Бармалей и Снегурочка

В общем, сидел Василий Павлович утром в мастерской, смотрел на болванку, которую держал в руках – так называл он неудачную куклу – и думал. Но думал вовсе не о кукле, как было все последнее время, а о вчерашней гостье, о Марфушке. Мысль о том, что их встреча с девушкой была не случайной, никуда со вчерашнего вечера не делась, наоборот, окрепла и переросла в уверенность. Василий Павлович, как и всякий Волшебник, пусть и кукольный, обладал даром предвидения. Вот и теперь, возникло у кукольника предчувствие, что с появлением Марфы грядут в их жизни перемены. Но вот какие, в лучшую сторону или, напротив, в худшую, этого он пока разобрать не мог. Потому и ждал с нетерпением, когда гостья проснется. Думал, может, тогда что-то прояснится.

А она не торопилась, разоспалась. Уже и Раиса Петровна встала, уже и завтрак состряпала, а Марфуша все почивала.

– Видать, умаялась девонька, – вздыхая, говорила хозяйка со значением. – Ну, пусть поспит еще. Сон, дело молодое.

Однако вскоре Раиса Петровна и сама встревожилась.

– Что-то не встает и не встает, – сказала она беспокойно. – А ну, загляну я к ней, все ли у нее хорошо?

Вопреки ее переживаниям, с Марфушкой все было в порядке. Она, одетая и причесанная, сидела у окна, смотрела на улицу, где в морозной глубине скребли лопатами дворники, убирая снег после вчерашней метели. Только мысли ее были где-то далеко, гораздо дальше зимы за окном. Увидев входившую в комнату Раису Петровну, она улыбнулась ей навстречу. Но, как показалось хозяйке, грустно улыбнулась.

– А ты что же к нам не выходишь? – спросила Раиса Петровна. – Ты выспалась ли? Все ли хорошо?

– Доброе вам утречко! – сказала, точно колокольчик прозвенел, Марфонька. – Да, я выспалась, спасибо огромное. И, вздохнув: – Нет, хорошо не все.

– А что ж тебе не так? – встревожилась Раиса Петровна.

Марфутка снова вздохнула.

– Вчера я к вам просилась всего лишь на одну ночку...

– Так.

– Но... На самом деле... Так сложилось, что идти мне некуда. Это временно, правда! Просто, надо понять и решить, что делать дальше. Можно, я пока у вас тут останусь? Я много места не займу, и постараюсь не мешать.

– Господи, да конечно! Мы тебе сразу сказали, оставайся, хоть насовсем! Сколько надо, столько и живи, ты нам не в тягость, а в радость. Мы же, сама видишь, одни живем, и внучки у нас нет. Будь нам внучкой!

– Ой, спасибо! – обрадовалась Марфутка. Было видно, что с ее души, будто целый воз груза свалился, такое случилось облегчение. – А я вам за приют и тепло по дому все делать буду. Я много чего умею, и работы не боюсь.

– Да не надо, девонька, не надо. Я и сама еще справляюсь вполне. Ну, если только не в тягость помочь что, это, пожалуйста. А так...

– Конечно, не в тягость, Конечно. Только, у меня к вам одна просьба будет. Если можно.

– Пожалуйста, все что угодно. Чем сможем, поможем.

– Нет-нет, ничего такого мне не нужно. Просить хочу я вас о том лишь, чтоб не мучали вы меня расспросами. Откуда я бегу, да где жила раньше, да что со мною приключилось. Я, правда, никакая не преступница, просто... Просто лучше мне пока не раскрываться, а вам – ничего про меня не знать. Я не хочу принести вам огорчение или какую-то беду, только поэтому.

Раиса Петровна внимательно посмотрела в ясные, будто ярилино озеро, глаза Марфоньки. Потом пожала плечами.

– Несколько необычно это, прямо сказать. Мы могли бы помочь, кабы знали, в чем твоя беда. Ну, да ладно, твое дело. Храни свою тайну, коли хочешь, никто тебя из-за нее мучить не будет. Я и Василия Павловича предупрежу, чтобы не приставал к тебе. А как захочешь, то и сама все расскажешь, правда? Неожиданно она погладила Марфутку по щеке. – Ну, пошли завтракать! Я ватрушек испекла.

