Бар на окраине
Шрифт:
Как мне порой хотелось неторопливо разложить их на столе и изо всех сил треснуть по ним самым толстым томом энциклопедии Брокгауза и Ефрона!..
А интересно, какое выражение лица появилось бы в этот момент у Веры Андреевны?
Чтобы увидеть его, я могла бы многое отдать.
Вдыхая свежий морозный воздух, я брела по удаляющейся вглубь аллее, пребывая в необъяснимом счастливом блаженстве.
Аллея привела меня в запорошенный снегом большой пустынный парк. Посреди парка безмолвно стоял фонтан, а по кругу его облепили уютные желтые скамейки. От пейзажа повеяло каким-то далеким, забытым
А снег все падал — на землю, на скамейки, на слегка облупившийся фонтан и на мои плечи и ворот серого пальто.
А я кружилась в этом снежном парке, заливаясь счастливым, беззаботным, юным смехом, и никак не могла остановиться.
Наконец, смех закончился, и последний его отголосок коротким звонким смешком растворился в зимнем воздухе.
Отдышавшись, я поправила сбившийся капюшон и посмотрела на часы.
Десятый час.
Счастливое одурение сменилось тяжелыми рассуждениями. Я будто выплыла с далекого сказочного острова и поплыла обратно к своему берегу — грязному, закиданному бычками и бутылками, но своему.
Потому что в этой сказке я только гость, а дома ждет суровая реальность.
Я словно протрезвела.
И перевела дух.
Десятый час?.. Пожалуй, еще не поздно кинуться в ноги Вере Андреевне, сообщив что угодно — странную правду о том, как я в разгар рабочего дня плясала в незнакомом парке или ложь о том, как от резкого движения вступило в поясницу, и я не могла шевельнуться.
Хотя такие жуткие страсти мне еще не по возрасту. Вот у Маргариты Тихоновны они прокатят, а у меня — вряд ли. Мне всего — в данном случае всего — двадцать восемь лет.
Подняв с земли сумку и сгорбившись, я потащилась обратно к остановке.
Конечно, перспектива раздолбить часы заведующей весьма заманчива, и за ее глаза в этот миг можно отдать месячный заработок, но что делать потом? Мне двадцать восемь — и в данном случае уже двадцать восемь.
Где я найду работу? Блата у меня нет и никогда не было. А без наличия оного — только мести дворы или мыть посуду в кафе…
Я опять очутилась на остановке.
Нет, мне грех жаловаться, — думала я, переминаясь от холода с ноги на ногу, — все-таки я работаю не уборщицей какой-нибудь, а библиотекарем; зарплата, конечно, маленькая, но зато я сижу в относительно теплом помещении, коллектив, в принципе, нормальный, правда, пахать приходится за всех…
Я погрузилась в подошедший автобус и с каменным лицом поехала на работу.
От искрящегося, брызжущего солнечным потоком настроения и твердого решения прогулять этот день не осталось и следа.
ГЛАВА 2
— Пропуск! — заорала Татьяна Сергеевна так истошно, будто я ткнула ее шилом в бок.
Нет, что-то все-таки случилось со мной в парке — невзирая на ее вопль, я уверенным шагом прошла внутрь помещения.
Зашла, не глядя кивнула всем, подошла к столу у окна, бросила сумку на стул.
Обернулась. Все уставились на меня так, будто по мне уже пора заказывать панихиду.
В смысле, все, кто есть. Милы,
как обычно, нет. И Ани тоже.— Ты где шатаешься? — листая каталог косметики, удивленно спросила Катя. Она была опять в новых, пятых по счету, сапожках.
Но я не успела ей ответить.
Дверь кабинета заведующей распахнулась, и оттуда вышла Вера Андреевна, невзрачная дама лет сорока пяти, в дорогом костюме.
Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.
— Вы почему опаздываете, Ариадна Кирилловна? — ледяным тоном спросила она.
Потом вызволила из рукава руку с часами и длинным ногтем, покрытым темно-красным лаком, многозначительно постучала по циферблату.
В это время у Кати зазвонил мобильник. Нимало ни смутясь того обстоятельства, что в кабинете находится заведующая, которая распекает нерадивую сотрудницу, Катюша нажала на кнопочку дорогущего аппарата и довольно громко заговорила:
— Привет! Нормально. На работе. А-а… Ха-ха-ха!
Поморщившись, но не сказав ни слова, Вера Андреевна насупилась еще больше и, вперившись в меня, произнесла строго и четко:
— За опоздание я вправе лишить вас премиальных!
Я собиралась, поникнув головой, пролепетать что-то вроде «Простите, приболела, позвонить не смогла…», но вместо этого вдруг высоко подняла голову и звонко выкрикнула:
— Я гуляла в парке!
Воцарилась тишина. От неожиданности моего ответа даже Боря Клоков, ботаник в очках, отвлекся от краеведческого исследования и уставился на меня.
А Маргарита Тихоновна даже покачнулась вместе со стулом.
По лицу Веры Андреевны пробежала суровая тень.
— Что вы несете?.. Вы что, с ума сошли?!
Попробовала бы она сказать такое Кате!..
Но нет, Кате она такого не скажет. Вера Андреевна точно знает, кому и что можно сказать.
И в эту секунду я отчетливо поняла, что это мой последний с ней разговор.
— Я гуляла в парке, — повторила я, открыто глядя ей прямо в глаза.
И усмехнулась.
Вера Андреевна замерла с вытянутой рукой.
— Как это — гуляла в парке?! — придя в себя, взвизгнула она. — Вы что себе позволяете?! Объяснительную на стол!
В этот момент в дверь просунулась мордочка Милы. Нащупав взглядом глаза Веры Андреевны, Мила приветливо улыбнулась.
— Вера Андреевна, я… Ладно?
— Конечно-конечно! — озарилась улыбкой начальница, и мордочка исчезла.
Мила — ведущий специалист. Правда, непонятно, как это возможно, ведь у нее даже нет высшего образования — она только с этого года начала учиться заочно. Но это не мешает ей получать зарплату почти вдвое больше моей, при этом практически не бывая на работе.
Мне вспомнилось, как однажды в кроссворде она написала «венигрет».
— Я же вас предупреждала, Ариадна Кирилловна — опоздания наказываются строго — вплоть до увольнения! Вы в своем уме?! — проводив взглядом ведущего специалиста, пренебрежительно вернулась Вера Андреевна к моему правонарушению.
— Конечно, в своем. Меня мой ум вполне устраивает! — ответила я, доставая из стола свои книги и записи и складывая их в извлеченный из сумки большой пакет с надписью «Modis».
Вера Андреевна начала постепенно понимать, что происходит что-то, выходящее за рамки обыденного.