Барон Легран Гепард
Шрифт:
— Полно дорогой барон! Я же говорил Вам, что испытываю к Вам отцовские чувства. Какие формальности? Вот проезжал мимо и решил заехать посмотреть как Вы здесь живёте. Думал, может быть Вам нужна моя помощь или совет? Да и попенять Вас хотел. До меня дошли слухи, что соседние герцоги пошли на Вас войной. А Вы гонца ко мне не послали. Да я бы поднял всех своих вассалов и поселенцев на защиту Вас и Вашего майората. Ведь нападая на Вас моего вассала, они нападают на меня и моё герцогство! Разве не так? Или Вы не мой вассал?
И он внимательно смотрел за мимикой моего лица напряжённым взглядом. Я понял его тревогу. Вассал сумевший отбиться от двух герцогов может плюнуть и на одного своего. Такое в жизни этого мира видно имело место часто. Опасения герцога были не безосновательны. Но в мои планы такое не входило. Изобразив обиду на своём лице, укоризненно посмотрел ему в глаза и произнёс:
— Вы говорите, что испытываете ко мне отцовские чувства? Какие ответные чувства должен испытывать я к Вам? Вы так добры ко мне! Столько сделали для меня!
Герцог мне не поверил. Это было видно по его лицу. Но ответ на свой главный вопрос о моей верности, принесенной клятве, получил. Этим он решил удовлетвориться, а не лезть в подробные разборки.
— Ну, дорогой сын! Позвольте Вас так называть? Не смею Вас задерживать! Переодевайтесь и давайте обедать. Как Вы?
Сделав радостное лицо, прощебетал он. Решил в долгу не остаться:
— Конечно, называйте! Но позвольте и мне звать Вас отцом? Крёстным отцом!
Изобразив радостные объятия, мы разошлись. Я пошёл переодеваться, а он к окну и своим мыслям. По дороге отдал приказ слугам накрывать стол. Сбросить панцирь было не долго. Под ним был мой домашний камзол. Особо наряжаться не собирался. Но время тянул. Топтался по своей спальне.
Здесь в стене была крепкая окованная дверь. Она вела в небольшую глухую комнату без окон. В ней стояли три сундука, в которых хранилась моя казна золотые, серебряные и медные чешуйки. Это знали все слуги замка. Но никто кроме меня не знал, что эта комната была не глухой, а соединялась ещё с десятком других пещер имеющих выход из горы. Здесь остановлюсь подробнее, ибо часто буду упоминать об этом месте.
Моё хранилище имело форму усечённого треугольника. В основании была дверь из спальни. Справа от неё стоял сундук с мешочками медных чешуек. У левой стороны усечённого треугольника стоял большой сундук с кожаными мешочками серебряных чешуек. У правой стороны этого треугольника стоя сундук меньших размеров. Он имел два отделения. В одном большем отделении лежали мешочки с золотыми чешуйками, а во втором отделении меньшем лежали женские и мужские украшения, цепи, серёжки, перстни, кольца из золота и серебра. Драгоценных камней на них не было, похоже здесь о них не знали или мода на них ещё не пришла. Но, ни это было главным в этой комнате. На стене усечённой верхушке треугольника висели два факела в подставках, а между ними красовался мой кованный из металла герб, вмурованный в стену. Под ним висел щит, меч и кинжал. Ещё один факел был в подставке у двери. Если подставку этого первого факела повернуть влево от двери, а обе подставки двух факелов повернуть вправо и влево от герба, то остаётся мелочь. Нужно нажать на герб и откроется узкий проход в следующее помещение, мою оружейную комнату. Здесь хранил свои ружья, пистолеты, заряды к ним и гранаты. Разложенное, смазанное это хозяйство было всегда готово к употреблению, а главное было под рукой. В этой комнате хитрые запоры открывали проход в следующую комнату-пещеру. Самый главный источник моего благосостояния. Мой монетный двор и библиотеку. На столах у стен лежали медные, серебряные и золотые заготовки для изготовления чешуек. Стояли тигли для плавки, наковальня, пресс, штампы и другой реквизит фальшивомонетчика. Этого слова в этом мире не знали, вот и занимался этим без зазрения совести. Но в меру необходимости. Уже дважды говорил, что о девальвации и инфляции здесь понятия не имели. Нравится мне эти два слова! Умный я очень!
