Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права
Шрифт:
Одной из основных характеристик дружины являлось то, что ее члены жили со своим князем и полностью зависели от него в содержании. В XI в. от этой системы начали отказываться в пользу пожалований князьями земли своим сподвижникам. Это изменение, вероятно, связано с увеличением численности свиты, из-за чего князю слишком дорого стало содержать ее за счет собственного дохода, а также с тем фактом, что богатство князей все больше заключалось в земле, а не в более ликвидной форме военной добычи и дани. Князь, конечно, рассчитывал, что сподвижники, которым он даровал землю, останутся в его свите и будут выполнять все те обязанности, которые они исполняли, будучи частью его двора. Но киевский тяжеловооруженный всадник, в отличие от своего аналога в средневековой Западной Европе, не получал эту землю в феодальное владение на условии продолжения службы своему хозяину. Вместо этого он становился полноправным владельцем земельной собственности. Если же он решал покинуть княжескую службу, то сохранял за собой землю и не имел за нее никаких обязательств перед князем, который ее ему пожаловал.
При таких условиях вассал, получивший землю, неизбежно должен был занять гораздо более независимое положение, чем он имел до сих пор, поскольку теперь его жизнь больше не зависела от постоянных щедрот князя. Его доход, его власть и его социальный статус все больше основывались на владении недвижимостью. Как и следовало ожидать, первыми от непосредственной зависимости от князя освободились члены старшей дружины. Младшим дружинникам было труднее покинуть двор, так что их заселение на землю происходило медленнее. До конца XI – начала XII в. упоминания в летописях о боярских земельных комплексах крайне редки. Затем о них стали чаще упоминать, особенно в связи с разорением боярских селений в междоусобных княжеских войнах. Кроме того, Пространная редакция Русской Правды носит информативный характер в отношении землевладения знати. В более ранней Правде Ярославичей упоминаются только имения и состав живущего при дворе княжеского персонала, а в исправленном и дополненном издании, датируемом предположительно началом XII в., боярин выступает наряду с князем как крупный частный землевладелец.
Нет оснований полагать, что к концу киевской эпохи частная собственность князей, бояр и церкви получила такое широкое распространение, что большая часть земли принадлежала им. Представляется гораздо более вероятным, что большая часть земли осталась в руках независимых крестьянских общин. Но совершенно ясно, что задолго до конца киевского периода частная собственность на крупные земельные владения стала обычным явлением среди высших слоев киевского общества; и что земля, которой они владели, либо была отнята у крестьянских общин, либо была вновь колонизированной; и что частная собственность некоторых из этих землевладельцев должна была представлять из себя обширные сельские хозяйства. Именно к обзору того, как управлялись эти крупные комплексы, а также рабочей силы, которая их обрабатывала, мы сейчас и обратимся.
Глава 3
Организация поместья и рабочая сила
Сведения о внутреннем устройстве земельных владений крупных земельных собственников скудны и косвенны. Но достаточно указать, что это были тщательно спланированные хозяйства, укомплектованные сложной управленческой иерархией и содержавшие в качестве трудовой силы большое количество закупов (зависимых крестьян), рядовичей (наемных работников), а также холопов. Принимая во внимание сложную организацию, можно предположить, что большая часть их продукции шла землевладельцам. Киевский магнат, по-видимому, предпочитал эксплуатировать большую часть своей собственности, занимаясь непосредственным производством, а не сдавать ее арендаторам и получать доход от земли в виде ренты в денежной и натуральной форме. Если бы он выбрал второй путь, ему не понадобился бы административно-хозяйственный аппарат и работники, которых он нанимал. Князья и бояре долгое время занимались торговлей, и, возможно, когда они стали землевладельцами, они воспользовались растущим спросом на сельскохозяйственные товары, которые стали сами производить для рынка. Конечно, вполне вероятно, что большая часть того, что они собирали, шла на содержание их собственного большого поместного хозяйства. Но они могли бы получить многие из необходимых им для этой цели товаров, сдавая свою землю в аренду в обмен на оплату натурой. Поскольку скудные свидетельства позволяют сделать вывод о том, что они непосредственно занимались производством, представляется вполне оправданным считать, что по крайней мере часть того, что они выращивали, а возможно, и даже большая часть предназначалась для продажи.
Частные владения князей, первых крупных землевладельцев, были хорошо организованы уже в XI в. Головной постройкой земельного комплекса, принадлежавшего князю, был усадебный дом, где жил огнищанин, управляющий княжеским хозяйством, и где князь останавливался во время своих случайных визитов. Вокруг большого дома располагались жилища слуг, среди которых были тиун (управляющий по хозяйству) и главный конюх или конюший и повар. О важности этих людей (которые, по всей вероятности, часто являлись холопами) можно судить по установленному в позднейших изданиях Русской Правды вире в 80 гривен за их убийство – высшая сумма, взимаемая по закону. Весь комплекс поместья разбивался на несколько полунезависимых единиц, каждая из которых называлась селом, что соответствовало вилле в империи Каролингов. У каждого села имелись свои поля, луга, огороды, амбары и прочее. Во главе села стоял чиновник, именуемый в Русской Правде старейшиной села, который был аналогом западного виликуса. Кроме того, за полевыми работами наблюдал ратайный староста, который руководил работой закупов, холопов и рядовичей, возделывавших господские земли в каждом селе.
