Барон из МЧС 2

— Не волнуйся, трахать не собираюсь, — начинаю объяснять ей свои действия, зная, что со слухом всё в порядке. — Нужна большая площадь тела, чтобы согреть тебя. Извини, но другого выхода не вижу.

Раздев девушку до трусиков, сам тоже разделся и лёг рядом, крепко обняв. Реально, словно с ледышкой в постели. От такого холода всё только сморщивается, не давая даже небольшого намёка на возбуждение.

Скоро и меня самого стало потряхивать. Но не так сильно, как в прошлый раз. Палкина хоть и без сознания, но кажется, что хуже ей не становится. Это радует. Так пролежал около часа, сам не поняв, как заснул.

Открыв глаза, почувствовал тёплое, нежное девичье тело. Гормоны тут же со зверским напором шибанули в голову. Прикоснулся к Вериным губам, не в силах устоять перед искушением. Не открывая глаз, она ответила на поцелуй. Моя ладонь на её груди и опускается всё ниже. Девушка всё жарче отвечает на мои ласки, тяжело дыша от возбуждения. Ещё немного и…

— Барон… Ой, мля!

Морячок! Стоит на входе в блиндаж. Красный от смущения, но, сука, довольный. Глаз не отводит.

— Вон! — зло приказал я.

Тут же наваждение, охватившее нас с Верой, исчезло.

— Ты подписал себе смертный приговор, Горюнов, — сказала она, открыв глаза.

— Да хоть два! Одевайся и вали в своё отделение. А мне сейчас не до тебя. Там ребята очнулись!

— Ты не…

— Слушай, пока реально не до разборок. Ещё наговоримся. Сейчас же, как говорится: службе время, потехе час. Одеваемся и разбредаемся. Хотя… Как самочувствие?

— Холода не ощущаю. Прошло, кажется. Даже слегка душновато.

— Славненько. Чао, Палкина!

— Иди на хер, Горюнов, — зло ответила она и стала одеваться.

Спровадив Веру, собрал в блиндаже своих бойцов. Вид у всех немного пришибленный, но главное, что живы.

— Рассказывайте, — коротко приказал я.

Молчавшие до этого Дикие загомонили одновременно, то горестно вздыхая, то радостно размахивая руками. Из всего этого сумбура я понял главное. Несмотря на то что пришлось им несладко, но чувствуют себя на данный момент нормально. Хотя и побочные эффекты имеются.

— Знаешь, Барон, — признался мне Морячок, когда все немного подуспокоились, — никак не могу решить: убить тебя или на руках носить. С одной стороны, так хорошо мне никогда не было. А вот с другой… Чувствовать, что у Борзого чешется между лопатками и что Жир сдерживается, чтобы прямо сейчас не пердануть — это не то, о чём мечтал, соглашаясь на твою авантюру. Так и с ума сойти недолго, ощущая все физиологические процессы товарищей.

— Ой, прям обперделся! — недовольно огрызнулся Жир. — Сам-то со своим ревматизмом тоже не очень приятный персонаж. У меня и без тебя колени раньше болели.

— Понял, — кивнул я. — Первый приказ… Жир, выйди на улицу и сделай то, что хочешь. А то мы в блиндаже все задохнёмся.

Он быстро выскочил и, также быстро вернувшись, по-уставному ответил:

— Господин младший сержант! Приказание выполнено. Жертв и разрушений нет.

От его шуточки все немного расслабились, и разговор стал проходить менее напряжённо.

— Странно, парни, — задумчиво произнёс я, почесав затылок. — Обычно же так друг друга ощущают в Круге. Раз сейчас вы не в нём, то нужно…

— Вообще-то в нём, — перебил меня Пушкин.

— То есть как? Я его не чувствую.

— Мы побоялись его разрывать. А вдруг нельзя? Тогда все угробимся.

— Срочно выходите в нормальное состояние. Вам же восстанавливаться надо.

— Да мы как-то и не устаём теперь.

— Это приказ!

Через несколько секунд бойцы всё-таки решились его исполнить. Судя по всеобщему вздоху облегчения, уже разорвали связь и довольны, что остались живыми.

— Ну? Что новенького испытываете?

— Знаешь… А нормально! — довольно произнёс Морячок. — Тело только моё и никаких пердунов не ощущаю, как самоё себя.

— И я не ощущаю, особенно пердунов старых, — тут же сделал ответочку Жир. — И впервые нет никакой боли со слабостью! Барон! Ты реально нас, что ли, вылечил?!

— Фигня вопрос, — скромно ответил я, присвоив себе всю славу Чаха. — Хороший командир должен заботиться о своих подчинённых. Даже если они и мудаковатого типа.

— Качать командира! — истошно завопил Астроном, не в силах оправиться от переполнявших его эмоций.

Да. Про мудаковатых я верно заметил. Правда, забыл приписать к ним себя. Повинуясь всеобщему порыву, орлёлики подхватили меня на руки. Довольный собой, решил не сопротивляться. Ну а что? Сам же чуть не подох, отдавая всю энергию лечившему их Чаху. Имею право на минутку славы.

Жаль, что эта минутка закончилась на первом же броске. Никто не учёл низкий потолок, и я впечатался в него довольной мордой со всего размаху. Бойцы тоже моментально оценили, какой просчёт допустили, и растерянно замерли. Лучше бы затупили немного. Хотя они и так затупили, забыв поймать меня. Я грохнулся на пол, пребольно шибанувшись затылком и копчиком о деревянный настил. Лежу, смотрю на ботинки около своего носа и понимаю, что начинаю звереть.

— Строится, ляди… — как можно миролюбивее прошипел, досчитав до десяти.

Наверное, нужно было считать до ста, а то, кажется, никто не поверил в беззлобность командирскую. Так ломанулись к выходу, что чуть не затоптали. С кряхтением поднявшись, помотал головой, утёр окровавленный нос и, прихрамывая, поплёлся за тварями из шестого отделения.

— Ввожу новое правило для группы, — почёсывая ушибленный копчик, произнёс я. — Благодарность к господину младшему сержанту Горюнову отныне выражать исключительно на расстоянии. Искренней улыбкой, низким раболепным поклоном до земли или хоровым восхвалением моих замечательных человеческих качеств. Но не приближаясь ближе, чем на полметра, и уж тем более не касаясь драгоценного командирского тела. У нарушивших это правило больше никогда не будет причин сказать мне спасибо. А вот неприятностей прибавится!

— Так точно, господин сержант!- дружно ответило шестое отделение.

— Извините, пожалуйста, — смущённо сказал Борзый. — Нечаянно…

— Ладно, прощены, — выдавил я из себя улыбочку, от которой, кажется, меня опять начинают бояться. — Более того! Раз все начинаете новую жизнь, то получается, что день рождения у вас сегодня. А какой праздник без подарка? Там в кустах лежат боевые серпы кроу. Сейчас каждый идёт, выбирает себе понравившийся и с ним снова становится в строй.