Банков и бирж не было, лишнее просто прятали. О чём или забывали, или погибал хранитель тайны, унося её с собой, а тайники оставались, для потомков. Люди были добрее и думали о потомках и об археологах. А в моём времени? Говорить стыдно! Что мы оставляем нетленного для будущих искателей? Ничего! Разве, что найдут похищенные миллионы? А если нет? Тогда беда! Ведь они не узнают о нас, нашем быте, нашей действительности и наших деньгах ничего. Вот и остаётся надежда, что придумают что-то у нас тоже что-то нетленное. Хотя бы десяток золотых бюстов? Или сундуков с акциями на золотых пластинах? Жалко я не могу до того времени дотянуться. Помог бы, согражданам! Честно! Но вернусь к своим реалиям.
Через потайную дверь, покинув эту комнату фальшивомонетчика, попадаем в подземный коридор. Понижающийся его пол выходит к окованной железными полосами двери, за ней уже гористая местность обратной стороны горного хребта, окаймляющего долину.
Теперь можно и вернуться в коридор. По бокам его десяток дверей. За ними скрываются пещеры разных размеров. Со стеной последней тайной комнаты граничит небольшая пустая пещера. Но для живущих в этом подземелье одиннадцати воинов-монахов в этой келье живёт святой отшельник, посредник между богом Лабе и капитаном небесной рати младшим богом Агором, пребывающим в теле барона Гепарда. За эту тайну они не колеблясь, отдадут свою жизнь и будут драться как безумные. Два раза в день один из них приносит и уносит пустую мыску в эту келью. Он и все остальные твёрдо знают, что один раз он
приносит постную кашу, а второй раз воду святому. Дальше идут четыре кельи, где они живут. Пятая большая пещера, освещённая десятком факелов, была трапезной с кухней, целый угол её занимала молельная зала. Следующая большая пещера была тренажёрным залом с оружейной комнатой. Там в образцовом порядке было разложено оружие. Мечи. Копья, луки, стрелы, щиты, панцири, шлемы, арбалеты, болты. Арсенал солидный! Дальше шла моечная комната, с двумя баклажками с холодной и горячей водой. Вода вытекала из отверстий в стене, попадала в баклажки. Лишняя вода выливалась через края баклажек и уходила в отверстия в полу. Это чудо сотворил святой отшельник. А их служителями его сделал я.Этих избранных не отбирал. Просто взял одиннадцать осуждённых за жестокие убийства преступников, не дав их казнить, щедро угостил своим эликсиром. Тогда полным отморозкам открылась истина жизни, они познакомились со святым отшельником, приняли его учение и добровольно посвятили свою жизнь служению ему. Приняли и обет. Постоянно носить маски из чёрной материи на лицах. Жалеть их не жалел, травил помаленьку. Святой периодически передавал им кувшин вина со слабым раствором моего эликсира. Они пили за бога Лабе, славили его и продолжали нести свою службу.
Святой отшельник явился и тройке пастырей, присланным на три новых прихода в поселениях моего майората. Они ехали сюда в ссылку. Ну, кто добровольно поедет служить в захудалый пограничный майорат?
