Барнеби Радж

– Для чего приходила, сэр?.. – Долли замялась. – Ты скажешь правду, я уверен. Что ты принесла? Долли с минуту была в нерешительности, но, ободренная его тоном, ответила, наконец:

– Ну, хорошо, сэр, скажу: я принесла письмо.

– Разумеется, от мистера Эдварда Честера? И несешь ему ответ?

Этот вопрос опять застиг Долли врасплох, и, не зная, на что решиться, она расплакалась.

– Напрасно ты так волнуешься, глупенькая, – сказал мистер Хардейл. – Можешь спокойно ответить мне – ведь ты же знаешь, что мне стоит только спросить Эмму, и я тотчас узнаю правду. Письмо к Честеру при тебе?

Долли была, что называется, не робкого десятка. Она видела, что ее окончательно приперли к стене, однако не сдалась.

– Да, сэр, – ответила она, дрожа от волнения и страха. – Оно при мне, но я его не отдам. Вы можете меня убить, сэр, но я его вам не отдам. Простите, сэр, не могу я этого сделать.

– Мне нравится твоя стойкость и прямота, – сказал мистер Хардейл. – Поверь, я не собираюсь ни убивать тебя, ни отнять у тебя письмо. Ты славная девушка, и твои друзья, я вижу, могут на тебя положиться.

Подозревая все-таки (как она потом рассказывала), что мистер Хардейл этими похвалами просто хочет ее «обойти», Долли старалась держаться от него подальше, и все плакала, полная решимости защищать до последней капли крови свой карман, где лежало письмо.

А мистер Хардейл минуту-другую молча смотрел на нее, и улыбка осветила его всегда хмурое и печальное лицо, когда он заговорил снова:

– Знаешь, что: у меня есть план. Я решил взять для Эммы компаньонку, чтобы она не была так одинока. Не хочешь ли ты занять это место? Ты ведь ее подруга детства и больше всех имеешь на это право.

– Не знаю, сэр, – сказала Долли, опасаясь, не подшучивает ли он над ней. – Не знаю, что дома на это скажут. Я сама не могу ничего решить, сэр.

– А если твои родные не будут против, неужели ты откажешься? – возразил мистер Хардейл. – Ну, смелее! Вопрос простой и ответить на него нетрудно.

– Конечно, нетрудно, – промолвила Долли. – Я люблю мисс Эмму и рада всегда быть при ней.

– Ну, вот и отлично. Только это я и хотел знать, – сказал мистер Хардейл. – Тебе, видно, не терпится уйти? Так я тебя больше не задерживаю.

Долли не стала дожидаться, пока он передумает; не успели эти слова слететь с его губ, как она была уже за порогом и, выбежав из дома, помчалась в поле.

Немного придя в себя и вспоминая пережитой испуг, она конечно, первым делом опять поплакала, а затем, при мысли о том, как удачно все кончилось, весело засмеялась. Слезы высохли, их сменила улыбка, и Долли в конце концов расхохоталась так, что вынуждена была прислониться к дереву, пока не пройдет этот приступ веселости. Совсем обессилев от смеха, она поправила прическу, вытерла глаза, победоносно оглянулась на трубы Уоррена, уже едва видные отсюда, и пошла дальше.

Наступили сумерки и быстро темнело, но тропинка, во которой Долли часто ходила, была ей настолько знакома, что она вряд ли замечала сгущающийся мрак и ни чуть не боялась идти одна. Притом она была занята рассматриванием нового браслета; надо же было и протереть его как следует, чтобы он чудесно засверкал на вытянутой руке, и полюбоваться на него с разных сторон, вертя руку и так и этак, – все это целиком поглощало Долли. Потом – письмо Эммы; у него был такой загадочный и многозначительный вид, и Долли знала, что оно содержит в себе много важного, – как было не вынуть его из кармана, не осмотреть внимательно раз, другой и третий, гадая, с чего оно начинается, какими словами кончается и что вообще в нем написано? Это тоже отняло много времени. Браслет и письмо занимали все внимание Долли – где же тут было думать еще о чем-то! И, любуясь то одним, то другим, она весело шла к «Майскому Древу».

