Барин-Шабарин 2

Сложное решение, конечно, стать на осадное положение в тот момент, когда ещё посевная не закончилась. Но безопасность для меня на первом месте. Нет, не столько я беспокоюсь о себе, сколько о том, что у Жебокрицкого может сорвать крышу, и тогда он развяжет междоусобную войну со смертями, взрывами, стрельбой, засадами и поджогами всего, что горит. Вот этого допустить никак нельзя. Резонанс будет. Случится расследование, и ещё неизвестно, на чью сторону встанет так называемое «местное правосудие». Врагов у меня в городе хватает. Кстати, о них… Что-то молчат, не дергают.

Мог ли Кулагин прислать своих людей сжечь мой дом? Мог, но верится с трудом. Тем более, что в ходе расследования были опрошены станционные смотрители всех почтовых станций в округе, проверены гостиные дома в Луганске, Славяносербске. Не было подозрительных личностей. Всякие обретались в городках и на станциях, но моему описанию Тараса никто не соответствовал.

– Вакула, берёшь свой десяток. У кого есть сабли и кто умеет ими владеть, также быстро вооружиться, и выдвигаемся на дорогу, что ведёт в усадьбу Жебокрицкого, – продолжал приказывать я. – Срочно сообщите о случившемся господину Картомонову, скажете ему, где меня найти.

Голову вдруг пронзила мысль, что, может быть, сегодняшний поджог – дело рук моего крестного. Он немало кричал о том, что нужно сжечь Андрея Макаровича Жебокрицкого вместе с его домом. Я-то воспринимал эти воззвания как браваду, за которой не будет решительных действий. Но кто знает, не случилось ли здесь, как в той поговорке про мальчика, который постоянно кричал, что волки идут грызть овец? И в тот момент, когда и вправду так произошло, мальчику никто не поверил.

– Бах! – грохнул выстрел, когда не сильно спеша, конь-то мой уставший, я ехал к, так сказать, «дальней заставе».

– Быстро за мной! – выкрикнул я, хлестнув коня плеткой в бок.

На моей земле стояло более двадцати конных, при этом у них были ружья. У меня ружье было да два пистолета – вот и всё огнестрельное оружие. Но нельзя показывать своего замешательства. Да и не было растерянности. Уж хотели бы убивать, так стреляли бы в нас. А эти ждут.

– Почему вы на моей земле, еще и с оружием? – выкрикнул я еще за метров тридцать до грозных незнакомых мужиков.

Вперед выехал человек, которого я узнал. Когда собирал сведения о Жебокрицком и его окружении, о Лавре Петровиче Зарипове пришлось также осведомиться. Он был для Жебокрицкого, как, наверное, Тарас для Кулагина. Вот только Зарипов – дворянин, и мне непонятно, почему он терпит унижения от Жебокрицкого. Подслушанный в кабинете соседа-помещика разговор – яркое доказательство, что Лавр не блюдет свою дворянскую честь.

– Господин Шабарин, мы прибыли предупредить вас о том, что отныне вы сильно задолжали господину Андрею Макаровичу Жебокрицкому. Вам следует незамедлительно выплатить… – Лавр замялся.

Возможно, что его смутило мое поведение. Я перекинул правую ногу, принял вызывающий вид, сложа ногу на ногу в седле. А еще я усмехался. Так боязливые барчуки себя не ведут. А я помнил тот скепсис Лавра, что он высказывал своему хозяину в кабинете, что я, дескать, не способен ни на какой серьезный поступок.

– Так сколько же денег хочет мой сосед за то, что… чего я не делал? А вот ему нужно бы заплатить мне за дом, – сказал я.

– Ваш дом сожгли не мы! – выкрикнул раздраженный Лавр.

– Не верю! – солгал я.

– Я дворянин, я вам слово чести даю! – возмутился Лавр Петрович.