О том, что пастыри доносили обо всём своим владыкам, знал из истории и жизни моего мира. Их не осуждал. Они были служителями своей системы и честно служили ей. Это понимал. Вот и встретил их ласково. Угостил отменным обедом, хорошим вином. Они выпили сначала от горя, что их заслали на край герцогства, а потом от счастья, что попали к такому доброму барону. Потом за дружбу и т. д. А потом просто свалились прямо за столом. Я их покой тревожить не решился, оставил их там, где они лежали. Ведь потом их посетил святой отшельник, наставил на путь истинный, объяснил непонятные им в жизни трактовки своего учения, назначил старшим над пастырями, пастыря из храма в долине. Они прониклись и стали ярыми приверженцами святого. Подпитывать их необходимости не было. Фанатики попались ещё те! Понятно, что они узнали и тайну барона. Узнали, что он сосуд для младшего бога Агора, вот и преклонялись перед ним. Но делали это тайно!
Так я решил эти вопросы. Преданность это безопасность для меня. Это в своём мире усвоил намертво. Опыт прожитой жизни всегда был со мной.
За этим рассказом о своих тайнах протянул время. Морально приготовился к обеду с герцогом, натянул ласковую, преданную улыбку на своё лицо и направился в обеденный зал.
Слуги уже закончили накрывать стол. Обычно никогда не лез в эти тонкости, предоставив своей шефине-поварихе полную свободу. Она и решила блеснуть перед герцогом. Стол ломился. Герцог, ожидая конца сервировки, глотал слюни. Мой приход и окончание сервировки встретил радостно. Обычно за обедом слуги за столом не прислуживали. Обходился без их помощи. Но присутствие герцога внесло коррективы, вокруг стола суетилась толпа. Герцог смотрел на богатый стол, суетящихся слуг, задумчивым взглядом. Иногда он украдкой смотрел на меня. Это мне не нравилось. Герцоги просто так задумчивыми не бывают. А уж добрыми? Тем более. Поэтому я был хмур и невесел. Так и прошёл обед.
После обеда предложил герцогу осмотреть поселения, остаться на ужин и само собой переночевать. Предложил просто из любезности, надеясь на отказ. Но ошибся, за что и был наказан, пришлось ходить за герцогом и изображать радушного хозяина, доброго вассала.
Если быть честным, то я просто капризничаю. Герцог вопросами меня не донимал. Был обычный дождливый день, с холодным ветром. Ничего нового для этого времени года. Мы ехали в карете герцога. Он смотрел и молчал.
О поселении в долине уже рассказывал. Поселение у реки было не меньшее. По количеству строений оно даже превосходило долинное поселение. Водный путь купцам пришёлся по душе. Он был удобнее, дешевле и безопаснее для перевозки их товаров. Так получилось, что речное поселение стало перевалочной базой и оптовым торгом для купцов многих герцогств. Они покупали землю и строились охотно, перевозя в поселение свои семьи. Сильный гарнизон обеспечивал безопасность моего майората, это и прельщало их. Поселение становилось людным и богатым. Купцы налоги платили, может и не совсем честно, но изрядно. Понятно, что лесное поселение после этих двух поселений было заурядным. 120 его строений впечатлить не могли. Но охотникам и лесорубам этого хватало, они не печалились. Всё равно покупки и продажу даров леса осуществляли на торгах речного поселения.
Жизнь пограничного майората сурова. Он всегда на пути гостей добрых и недобрых. Это обстоятельство понимали все в нём живущие. Гуд усиленно тренировал поселян, учил постоять за себя. Этому никто не противился. В разгар полевых работ учения проводились два раза в месяц, а в эту пору дождей и холодных ветров Гуд гонял народ добросовестно, два раза в неделю. Поселян не учили атаковать врага, а учили защищаться, оборонять свои дома и поселения. Год занятий не прошёл даром. В каждом поселении был свой общественный арсенал. Поселяне несли караул. Все женщины, подростки, мужчины в возрасте от 15 до 40 лет, умели стрелять из луков, противостоять пехоте и коннице, выполнять команды перестроения и вести бой на крепостной стене и за защитными ограждениями поселений. В этот день как раз и проходили такие занятия. Герцог и стал их зрителем.