Барин-Шабарин 2

– Добро. Осталось только научить крестьян заниматься пчеловодством, – больше для себя констатировал я.

Легко сказать, а вот сделать… Я поговорил с теми крестьянами, которые приглядывали за пчелиными пнями, не шибко они грамотны и вряд ли что запомнят, чтоб сразу к делу принять. Но не останавливаться же из-за этого?

– Хорошее начинание, барин. Вы, как я вижу, стремитесь наладить дела в поместье. Я потому и остаюсь, не ухожу. Но зовут обратно на Луганский завод, ведь мастеровой я знатный. Оклад ставят уже даже такой, как и вы положили, вернее сказать, что батюшка ваш, Царствие ему Небесное, – предупредил меня Козьма.

Или это он цену себе набивает?

Но я и так уже знал цену этому мастеру, что ушел некогда в запой по причине годовщины смерти жены, да некстати начудил перед посторонними. Пагубная страсть ему мешала, но такие мастера нужны любому заводу, Россия нынче ещё не в том состоянии, чтобы иметь конкуренцию на рынке труда. Этого самого рынка считай что нет. И откуда ему взяться при крепостничестве, когда у большинства работников низкая квалификация, а на заводе порой работают те же люди, что и в поле – сезонно между посевной и уборочной.

– Что по моему второму заказу? По, кхм, пистолю с барабаном? – спросил я.

– Барин, слово «револьвер» мне знакомо. На заводе пробовали наладить что-то похожее, чтобы продавать флотским офицерам, но… – Козьма развел руками.

– Предпочли иностранное? Или ничего не вышло? – спрашивал я.

– Да, и то, и другое. То, что вы нарисовали, мыслю так я, могло бы помочь на заводе сладить свой пистоль с барабаном, но то завод, а то… – сказал Козьма и состроил многозначительную мину.

Моя зрительная память меня не подвела. Я помню чертежи, не все, но образцов знаковых, законодателей моды в оружейной сфере – вполне. Достаточно же пару раз пострелять с того же револьвера, ну а после основательно задолбаться с его чисткой. Может чертеж и не совсем точный вышел, да и не чертеж, а вот рисунок вполне получился. Кстати, мои новые руки вполне могли быть живописца. Странным образом, но рисую сильно лучше, чем в иной жизни.

– Не тяни, мастер! – с некоторым нетерпением сказал я.

– Ствол сладить – не такая проблема. Но по уму, Алексей Петрович, я бы заказал стволы на Луганском заводе. Почему – потому, что они изготовят быстро и много. Мы же по времени даже стволы для револьверов будем делать очень долго. Нарезку сделать я сам смогу. Выточить барабан и просверлить в нём отверстия тоже. Всё смогу сделать, али даже в Луганске частями заказать. Вы добре все описали, с размерами… перевести с хфранцузских цифр нужно, да этот… калибр… в линии, но все едино – пружины надёжной не будет. Вот она, заковырка-то в чем была и в Луганске, когда мы собирали револьверы по образу Кольта, – сказал Козьма и развел руками.

– И что, с пружиной никак не решить? – спросил я, опасаясь того, что затея не выгорит.

– Отчего же? Можно заказать и в Англии, и во Франции. Хотя нет, во Франции нынче нельзя, так как, вроде, бунты начались. А из Англии можно – семь-восемь месяцев будут идти, – отвечал мастер.

Я задумался. Конечно, хотелось бы производить те самые револьверы самостоятельно, но я понимаю, что развитие металлургии в Российской империи оставляет желать лучшего, и в то время, как в Англии уже существуют многие сплавы, в нашем Отечестве лишь копируют их, да и то далеко не сразу.

– Да не расстраивайтесь вы так, барин. Я вам лучше скажу, к чему аглицкие по морю везти? Пружину можно заказать в Туле. Там те же аглицкие имеются. Или в Петербурге. Знаю человека, который за награду, кхм… – он повертел широкой рукою в воздухе, – продаст недорого пружины из Тулы в обход начальства. Еще и быстрее выйдет.

Вот он где, выбор. Сам я, вроде бы, борец со всем плохим во имя всего хорошего и ненавижу коррупцию. Но вот как же поступить человеку, который хочет создать нечто, например, те же русские револьверы для той же самой продажи офицерам морского флота Севастополя? Взятку давать? В обход завода покупать дефицит? А ведь может быть, эти пистолеты в итоге спасут чью-то жизнь, или же чуть больше покрошат английскую и французскую армии во время Крымской войны.

