Басаврюк ХХ

Тяжело дыша, я оглянулся на Порецького. Из его глаз катились слезы — мне показалось, что он понимает и чувствует жуткий смысл того, что видит.

Человеческий поток потерялся в тумане. Показалось, что впереди воссиял свет и мы ускорили шаг. Но это не был выход. Перед нами снова стоял инженер. Его окружало свет, зловещее мертвенне свет, которое делало всех одинаковыми.

Гопнер смеялся. Он задирал голову и смеялся, и смех его был веселым, жизнерадостным и освещающим.

— Вы хотели меня убить! Но меня еще нет!

Инженер смеялся и постепенно увеличивался у нас на глазах. Через мгновение примерно сверху до нас долетал его хохот и громовой голос.

— И дам вам урожай, который вы не сеяли, и здания, которые не строили, и народы, которые будут служить вам…

Вскоре только далекая луна доносилась к нам.

Один из казаков крикнул. Я увидел, как высохшая рука с крючковатыми пальцами, вылезла из тумана и вцепилась ему в плечо. Казак выстрелил из ружья в туман, и оттуда долетело хрипение раненого зверя. Какие-то тени с харканьем вынырнули из темноты.

— Спасай Наташу! — страшно крикнул Порецький и выпалил в них. Казак подхватил мою винтовку.

— Убегайте, господин, а мы с ними поговорим.

Прижимая к себе Наташу, я побежал. Позади бухали выстрелы, крики и рев ужасных, созданных адской силой существ.

Наконец я увидел перед собой прямоугольное отверстие, через который мы вечером пробрались в это проклятое место. Шаг, еще один шаг. Острое чувство опасности заставило меня оглянуться. Нас быстро догоняло странное существо с ослепительными от животной ярости глазами. Я сразу вспомнил сказки о песоголовцев. Оно неслось на полусогнутых ногах и в этих движениях было жуткое сочетание обезьяньих и человеческих черт. Из пасти на все стороны брызгала слюна и кровь.

Я осторожно положил Наталену и пошел навстречу чудовищу. Выхватил из чехла охотничий нож и принял стойку, которую видел на рисунках об охоте на медведей. Теперь я ничего не боялся.

С ревом песиголовец прыгнул на меня. Я отскочил, пропуская его мимо себя, но немного не рассчитал — острые, словно лезвия, когти огнем прошлись по ребрам. Пока он возвращался, я успел подскочить и со всей силы всадил длинный нож прямо в грудь. Существо сразу скрутились на полу. Только после этого я почувствовал парализующий страх. Если бы не мысль о Наталену, я так бы и застыл на ватных ногах в ожидании смерти. Сцепив зубы, я подбежал к девушке, поднял ее и бросился к выходу.

…И холодное ветки ударило мне в лицо, когда мы выскочило из черного отверстия. Далеким эхом гупав в висках последний возглас старика Порецького — «Спасай Наташу!». Распаханные мышцы на ребрах невыносимо болели. Я бежал изо всех сил прижимая легкое тело девушки к себе. Примерно впереди была поляна у дороги, где стоял с лошадьми еще один казак Порецького — Остап. Ноги скользили по скользкой земле. Сзади, с тяжелым хрипом и треском, приближалась погоня. Я оступился и упал на колени, едва удержав без сознания девушку. Этот лес помогал им. Ногу проткнул внезапная и острая боль. Возглас боли пробрался из моей глотки. Уж не знаю, с помощью каких сил я поднялся и побежал дальше, чувствуя, что сейчас мои легкие разорвутся от нечеловеческого напряжения. Длинные вой стальной нитью врезалось в мозг, парализуя волю. Из последних сил я выбрался на поляну. В лунном сиянии блеснули выпученные от безумного страха глаза Остапа, который почти висел, вцепившись в поводья двух взбесившихся лошадей.

— Господин, другие лошади убежали! — закричал он.

Едва переступая ногами, я удобрений к нему.

— Гони сейчас на станцию, — мои слова вылетали изо рта вместе с кровью, — все деньги у тебя, довезешь девицей… в Киев, ты знаешь, к гимназии… сюда больше не возвращайся.

Остап вскочил на коня. Я обнял Наталену. Глаза ее были закрыты. Я знал, что вижу мою возлюбленную в последний раз.

Остап подхватил ее и его конь опрометью вылетел на путь.

Стеная от жгучей боли, я едва собрался на коня. Почувствовав мою слабость, он сразу поднялся на дыбы. Я едва удержался, вцепившись в гриву. Низкий черный клубок с рыком вылетел на поляну. Мой конь рванул вперед. Холодный ветер кнутом хлестнул в лицо. Теперь я был уверен, что погоня последует за мной.

Мне показалось, что длинный путь до дворца мой конь преодолел одним прыжком. Я соскочил с него, и он, теряя белые клочья пены, полетел дальше.

Дворец умирал.

Я закрыл входную дверь, добрался до зала, зажег лампу. Несколько слов в дневник. Найдена еще в детстве тайник в камине. Положив туда дневник, я разжег в нем дрова.

Входные двери треснули, выпуклыми от тяжелого удара.

Я не достанусь им. Дверь вот — вот упадут под давлением. Привычный мир резко сузился, очерченный светом от каминного огня Дальше — темнота, которая сейчас ворвется и сюда.

Старинный родителей пистоль, тепло от камина приятно согревает истерзанную спину. Я поднимаю ствол в лицо, палец медленно ложится на крючок. Все…

Я вскочил. За окном ударил гром. На улице сплошной стеной стояла ливень. Ошеломленно хлопая глазами, я несколько минут вертел головой. Постепенно до меня стало доходить, что я нахожусь в маленькой комнате — бедном жилище украинских переселенцев. Наташа спала возле меня, и ее руки крепко держали меня за локоть. Сердце надрывно колотилось у меня в груди, тело было покрыто холодным потом. Я облегченно зевнул, поняв, что это сон. Я лег на спину и долго смотрел в потолок, вспоминая все детали своего бреда. Смутное ощущение заставило меня встать и подойти к зеркалу. Я содрал с себя рубашку и при свете серого утра, неожиданно, увидел у себя на ребрах несколько загноившихся багровых рубцов.

3

За окном маленькой полесской дома бушевал давно невиданный для конца лета в этих местах ураган. Иногда казалось, что ветер вот-вот сорвет крышу, и на головы сидящих вокруг стола людей упадут тяжелые струи дождя. В доме было темно и только слабый огонек коптилки едва освещал полковника, Кожуха, Бойчука и отца Василия. Перед ними лежала изучена мной уже наизусть драная местная карта. Говорил полковник, водя по ней пальцем:

— Пользуясь данным дневника и рассказом Андрея, мы пришли к выводу, что Храм Ужаса находится именно здесь, на границе между восточной и южной Волынью. Эта зона при делимитации границы на переговорах между советами и поляками в Рези почему была определена как нейтральная и простирается на несколько квадратных километров. Ночью мы попробуем перейти польскую границу и пробраться до этого дьявольского Храма.

На некоторое время воцарилось молчание. Кожух задумчиво посмотрел куда в окошко и спросил, будто сам себя.

— И что мы там будем делать?

— Молиться, — мрачно ответил Бойчук.

Чтобы прекратить спор, я решил вмешаться в ход нашего совещания.

— Господа, позвольте мне высказать свои соображения в отношении некоторых обстоятельств нашей поездки. После того, как мы ознакомились с дневником и решили распутать это дело до конца, — осталось два непонятных намеки — о «великое жертвоприношение» и некую роковую дату 1 сентября 1926 года…