Вот так появилась и осталась жить в доме артистов-кукольников, в их Дозорной башне девица со смешным именем Марфушка.

Несмотря на связанную с Марфой тайну, никакой тревоги из-за ее появления в их жизни, старики не ощущали, и никаких опасений у них не возникло. Наоборот, казалось им, что солнышко поселилось в их доме. Веселье и смех, и много-много песен. Звонкий, как весенний ручеек, голос Марфушки целый день раздавался из разных концов и пределов дома. А уж, какой красавицей Марфонька оказалась – всем на загляденье! Глазам на радость и на отдохновенье. То, что вечером показалось им возможным, утром расцвело и предъявило себя белым днем миру красой необыкновенной.

И все-то у нее в руках спорилось, за что ни возьмется!

В общем, старики гостье нарадоваться не могли, даже забыли, что она им не родная и стали звать внучкой. А и то ведь, такой внучки им не хватало, а они очень ее желали.

Ну и, само собой, всякие расспросы отложили до поры до времени. Решили, ну какое зло от этого чуда чудного исходить может? Только радость! Настанет время, думали они, и все злое, что ее печалит, рассеется, вот тогда она им все сама и расскажет. А до того нечего ее душу смущать и беспокоить.

Но зато сама Марфушка оказалась девушкой любознательной, чтоб не сказать, любопытной, и не забывала про то, что ее интересовало вопросы задавать. Вот как-то она у Раисы Петровны и спрашивает:

– А скажите, бабушка Раечка, почему Василий Павлович тогда сказал, что вы Дозорова через черточку? Это как? Я не понимаю.

– Ты запомнила?! – удивилась Раиса Петровна. – Вот что значит, память молодая! Ну, да тут никакой тайны нет. Василий Павлович потому что Дозоров по фамилии, а я, стало быть, Дозорова-Утяшева. У меня двойная фамилия, пишется через черточку. Поэтому.

Они как раз на кухне были, собирались с Марфушей чаевничать. Раиса Петровна замолчала, задумалась, пока чай по чашкам разливала. Потом продолжила свой рассказ:

– Ну, здесь, в общем-то, никакой тайны нет. Я происхожу из берендейского рода Утяшевых. Это очень древний, известный в Берендейске-городе род. Мы, Утяшевы, очень гордимся заслугами и достижениями наших предков. Семья наша старинная, даже герб свой есть. А Василий Павлович, он из служивых людей, из рода Дозоровых. И это тоже известная и уважаемая семья. Однажды мы с Васей встретились и полюбили друг друга. Но, как бы это сказать... Мои родители, и прочие родственники посчитали, что он мне не пара. Понимаешь? Они выступили против нашей любви, против нашего союза. Но только мы все равно поженились, и чтобы показать, что мы с ним равны, назло родителям, я взяла себе двойную фамилию, через черточку – Дозорова-Утяшева. Но Василий Павлович... У него все равно какая-то обида, что ли, осталась на тот давний случай, так что он иногда его припоминает, таким примерно образом. Про черточку скажет, или еще что такое. Но, если не считать этого досадного, но маленького недоразумения, мы с моим Волшебником прожили долгую и счастливую жизнь. Душа в душу. Любовь нас грела и оберегала.

– Ах, какая прекрасная повесть! – вздохнула Марфутка. Она слушала Раису Петровну, подперев щеку рукой, раскрыв рот.

– Да, практически сказка, – улыбнулась Раиса Петровна. – Василий Павлович мой Волшебник, а я его Куколка. Так он меня называет. Только не на людях, а когда мы остаемся одни. Куколка... Никто больше... Это действительно прекрасно.

Раиса Петровна и сама вздохнула, почувствовав стеснение в груди от избытка нахлынувших чувств. Она помолчала немного, позволила сердцу успокоиться, и тогда продолжила: