Банкир

— А в мои дни считалось, что восемнадцать — это слишком рано, — сказала Вирджиния.

— Значит, я упустил целых восемь лет? — усмехнулся Палмер. — Восемь лет, когда я был в самом расцвете сил, хотя еще не знал этого? Они свернули направо и пошли к Ист Ривер, пересекли Лексингтонавеню и остановились на углу Третьей авеню.

— Здесь я вас покидаю, — сказала она. — Идите и дальше в том же направлении, пока не натолкнетесь на новехонькое высоченное белое здание на правой стороне. — Палмер поборол в себе желание спросить, откуда ей известно точное местонахождение квартиры Бернса. Послышался вой полицейской сирены, становившийся все пронзительней. Палмер едва успел заметить, как мимо пронесся полицейский автомобиль и следом за ним — большая зеленая автомашина «скорой помощи» полицейского департамента.

— Кого-то где-то, — тихо сказала Вирджиния, — не успели вовремя вытащить из-под колес «флитвуда».

Они стояли и молча следили за мигающим красным фонарем на крыше автомашины «скорой помощи». Вскоре он исчез, затерявшись где-то в нескончаемой дали Третьей авеню. В это мгновение Палмер, не успев подумать, услышал свой голос:

— Можно мне проводить вас?

Она медленно покачала головой:— Благодарю вас, но у мамы привычка дышать свежим воздухом, высунувшись из окна по вечерам, когда такая прекрасная погода, как сегодня. У вас окажется столько отрицательных качеств для человека, который, по ее понятиям, может провожать вечером ее дочь, что укорам ее не будет конца.

— Какие отрицательные качества вы имеете в виду?

— О, их ужасно много! Вы мой начальник, вы женаты. В конце концов она еще заставит меня признать, что вы даже и не католик.

— Если я буду все так же часто посещать эти обеды, то, наверно, кончу тем, что стану ярым поборником католической церкви. А до той поры вы можете что-нибудь выдумать.

— Один раз я уже пыталась это сделать, но ничего не получилось. Она сразу же разоблачила меня.

— Он не был католиком? — спросил Палмер.

— Он не был холост. Доброй ночи.

Наступила неловкая пауза. — Подумать только, — сказал Палмер. — Как же она сумела выудить у вас такое признание?

— Это пустяки, — сказала она, — по сравнению с тем, как его жена выудила признание у него. Нет, в самом деле, доброй ночи, прощайте. Он продолжал стоять, глядя на нее, и она тоже не двинулась с места.

— А у меня создалось впечатление, что вы можете хранить любую тайну, — сказал он.

— А мама произвела бы на вас впечатление человека, который может проникнуть в любую тайну.

И вновь Палмер поймал себя на том, что говорит, не успев еще подумать.

— Почему бы вам не зайти вместе со мной к Бернсу?

— Пожалуй, трудно найти место, где я оказалась бы сегодня более некстати, чем в гостях у Бернса.

— Но почему? Мы же работаем вместе и делаем одно дело,

— Я помешала бы другим девушкам, — сказала она.

Палмер нахмурился:— Впервые слышу, что там будут какие-то девушки.

— А никто и не обязан докладывать вам об этом.

— Мне было сказано, что там будет чисто деловая встреча. Вы уверены в том, что это не так?

— Не уверена, но форма приглашения подсказывает мне, что я все же права.

— Бернс сказал, что будет встреча с «подходящими ребятами». Кого же он имел в виду?

— Не беспокойтесь. Там будет все, что потребуется. Положитесь на опыт ливанского распутника. Для вас это не будет вечер, потраченный впустую. Палмер сделал нетерпеливую гримасу:— Будьте наконец серьезной. Я же говорю о мужчинах.

— О, все будет как следует. Как в лучших домах, — улыбнулась она в ответ. — Но что это? Вы, кажется, и впрямь встревожены? Разве Бернс впервые позвал вас на одну из своих вечеринок?

Палмер сухо улыбнулся:— Если речь идет о подобного рода вечеринках и ваши подозрения справедливы, то должен поставить вас в известность, что отклонил по крайней мере несколько десятков таких приглашений.

— Почему же?

Он молча смотрел на нее, стараясь мысленно разобраться в сложном сплетении возможностей, которые открывал перед ним этот вопрос. Наконец он мотнул головой, решив не принимать вызова. — Что почему? — парировал он. На этот раз она сделала гримасу.

— Вы не справились с ролью интервьюируемого, — сказала она. — Вы опередили меня на несколько абзацев. Извините, что спросила вас об этом. Глупо задавать такие вопросы.

— Вовсе нет. — Палмер снова услышал свой голос раньше, чем успел подумать. Он тут же стиснул зубы, но, сообразив, что ей заметны малейшие перемены в выражении его лица, попытался легкой улыбкой сгладить свой промах.

— Во всяком случае, это не всегда глупо.

— Не всегда вообще или не всегда, если это касается вас?

Он глубоко вздохнул, а затем произнес торжественным тоном:

— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос на том основании, что мой ответ может быть использован как признание вины, как косвенная улика обвинения либо как заявление, непричастное к делу в зависимости от обстоятельств разбора дела.

— Но ведь вы говорите не с прокурором, а с другом, — сказала Вирджиния. Она помолчала. — Нет нужды прятаться за Пятую поправку к конституции.

Он ничего на это не ответил.

— Если рядом с вами действительно друг, — добавила она и провела языком по пересохшим губам.

Только сейчас Палмер понял, как много он выпил. Он уже опасается скрытого смысла в каждом слове. Остерегается несуществующих опасностей, он сверхосторожен, потому что не в состоянии полагаться на здравый смысл, присущий нормальному трезвому человеку. Уж если кого-нибудь можно причислить к числу его друзей в этом городе, так это Вирджинию. Но вместо того, чтобы сказать ей об этом, он снова услышал свой голос:

— А так ли это?

Она не торопилась с ответом. Теперь Палмер сам видел, что его вопрос был, в сущности, замаскированным оскорблением. Он понял, что вновь, хотя и подсознательно, поступил так, как поступал всю жизнь: держал всех окружающих на известной дистанции. Но неужели и сейчас он этого добивался? Неужели он хотел сохранить эту дистанцию в своих отношениях с Вирджинией?

— Не думаю, что такой вопрос заслуживает ответа, — проговорила Вирджиния. Она молча смотрела вдоль Третьей авеню, будто хотела снова увидеть красное мигание промчавшейся полицейской машины. — Для дружбы требуется по крайней мере две стороны, она не может быть односторонней, — сказала Вирджиния тихо и задумчиво. Но когда она обернулась к нему, что-то в его взгляде заставило ее добавить:— Во всяком случае, я пытаюсь вести себя в отношении вас как друг.

Палмер кивнул головой:— Я знаю.

— За этим…— Она помедлила, но все же решила закончить фразу. — За этим отношением не скрываются какие-то личные обязательства. Вы правильно сказали: все мы сообща делаем одно дело. Почему же нам не быть друзьями? Вот и все.

— Знаю, — снова сказал он, — и я о-оч…— Палмер моргнул, потрясенный своей внезапной неспособностью выговорить хоть слово. Он торопливо и глубоко вобрал воздух. — Я очень благодарен вам за это. Спасибо. Она приподняла руку, и ее длинный, тонкий палец на мгновение коснулся его щеки. Его поразило, каким горячим показался ему этот палец.