А для этого, выходит, необходимо преступить закон.

– Хорошо, Козьма Иваныч. Давай всё же попробуем сначала купить те самые пружины, али ещё что нужное, в Туле. Я так понимаю, что самое сложное – это нарезка стволов? – подумав, отвечал я.

– Нарезка ствола – сложное дело, но не потому, что требует особых каких станков али инструмента. Я буду день, а то и два, нарезать один ствол для револьвера. Это очень медленно идёт, часто сбиваешься, вот в том и сложность. Я стоял на нарезах пушек на Луганском заводе, так и там одна из двух лишь только получалась. Но все можно сделать. Так что… Высчитайте, барин, будет ли сие выгодно, или часть купить на заводе, там же и отлить, всем заплатить. Ну, и мне… Уж, как ведется, нужно и мне за работу, и тем, кто работать будет, – отвечал Козьма. – И патроны… отлить их можно, хотя в Туле я имел дело только с картоном. Но и ртутную соль нужно купить, пистон же нужно сделать. Ох, сколь работы, барин. И долго, и в разъездах…

– По деньгам не беспокойся. Но займись этим! – решительно сказал я. – Сколько денег нужно для… Пяти десятков револьверов?

Проташин ответил не сразу, а вдруг посмотрел на меня очень внимательно.

– Не мое сие дело… Но вы, барин, что, на войну собрались? Так я с вами! – усмехнулся мастер. – А в том… Патроны сладить нужно, а еще из меди хотите, хотя все нынче картонные пользуют, если вовсе пользуют. С тем ли делом вы связываетесь?

– Ты, как я погляжу, шибко умный, да скорый препираться со мной, – раздражаясь, сказал я. – Если получится, то вместе озолотимся. Так что вот… Я рисунки, ты претворяешь в жизнь. Грамотный же, вон и мне перечить вздумал?

– Учился в школе при заводе, был на стажировке в Туле, – не понял моего сарказма мастер, а намек на угрозу и вовсе проигнорировал.

– Сделай! – настаивал я.

– Вот что я скажу…

Проташин снова переступил с ноги на ногу.

– Ну?

– Перемани, барин, мастерового одного. Я начальствовал над ним, вот кто пистоли ладил на заказ, также и дуэльные. Он смог бы.

Между тем я не собрался ни тешить свое эго при отношениях с Козьмой, ни попрекать его хоть чем-то. Я взял себя в руки и просто успокоился. Дело в том, что я сейчас предлагал не конструкцию Кольта, Адамса или Лефоше, я предлагал чертеж Смита и Вессона, наиболее совершенной конструкции револьвера, чем вероятные предшественники, которые уже должны были быть не только изобретены, но и защищены патентами.

И это, если все получится, только начало. Не вижу серьезных препон, чтобы не создать револьвер братьев Наганов. Но в этой системе патроны – уже более сложные в производстве. А на «Смит и Вессон», надеюсь, что получится отлить медные гильзы и создать то, что Козьма называет «пистон», но я понимаю, что это капсюль.

Выбор револьвера «Смит и Вессон» был обусловлен тем, что, если не так давно создана предшествующая ему линейка револьверов, похожее оружие, то есть и патенты. Тогда на меня могут подать в суд – а я со своими судами только разобрался, да и то лишь на отсрочку вышел. Так что нужно делать другое, что-то не запатентованное еще. И пусть могут быть патенты и на отдельные решения в конструкциях… С другой же стороны, если получится хоть как-то наладить производство этого оружия, то я не поленюсь и сам поеду в Петербург, чтобы представить отечественную разработку.

Так что тысячи рублей, которые я предлагал в быстром порядке предоставить в казну, абсолютно не жалко. Единственное, я, конечно же, попросил сохранять всё это в секрете. С одной стороны, никто не должен знать, о том, что у меня есть деньги, с другой стороны, нужно сохранить и тайну создания самих револьверов.

Да, я помещик, я погорелец, в проблемах, как и в долгах, как в шелках. Но я же и носитель знаний. Ядерную бомбу не создам, но что-то могу же подсказать. Вот что смог бы я предложить своему Отечеству? Бездымный порох. Это же, вроде бы, и не сложно, а дальше ведет к созданию динамита. Что там? Хлопок, и он воспламеняется от азотной кислоты. И то, и другое, насколько я понимаю, достать можно. Если только резко увеличить производство кислоты. Менделеева бы… Но он, насколько я знал, уже во второй половине девятнадцатого века творил.