Бархатные мечты

— Ой, Нелька! Ты прямо как моя мама!

— Мама не мама, но близкая родственница, это точно.

— Буду называть тебя тетя Нелли!

— Называй как хочешь. Где ты был?

— Что это с тобой? — Митя удивленно посмотрел на нее. — А можно не говорить?

— Пожалуйста. — Она пожала плечами и пошла к выходу. — Ключи у вас есть, счастливо оставаться!

— Ты куда?

— Меня уже давно ждут в другом месте.

Хлопнула входная дверь. Митя недоуменно пожал плечами, а Андрей, молча наблюдавший за развитием событий, покачал головой и укоризненно сказал:

— Она так хотела тебя дождаться, а ты ее, кажется, обидел.

— Ничего, Нелька меня простит. — Он отхлебнул еще пива, вытянул ноги и блаженно зажмурил глаза. — Господи, как хорошо жить на свете!

— Ладно, — Андрей попытался вернуть напарника с небес на грешную землю. — Давай делом займемся. Что там у тебя есть?

— А! — Митя сразу открыл глаза и подобрался. — Знаешь, одна ниточка потянулась загадочная…

— Что такое?

— Да ничего особенного. Я разговаривал с его институтским другом — ну, не другом, приятелем, — так вот, тот все время намекает на какую-то неприглядную историю, которая якобы их развела. Потом еще… Ты знал, что жена Проценко — дочка секретаря обкома?

— Ну и что из этого?

— Нет, но…

— В те годы это было делом житейским. И свидетельствует только о незаурядной деловой хватке. Молодец мужик, вовремя подсуетился. Ничего хоть дочка?

— Весьма средненькая, но не уродина. Сейчас-то ей годков уже многовато, трудно судить. В молодости, наверное, была ничего.

— Тем более молодец!

— В общем, завтра я снова встречаюсь с этим другом-недругом, попробую вытрясти из него подробности.

— Не особенно усердствуй. Хотя… Самый главный компромат на нашего клиента нам все равно не достать.

— Почему?

— Его просто нет как факта.

— А какой, по-твоему, самый главный компромат?

— Если мама — еврейка. А у Проценко отец — хохол, а мать стопроцентно русская, с Алтая.

— Ты так уверен? А на Алтае что, евреев нет?

— Мало. В основном буряты, кажется. А мать-бурятка не возбраняется, даже хорошо, свидетельствует о крепких корнях.

— Теоретик!

— Просто я знаю жизнь. — Андрей достал блокнот. — Давай вычеркнем опрошенных. Как фамилия этого школьного друга?

— Куприяни.

— Как-как?

— Сергей Иванович Куприяни. Не ищи, его в списке нет.

— Как нет? Откуда тогда ты его взял?

— В списке значится Орлов Евгений Сергеевич, замдиректора хладокомбината, но товарищ… то есть, виноват, господин Орлов отбыл в вояж, в Австрии сидит уже третий месяц, опыт перенимает. И неизвестно, сколько еще будет сидеть. Я пообщался с его женой, и она выдала мне этого Куприяни. Они втроем дружили, а потом Сергей Иванович Куприяни перевелся на вечерний и отбыл из Москвы в неизвестном ей направлении.

— А сейчас он кто?

— Будешь смеяться! Учитель физики в средней школе.

— И правда смешно.

— Адрес его я достал через справочное, фамилия редкая.

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем достал?

— Нужен институтский друг или нет? Не в Австрию же мне ехать за этим горным Орловым. Если не достать одного, почему не взять другого?

— Потому что!.. В списках не значился, понятно?

— И что теперь?

— А ты как думаешь?

Митя помолчал, потом медленно проговорил:

— Я все-таки встречусь с ним еще раз. В конце концов только нам решать, вставлять эти эпизоды в книгу или нет.

— Скорее всего нет!

— А я все-таки встречусь.

— Поговорку «меньше знаешь, крепче спишь» знаешь?

— И это говорит репортер!

— Никогда им не был.

— Ну, журналист. Писатель! Инженер человеческих душ!

— Устаревшее определение…

— А мне нравится! И я попробую проникнуть в таинственные глубины подведомственной нам души Проценко.

— Ну, проникай, если тебе времени не жалко. Ладно, хватит базарить, давай пока суммируем наши достижения.

Закрыв за Андреем дверь, Митя вернулся в комнату, одним широким движением смахнул с дивана оставшиеся книжки и с размаху плюхнулся на него так, что старые пружины жалобно заскрипели. Жара спадала. Балконная дверь была открыта, и по комнате гулял легкий приятный сквознячок. Митя потянулся и стал в подробностях припоминать сегодняшнее утро.

Собственно, само утро вспоминать было не слишком приятно. С десяти до часу он мотался по магазинам и искал всякие хозяйственные детали. Потом с часу до трех они с Аленкой устраняли неполадки всяческих электро- и прочих приборов в доме, как-то: заменили вилку в стиральной машине, починили настольную лампу и второй телефонный аппарат, исправили две розетки и отрегулировали сливной бачок в туалете. Вернее, делал-то все это Митя, а Аленка смотрела на него, открыв рот от удивления, и подавала инструменты. Потом до пяти — к приходу Киры — они успели приготовить обед и убрать квартиру; в этих делах Аленка принимала уже непосредственное участие.

Когда Кира вошла в дом, она застала накрытый по всем правилам этикета стол, сияющую чистотой комнату и сияющую от удовольствия дочку. Виновник всего этого блеска скромно притулился на табуретке в кухне. Времени пожинать плоды своих стараний у него не оставалось: встреча с Андреем была назначена на шесть, а до Юго-Запада еще надо добраться. Получив приглашение на завтрашний воскресный обед, он отбыл. Без всякого энтузиазма, впрочем, желая и книге, и самому Проценко провалиться сквозь землю.