-то деньгах человек там свободен?
— При больших — вполне. Если у закона к нему нет претензий.
— Значит — как у нас.
— Вот уж вряд ли… У нас претензии не от закона, а от властей. Не путай луну и яичницу…
— Ну да… Как там в «Свадьбе в Малиновке»? Опять власть меняется… А она у нас текучая какая-то… Меняется уже почти десять лет, и так и не поймешь — то ли есть сама эта власть, то ли нет…
— Американцы уже двести лет живут экономическим сообществом. Мы — политическим. С выраженной царской властью, милостью и волей. А потому подвязать нас властью чисто экономической просто невозможно.
— С властью, с милостью, волей, — грустно, будто во сне, повторяет девушка. — Или — неволей. Да и — как люди говорят… До Бога — высоко, до царя — далеко… И — жалует царь, да не жалует псарь…
— Милая барышня… Это я к тому, что…
— Дор, ты всегда такой умный?
— Не знаю…
— И тебе не тошно?.. Пожимаю плечами:
— Не… помню.
— Хорошо тебе… Может, так и стоит жить — без прошлого… Только настоящим и надеждой на будущее… — Девушка быстро взглянула на меня, осеклась:
— Прости… Я — дура, не обижайся… Выпить хочешь?
— Да не особенно…
— Не пьянства ради, а чтобы не отвыкнуть.
— А-а-а… Тогда — пожалуй.
— Поскольку «обуть всю страну» нам уже не удастся — «обули» без нас, давай — «изменим жизнь к лучшему». Хотя бы на сегодня. А?
— Попробуем…
— Загляни в бар. Не дай себе засохнуть, и мне тоже… Коктейль сотворить сумеешь?
— Тебе какой?
— Анекдот помнишь? «Мужик, водка теплая или холодная?» — «Приятна-а-я-я…» По вкусу.
— Сделаем.
— Ага. Я — скоро.
Девчонка удалилась.
Подхожу к бару, открываю, плескаю себе «Джонни Уокер» на самое донышко — чтобы руки занять… Подбор напитков — исключительный: «Шартрез», безусловно настоящий, кальвадос — именно кальвадос, а не яблочный крепкий напиток под одноименным названием — десятилетней выдержки… Понятно, это не шедевр: если память мне не изменяет, лучшим напитком этого ранга признан кальвадос урожая 1929 года… Ну да это — совсем роскошно, как и портвейн пятидесятилетней выдержки. Знатоки полагают, что только такой «порт» и следует считать собственно «портом», все остальное… Чем же удивить девушку?.. Что-что, а коктейли я смешивать уж точно не умею… Хотя…
»…Коктейль «Флаг» был очень популярен в императорской армии до Первой мировой; а особенно — на флоте… Изготовлялся он просто: пригодны три любых, но непременно марочных, достаточно благородных напитка, ибо только они обладают строго определенной полностью… Дно заполняем чем-то алого или пурпурного цвета…»
«Бордо? Или тот же „порт“?»
«Если есть, то да. Поскольку алкогольного напитка синего либо голубого цветов в природе не существует…»
«Да? А денатурат? А жидкость для мытья окон?»