Наиболее ранние данные, свидетельствующие
о реальных размерах отдельных княжеских поместий, дает запись Ипатьевской летописи за 1146 г., сообщающая о разграблении двух поместий, принадлежавших двум сыновьям Олега, князя Черниговского. В одном из поместий имелось 700 холопов, а также обширные подвалы, где хранились 500 берковцев медовухи и 80 бочек вина. В другом было 900 зерновых стогов на гумнах, а также склады и подвалы с неуказанным содержимым. Летописец также сообщает, что 4000 лошадей, принадлежавших этим князьям, были захвачены мародерами.Ранние источники содержат еще меньше сведений о собственности церкви и бояр. Их организация, по-видимому, была почти такой же, как и в поместьях князя, хотя, несомненно, не столь сложной, поскольку они, скорее всего, не были столь крупными. В жизнеописании Феодосия, игумена Киево-Печерской лавры, составленном вскоре после его смерти в 1074 г., содержатся упоминания о развитой манориальной системе эксплуатации на монастырских землях с упоминанием административных чиновников, закупов и холопов. В более поздних монастырских записях часто упоминаются относящиеся к нему деревни и усадьбы, а также иерархия управляющих этими усадьбами и работниками.
Выборочное упоминание о церковных владениях в источниках XII в. свидетельствует о том, что они должны были быть обширными. При учреждении Смоленской епархии в 1137 г. Ростислав Мстиславич, князь Смоленский, преподнес новому архиепископу в дар земельную собственность, включавшую в себя две деревни с арендаторами и холопами, огороды, луга, участок непаханой земли и озера. Киевский князь Ярослав Ярославович пожаловал Киево-Печерской лавре три округа своего княжества, а его дочь Анастасия после своей смерти в 1159 г. оставила монастырю пять деревень. Когда князь Андрей Боголюбский построил во Владимире церковь Богородицы во Владимире-на-Клязьме (1158–1161), летописец зафиксировал, что он отдал церкви «многие имения и лучшие села и наделы земли». Эти и другие намеки на щедрые дары церквям и монастырям оставляют впечатление, что уже в XII в. монахи владели большими земельными богатствами.
Несмотря на увеличение числа таких крупных частных поместий, вполне вероятно, что к концу киевской эпохи большая часть земли, как указывалось ранее, все еще находилась в руках независимых крестьянских общин.
Смерды, входившие в состав этих организаций, продолжали вести свое хозяйство либо индивидуально, либо коллективно, в зависимости от характера общины. Но когда общинная земля переходила в частную собственность князя, боярина или церкви, общины теряли вместе с землей свою экономическую автономию. Те, кому повезло, становились арендаторами. Других, по-видимому, вытесняли из их владений, чтобы освободить место для создания сеньоральных поместий. Они становились рядовичами или закупами у собственника. Третьим, должно быть, приходилось продавать себя в холопство, дабы обрести средства к существованию для себя и своих семей.
Смерды, ставшие арендаторами или рядовичами у землевладельцев, которые забрали их земли, оставались свободными людьми. Но поскольку их жизнь теперь зависела от собственников, то их правовой и экономический статус сделался более шатким, чем у смердов, которые продолжали жить в независимых общинах и их социальный статус стал ниже [5] . Эти выводы вытекают из анализа ряда статей в двух более поздних сводах русского права, содержащихся в Пространной редакции Правды Ярославичей. Прежний свод законов касался в основном людей, которые управляли и работали в их владениях. В статьях, рассматривавших вопрос денежного возмещения князю за нанесение ущерба его имуществу или его слугам, смерды перечислены наряду с людьми, явно относившихся к нанятым князем тиунам, огнищанам, старостами, рядовичам и холопам. Такое постановление основывалось, по-видимому, на том, что подобные правонарушения противоречили личным экономическим интересам князя, лишали его службы его работника или пользования его имуществом и, таким образом, давали ему право на возмещение убытков от виновного. Ущерб, который надлежало выплатить князю за плохое обращение со смердом, указывал на то, что крестьянин попадал под действие законодательства только по той причине, что он, как и тиуны, огнищане и прочие, работал непосредственно на князя, или потому, что он был арендатором в одном из княжеских имений.
5
Не все историки, изучавшие эту эпоху, соглашались с тем, что среди смердов существовало подобное разделение. Многие, особенно более ранние авторитеты, утверждали, что статус всех смердов был одинаковый. Другие видные историки, такие как Юшков и Вернадский, настаивают на том, что термин «смерды» не был nomen generale для всего крестьянства, а относился только к зависимым крестьянам, перешедшим под контроль частного землевладельца, или же тем, чей правовой статус был ограничен властью князя. Представленная здесь интерпретация предложена рядом историков, в том числе Владимирским-Будановым, Павловым-Сильванским и Грековым. (Примеч. авт.)
Если эта гипотеза верна, то за правонарушения в отношении тех смердов, которые продолжали жить в своих самостоятельных общинах, князь не мог требовать возмещения ущерба, так как они не являлись ни его наемными работниками, ни его арендаторами. Нет также никаких оснований полагать, что выплата князю заменяла виру в сорок гривен, которые надлежало заплатить за убийство какого-либо смерда, будь то независимый общинник, нанятый в услужение, или арендатор князя. Видимо, эти деньги требовалось заплатить помимо этого.