Барон Дубов 2

— Кто… ты такой? — еле выдавил граф.

— Барон Николай Дубов.

— Я тебя… запомнил Дубов… и тебя… — Моркинский взглянул на оркессу и потом на меня. В глазах мелькнул страх. — Оркесса, вы ещё поплатитесь.

Он еле выпрямился, держась за живот, затем отпустил его и злобно взглянул на меня. Хотел ещё что-то сказать, но передумал. Схватил девушек за руки и ушёл. Красотки с видимым сожалением оборачивались на ходу в мою сторону.

Лакросса сидела, положив ладонь на лоб.

— Я думала, ты пошутил, когда сказал, что проблемы находят тебя.

— Не люблю, когда меня оскорбляют. Или мою спутницу.

Оркесса улыбнулась.

— А мне кажется, что ты от этого получаешь удовольствие!

— Боже упаси!

— Нет-нет, получаешь. Я всё видела. Ты не без удовольствия ударил его.

— Ну, врать не буду, — кивнул и отправил кусок мяса в рот.

И чуть не подавился. Даже чуть остывшее, оно было великолепно! Со стоном прожевал его и продолжил.

— Но я не получаю удовольствие просто от самого факта драки или удара. Скорее от возмездия. Или от справедливости. Меня многие пытались побить, но, чтобы выглядеть в глазах толпы благородными, очерняли, оскорбляли и унижали. Будто я чудовище, а не они. Ну вот и… получали на орехи справедливости. А я теперь привык их раздавать.

— У тебя душа воина, Дубов. И благородное сердце. Надеюсь, ты не изменишься.

Лакросса отрезала маленький кусочек мяса и очень элегантно положила его в рот, обхватив губками вилку. Меня аж в пот бросило, как эротично это выглядело.

Вдруг музыка сменилась, и оркесса резко вскочила и потянула меня за рукав.

— Идём, потанцуем!

— Да я же не умею, — вяло сопротивлялся я, глядя, как её безупречное тело вытянулось, словно струна.

— Ну же, идём! Когда ещё нам представится шанс?

— Я ещё не поел! — сказал, но быстро понял, что мы уже на танцполе. Да, когда смотрю на отличную попку, теряюсь в пространстве.

Лакросса обняла меня одной рукой, а вторую вложила в мою ладонь. Я положил свою руку ей чуть ниже талии, там, где под платьем начинали подниматься чудесные холмы, будто мне так было удобнее.

Нас быстро окружили другие пары. Платья блестели, музыка играла, а люди смеялись и улыбались. В принципе, бал это не так уж плохо, если забыть, что среди аристократов хватает мудаков. Сейчас они такими не казались. А я чувствовал себя одним из них. Некоторые парочки, увлёкшись танцем и друг другом, иногда наталкивались на нас, поднимали на меня изумлённые глаза, а затем быстро извинялись и утанцовывали дальше.

Никакой агрессии, никаких дуэлей. Может, Моркинский тут один такой был? Орки, кстати, тоже кружились в танцах со своими спутницами, но так же неумело, как мы с госпожой Морок. Я просто смотрел на то, как это делают другие, и пытался повторять их движения. Вроде даже что-то получалось!

В танце вёл я, так что вскоре Лакросса расслабилась и положила голову мне на грудь.

— Почему ты сама не дала отпор графу? — спросил я. — Ты ведь могла.

— Отец просил не реагировать на провокации, а это была именно она.

— Но тогда он продолжил бы тебя унижать. А в твоём лице и весь твой народ.

— Знаю. Потому и молчала, не знала, что мне делать. И так плохо, и так хоть со скал прыгай. Зато ты сделал всё, как надо. Защитил меня и… можно сказать, мой народ.

— Хм, ты на это и рассчитывала верно? Чтобы шишки посыпались на род Дубовых.

Лакросса отняла голову от моей груди и заглянула снизу в мои глаза. Уголки её губ опустились.

— Ты злишься?

Я пожал плечами.

— Пожалуй, нет.

— Хорошо, — она снова положила голову мне на грудь. — А то наверняка будут ещё провокации. И… мне понравилось, как ты меня защитил. Приятное чувство.

Я ничего не ответил и продолжил танцевать. Правда, теперь уже в состоянии задумчивости. У меня не было цели кого-то защищать, просто мудаков не люблю.

Вдруг что-то ткнулось в мою ногу, а потом сквозь музыку я услышал, как что-то глухо упало. Как куль с мукой. Посмотрел вниз и увидел маленькую девочку лет семи в синем платьице. Личико у неё казалось кукольным, а глаза огромными. Серые, как пасмурный октябрь, и красивые, но заплаканные. Я тут же присел, испугавшись, что причинил девочке вред.

— Девочка, ты не ушиблась?

— Какой огломный… — в восхищении произнесла она, шмыгнула носом, вытерла слёзы и заулыбалась. Передних зубов у неё не было. Не выросли ещё. — Танец, хочу танец!

Я оглянулся на оркессу, и та с улыбкой кивнула. Танцевать с семилетней девочкой я бы не смог, уж больно она мала, так что посадил её себе на плечи. Она ухватилась за мои уши, и её счастливый смех расплескался по танцевальному залу.

— Потанцуем? — я обратно пригласил оркессу, и она благосклонно положила свою ладонь в мою. Я добавил погромче:. — Только мной будет управлять мозгошмыг!

— Мосгосмыг! — восторженно донеслось сверху.

Я продолжил танцевать, а девочка наклоняла мои уши то в одну сторону, то в другую, и я тут же повиновался её командам. Больно не было, если что. Зато забавно. Девочка счастливо смеялась, а эта картина у других пар вызывала умиление. В основном. Попадались, конечно, высокомерные типы, которые или отворачивались, или презрительно фыркали. Но таких уже только могилой исправишь.

Если девочка и ударилась об пол, то быстро позабыла о боли, и теперь грела мне шею. Она явно потерялась среди танцующих и искала выход, но из-за музыки её не слышали и не замечали. А так, когда её черноволосая головка с большими глазищами торчит вообще над всеми, её быстрее заметят.

Так оно и случилось. Музыка смолкла, и я услышал крик, нет, скорее уж рёв раненого бизона.

— Саша! Вот ты где! Саша!

К нам, словно ледокол через торосы, пробивался высокий и сильный мужчина. Одет в синий мундир с эполетами из чёрной ткани. На боку била по ногам шашка. Одежда была строгой, без лишних украшений и изысков. У него были такие же серые глаза, а ещё тёмные волосы и благородное лицо, только испуганное сейчас. Ну да, его дочь сидела на шее полуогра! Я бы тоже испугался на его месте. Ростом мужчина доходил мне до носа.

— Вот ты где, Александра! — Он снял её с моей шеи и виновато улыбнулся. — Прошу прощения, я всего на минуту отвлёкся на разговор, а она уже сбежала. Это место для неё новое, вот и изучает, как может.

— Дядя огломный, папа! И я им уплавляла! — девочка с рук отца тянулась ко мне. Не накаталась ещё. — Когда выласту, стану такой се больсой.

Не дай Бог!

Ту же самую мысль прочитал на лице отца девочки.

— Ничего, всё в порядке, — отмахнулся я, приобнимая Лакроссу. Она отчего-то побледнела и замерла, как статуя.