Бармалей и Снегурочка

– Наверное, у вас много учеников? – торопливо спросила Марфа. Ей и самой показалось, что она лишнего сказала. – Не удивлюсь, если это так.

– Ты знаешь, нет, – возразил с видимым сожалением Мастер. – Вообще говоря, кукольник, это не профессия на самом деле. Это образ жизни, призвание и состояние души. Нет смысла учить кукольной науке человека, который через полгода, а то и меньше, заявит, что надоело ему все, и пойдет-ка он лучше грузовик водить. Или танцевать в балете. Понимаешь? Ученик должен созреть. Его душа должна созреть. И дозреть. И вот когда он для себя уяснит совершенно точно, что без кукол ему не жить, вот тогда – милости просим. Можно и поучиться. И даже нужно. Таким ученикам я никогда не отказываю. Учу даже одного. Скажу тебе по секрету, ученик у кукольника – редкость. Его важно не спугнуть.

– Кукол надо любить, – сказал ежик. – Особенно меня.

– Правильно говоришь, – согласился с ним Василий Павлович. – Но и способности тоже нужны.

– Какие-то особенные способности?

– Я не знаю. Пожалуй, да. Знаешь, ко мне иной раз обращаются кукольники, из разных стран, и даже знаменитые мастера. Марионеток делают, и тому подобное. И отлично делают, шедевры получаются! Все их знают, им подражают. И вот они просят показать им устройство этих кукол, хотят научиться создавать их. Я ведь никому не отказываю, потому что, считаю, это благое дело. Набрался опыта – раздай его другим. Поделись! Умением, радостью, благостью – надо делиться, потому что это все дается свыше, это нельзя присвоить. Так вот, некоторые мастера так и не смогли понять принцип, как мои куклы устроены. Бились-бились, и ни в какую! А ты сразу секрет разгадала!

– А, по-моему, тут все понятно, – сказала Марфуша. – Какой секрет?

– Я и говорю, что странно это. Тебе, девка, прямая дорога в кукольный театр. В наш новый театр Живых кукол. Нам и мастера, и артисты нужны. А ты почти уже готовая. Вон, как ты ловко ежика приручила.

– Ничего она меня не приручала, – обиделся ежик. – И никто не приручал. Я сам такой, общительный, но совсем не прирученный.

– Ты зря обижаешься, – сказал Василий Павлович. – Мы всегда приручаем друг друга, и становимся друг-дружкиными. И, чтоб ты знал, мы в ответе за тех, кого приручаем.

– Значит, теперь Марфочка за меня в ответе?

– Конечно, ежик, помни об этом!

– Значит, и я за нее в ответе. Это хорошо. И это странно. Но хорошо. Мне нужно подумать...

А пока ежик думал, Марфа перезнакомилась с другими куклами. И с Кроликом, и с Маленьким принцем познакомилась. Но больше всего ей понравилась, и они быстро сошлись с девочкой в желтом, с рыжеволосой Алисой. Алиса от Марфени тоже была без ума.

– Мы с тобой дополняем друг друга, – сообщила Алиса, когда они разговорились. – Это потому, что мы такие разные. Хотя, с другой стороны, мы и очень с тобой похожи. Глаза, например. У тебя голубые, а у меня они тоже большие. Или волосы. Ты блондинка, а у меня коса рыжая, но ты запросто заплетешь толстую косу и себе. В смысле, ты можешь заплести мне такую же, как у тебя. Все остальное тоже похожее, руки, ноги. И, самое главное, Волшебник нас обеих любит.

– Это точно, любит, – соглашался Василий Павлович. – С этим не поспоришь. В этом смысле вы точно сестры.

– Я буду вам помогать кукол делать, – сказала Марфа. – Можно?

– Можно, – согласился Мастер. – Только у меня сейчас процесс делания кукол застопорился. Я уже говорил об этом. Злодей для нового спектакля, с ним проблема. Он у меня не выходит, а сделать его нужно, во что бы то ни стало, потому что без него спектакля не будет. Верней, спектакль, конечно, будет, но совсем уже другой спектакль, не тот, который мы теперь готовим. Ты не знаешь, но куклы наравне с кукольником диктуют, в каком спектакле они будут играть. И тут иногда, как в этом случае, возникают разночтения, в результате не получается игра единым ансамблем, каждый тянет в свою сторону. Надо что-то делать, а времени переделывать эту, или вовсе другую постановку затевать, времени уже нет. Поэтому, нужна, как воздух, правильная кукла. Но она мне не дается. И я не помню, когда еще такое было, чтобы кукла скрывалась, чтобы даже образ ее перед глазами не возникал. Идея общая есть, а образа – нет. В результате главный злодей получается добрым, как доктор Айболит. А это катастрофа! Спектакль с добрым злодеем это уж точно не для детей. Слушай, а, может, ты что подскажешь? А ну, посмотри свежим взглядом, скажи, что, по-твоему, с нашим злодеем не то. Посмотришь?