Я не мог скрыть пренебрежения во взгляде, да и не хотел этого делать. Человек чести не мог позволить с собой так разговаривать Жебокрицкому.

– Если мы продолжим разговор о доверии, то он ничем иным не кончится, кроме как дуэлью, – сказал я.

– Я прибыл не для того, чтобы с вами дуэлировать, между тем, если обстоятельства сложатся так, что без этого не обойтись, я к вашим услугам, – сказал Зарипов.

Однако! Это неожиданно.

Теперь я посмотрел на него с недопониманием. Меня он не боится вызвать на дуэль, демонстрирует, что дворянская честь для него – не пустой звук. Но почему же тогда разрешает унижать себя?

– Мы отклонились от темы. Правильно ли я понял, что Андрей Макарович Жебокрицкий объявляет мне войну, при этом не считает нужным сделать это лично? – решительным голосом спрашивал я.

– Не совсем так. Война… это слишком, вы не правильно поняли. Вы только лишь должны выплатить господину Жебокрицкому деньги, – смущаясь и пряча глаза, сказал Зарипов.

– Да? Всего-то? Я уже имел дело с тем, чтобы заплатить вашему… Другу? Пусть будет «другу», чтобы не сказать грубость. Так вот… За то, чего не делал я платить не буду. Если решите настаивать… Что тогда? – говорил я.

– И все же слово «война» я бы поостерегся. Я был на войне… – предельно серьезно сказал Зарипов.

Я чуть успел себя одернуть и не сказать, что я тоже был на войне.

А вообще, у меня складывалось ощущение, что в присутствии тех людей, которых сам же и привел, Зарипов не может сказать то, что, возможно, хочет.

– Как вы смотрите на то, чтобы пройтись в стороне и поговорить? – поинтересовался я у Лавра Петровича.

– Пожалуй, если вы на том настаиваете. Я не хотел бы допустить смертоубийства, но ситуация накалена столь сильно, что лишь от нашего благоразумия зависит, сколько людей еще пострадает, – сказал Лавр и первым спрыгнул с коня.

Так же лихо, как мой оппонент, я слезть с лошади не мог. Пусть у меня так и не случился перелом ребер, и бок лишь иногда покалывает, но самой главной причиной моей неуклюжести была та часть тела, на которой нужно держаться в седле. Вот что могу сказать: профессиональные кавалеристы – парни с мощными и, видимо, мозолистыми задницами.

– Сколько ваш господин хочет за то, чего я не делал? – спросил я, как только мы оказались на достаточном расстоянии от наших людей.

– Десять тысяч или поместье, – смущаясь, сказал Лавр.

Глава 3

Я рассмеялся. Настолько требования Жебокрицкого казались нереальными.

– У Андрея Макаровича были сожжены ассигнации. Более чем на десять тысяч рублей серебром, – сообщил мне интересную информацию мой оппонент.

Когда я хватал документы и деньги в кабинете Жебокрицкого, то почти и не смотрел, что беру. Однако почти уверен, то там было меньше десяти тысяч. Так что-либо Жебокрицкий лжет, либо я не все забрал.

– Странная манера держать деньги – в зернохранилище. Мне сорока на хвосте принесла, что у него горел амбар, – сказал я, делано удивляясь.

– Кабинет Андрея Макаровича сгорел, – сказал Лавр.

Я поднял брови, изо всех сил стараясь не переигрывать.

– Послушайте, Лавр… Петрович, уж простите за фамильярность. Но вот это все, – я указал в сторону стоящих друг напротив друга двух групп мужиков. – Неправильно. Какие-то средневековые разборки. Вы не думаете, что против нас играет кто-то иной? Всё ведет к тому, что мы сцепимся, может, и поубиваем друг-друга. И даже не на дуэли, что было бы признаком чести, но господин Жебокрицкий уже манкировал мой прилюдный вызов. Сделал вид, будто и не было такового. И, заметьте, я не вызвал его в присутствии иных дворян на суд чести.