Когда она проходила по узкой тропке между живыми изгородями, среди которых кое-где росли и деревья, ей послышался рядом какой-то шорох, приковавший ее к месту. Она прислушалась. Вокруг все было тихо, и Долли пошла дальше. Хоть и не очень испугавшись, она все же немного ускорила шаг и была уже не так беззаботно весела, как до сих пор, – все-таки боязно было одной в темноте.

Как только она двинулась дальше, она услышала тот же легкий шум – казалось, кто-то крался за нею среди зарослей. Вглядываясь в то место, откуда доносились звуки, Долли как будто различила согнутую фигуру. Она опять остановилась, но вокруг все было спокойно, как и прежде. Она зашагала вперед уже значительно быстрее и даже попробовала мурлыкать песенку, уверяя себя, что, наверное, это ветер шелестел в кустах.

Но почему же ветер шумит, пока она идет, и утихает, как только она останавливается? При этой мысли Долли невольно остановилась – и шорох в кустах тотчас затих. Тут она уже не на шутку перетрусила. И в то время, как она стояла в нерешимости, кусты впереди затрещали, раздвинулись, и из них на тропинку выскочил какой-то мужчина.

Глава двадцать первая

В первый момент Долли почувствовала невыразимое облегчение, узнав в человеке, который так внезапно выскочил из кустов и загородил ей дорогу, Хью, конюха из «Майского Древа». Она окликнула его с искренней радостью. – Ах, это вы? – сказала она. – Слава богу! Зачем вам вздумалось так меня пугать?

Хью ничего не ответил – стоял неподвижно и смотрел на нее.

– Вы вышли ко мне навстречу? – спросила Долли.

Хью утвердительно кивнул и буркнул что-то невнятное – вроде того, что он ее дожидается давно, а она почему-то долго не шла.

– Я так и думала, что кого-нибудь пошлют меня встречать, – продолжала Долли, уже совсем успокоенная.

– Никто меня не посылал, – угрюмо отрезал Хью, я пришел сам от себя.

Грубость этого парня, его неряшливый и дикий вид часто внушали Долли смутное беспокойство даже и тогда, когда вокруг были люди. А встреча с этим непрошенным провожатым в таком уединенном месте и в быстро сгущавшейся темноте еще усилила ее тревогу.

Если бы физиономия Хью выражала сейчас, как обычно, только упрямство и угрюмую свирепость, он казался бы Долли не более антипатичным, чем всегда, и она, пожалуй, даже была бы довольна, что пойдет дальше не одна. Но в его глазах сейчас заметно было что-то вроде дерзкого восхищения, и это сильно пугало девушку. Она боязливо покосилась на него, не зная, как быть, – идти дальше или отступить, а Хью все стоял, похожий на красивого сатира, и в упор смотрел на нее. Так дрошло несколько минут, и никто из них не шевельнулся, не прервал молчания. Наконец Долли, собравшись с духом, стрелой прошмыгнула мимо Хью и побежала вперед.

– Зачем это вы так бежите от меня? – сказал Хью, догнав ее, и пошел рядом, соразмеряя свой шаг с шагом Долли.

– Мне надо вернуться как можно скорее. А вы мне мешаете. Вы идете слишком близко, – сказала Долли.

– Слишком близко? – Хью наклонился к ней, и она ощутила на лбу его дыхание. – Почему слишком? Вы всегда задираете нос, когда разговариваете со мной, мисс гордячка. – Вы ошибаетесь, я не гордячка, – возразила Долли. – Отодвиньтесь, пожалуйста, или ступайте вперед.

– Нет, мисс, – Хью, изловчившись, взял Долли под руку. – Я пойду рядом с вами.