С этими словами Василий Павлович снял со стеллажа и поставил на рабочий стол продолговатую коробку средних размеров, в такие обычно упаковывают кукол в кукольных магазинах. Он снял крышку и показал лежавшую в коробе куклу. При виде ее Марфушка вздрогнула. Но не потому, что испугалась. В действительности кукла ей кое-кого напомнила.

– Ой, – сказала она.

– Страшно? – спросил Мастер.

– Нет, – девушка покачала головой. – Совсем не страшно.

– Вот и я о том же, – Василий Павлович достал куклу из коробки. Пришитые к краям ее шляпы колокольчики издали мелодичный звон. Кукольник повертел куклу в руках, демонстрируя ее со всех сторон. – Видишь, какая, – сказал. – И совсем не страшная. Видно, я не умею страшных кукол делать, – вздохнул он. – Если разобраться, у меня ни одного злодейского или страшного персонажа и нет. Не делал я их никогда. А когда понадобился, то и не выходит ничего.

– А как вы его назвали? – спросила Марфа. – Имя для этой куклы вы уже придумали?

– Имя раньше всего придумалось. И имя это Злозвон.

– Ой, – Марфушка прижала руки к груди.

– Что?

– Нет, ничего. Просто... Просто мне кажется, – подумав, сказала она тихонько, – что у настоящего Злозвона на шляпе не колокольчики, а сосульки висят. И они так глухо позванивают, когда он идет по лесу, что сердце стынет от ужаса.

– А ведь верно! – с воодушевлением согласился Василий Павлович. – Так и должно быть. Да-да, сосульки! Как же я сам не додумался, ведь, вроде, просто! И мы что-нибудь такое придумаем, из чего эти звонкие сосульки сделать. Не пойму, что я с этими колокольчиками связался. Какие-то бубенцы, надо же. Конечно, сосульки! Постой, а он, Злозвон, что, на самом деле существует? Как персонаж, я имею в виду? Каких-то мифов, сказаний? Или еще где? Я нигде не встречал, потому и решил, что сам его придумал... Что-то мне послышалось такое, почудилось... В атмосфере, что ли...

Снегурочка пожала плечами.

– Я не ведаю, – пролепетала она, вдруг смутившись. – Просто я представила, что должны быть сосульки, если он – Злозвон. И еще... Она собиралась что-то сказать, но передумала. Быстро взглянув на Василия Павловича, она окончательно стушевалась, отвела глазки и покраснела. Щеки ее покрылись румянцем, точно бока у наливного яблочка.

– Что еще? – ухватился он за слово. – Говори, девица! Да не тушуйся ты так! Мы, что-то придумывая, все в одинаковом положении находимся – и старый, и малый, и опытный, и юниор. Часто ошибаемся, бывает и такое. Это не страшно. Наш опыт – внук ошибок трудных, знаешь?

– Нет-нет, – Марфутка покачала головой. – Больше мне сказать нечего.

Василий Павлович вздохнул.

– Жаль! Ну, ладно. А за сосульки тебе спасибо! Видишь, я не додумался, а ты подсказала. Умница.

Вот так Марфа и осталась в доме артистов кукольного театра Дозоровых. Она легко и непринужденно, весело и припеваючи делала работу по дому. Которой, к слову сказать, случалось не так уж мало, потому что квартира была большой, и уборки в ней накапливалось достаточно. Но Марфуша не знала усталости, порхала по дому, как бабочка в июльский полдень. Раисе Петровне доставалось щи варить да пирожки печь, что она и делала с удовольствием. Ароматы выпечки витали по дому и, поднимаясь, достигали «кадочки», где колдовал над Злозвоном Василий Павлович. Марфушка и в мастерской все успевала, и науку кукольную перенять, и урок какой выполнить. Только от Злозвона она старалась держаться подальше, и даже не смотрела в его сторону.

– Раиса Петровна, – спросила она как-то хозяйку. – А что вы все одни и одни? Я имею в виду, у вас своих деток нет?

Раиса Петровна отложила в сторону ложку, которой размешивала что-то в большой миске, и, опустив руки, разгладила ими веселый фартук на животе. Но взгляд, которым она ответила Марфе, был совсем не веселым, а мучительно печальным, полным неизжитой боли.

– Ой, – сразу осеклась девушка. – Я, видимо, не должна была спрашивать. Простите.

– Не извиняйся, спросила и спросила, что уж теперь, – Раиса Петровна глубоко вздохнула. – Что уж теперь, – повторила. – У нас была дочка, Александра, – поведала она после паузы тихо. – Умница, красавица. С нами вместе куклами занималась. Талантливая... была...

– Была? Что случилось?

– Пять лет назад, аккурат в день зимнего солнцестояния, а точней, уже вечером, когда самая длинная ночь, или, как у нас говорят, карачун, началась, они с мужем Борисом погибли.

– О Боже! Как?

– Разбились на машине. Странная авария. Они возвращались домой, было еще не поздно, и снега не так много, как вот теперь. Откуда-то сбоку вылетела другая машина и сбила их с дороги. Скорость была большая, они ничего не могли сделать. Ударились в дерево и сразу погибли. На месте.