Башни человеческих душ

Ко мне часто заглядывали и другие солдаты, чтобы попросить лекарство от дизентерии, цинги или лихорадки. Они же рассказывали мне новости о том, что творилось на поверхности: наши войска то развивали наступление, то отбивались от атак врага, но дальше этого дело не шло. Похоже, что у обеих сторон на этом участке не было достаточно сил, чтобы захватить вражеские позиции. Да и к тому же война, которую они вели, была новой для армий всего мира – развитие вооружения отбросило назад те времена, когда солдаты воевали строем на чистом поле, где все решала смелость в штыковой атаке или удачный заход кавалерии с флангов. Теперь же все предпочитали убивать друг друга из дальнобойной артиллерии, либо из винтовок, которые производили больше одного выстрела в минуту. Потому они и застряли, не зная как действовать в новых условиях боя, на которые подвиг их военный прогресс. А умирать просто так никому не хотелось, поэтому все старались ограничивать артиллерийскими дуэлями, которые только добавляли мне работы.

В короткие минуты отдыха, которые наступали глубокой ночью, я выходил на улицу, закуривал сигарету и смотрел на звездное небо, вдыхая воздух, который еще не успел испортить пороховой дым. Тогда я отдыхал не только телом, но и душой, пару раз придаваясь истерики и задыхаясь от потока чувств и слез, которые переполняли меня через край. Как врач, я понимал, что мне была необходима эмоциональная разрядка, иначе я бы просто сошел с ума.

Это можно было назвать чудом, но я действительно сумел адаптироваться к этому бешеному ритму жизни и смерти, водовороту какой-то ужасной стихии, которая истребляя на своем пути человеческие жизни. Больше меня не одолевала такая бешеная усталость, как было раньше. Я научился спать по четыре часа и при этом полностью восстанавливать затраченные силы. Как и предупреждал меня доктор Маутнер, в один прекрасный день прекратились поставки из-за нескольких взрывов на железной дороге, которые устроили вражеские диверсанты. Все самое необходимое спешно грузили в фургоны и повозки, но дело уже шло к осени, дороги были размыты от дождей и долгожданные караваны поставок все чаще задерживались в пути.

Но, как оказалось впоследствии, они нам уже и не понадобились, так как в один из последних теплых октябрьских дней, армия Пайпа решила нанести решающий удар, которому суждено было сокрушить нашу оборону…

6

Профессор остановился, на его лице появилась необычная гримаса боли.

– Не слишком приятные воспоминания? – спокойно спросил Людвиг.

– Каждый раз, когда дохожу до этого момента в своей истории, то становится не по себе. Должен отметить, что после этих событий меня начал преследовать этот кошмар.

– Понимаю, что вам будет не просто, но постарайтесь вспомнить все досконально. Чем больше мы говорим о проблеме, тем менее значительной она нам кажется.

– Метод, проверенный временем.

Профессор глубоко вздохнул, отправил в рот пару конфет, чтобы подсластить горечь воспоминаний, после чего продолжил повествование.

7

В общем, как я уже отмечал, мне доводилось работать день и ночь напролет, и дни слились для меня в один сплошной отрезок времени, где не было ничего кроме пота и крови. Как-то раз, в один погожих деньков в конце октября, когда небо больше напоминало чистый океан, в котором хочется раствориться, я, как обычно, занимался осмотром своих пациентов, проводя стандартный утренний обход. Ближе к полудню начались артобстрелы, правда их интенсивность, как мне показалось, значительно увеличилась. Сквозь толстый слой земли, я слышал крики и возгласы, разрывы снарядов и пулеметные очереди. Спустя десять минут ко мне хлынул поток раненных, и я оперативно взялся за работу. Активно работая скальпелем, перевязывая и обрабатывая раны, я и не заметил, как в один момент все стихло, лишь где-то наверху раздавался мерный топот сапог и эхо голосов. Мельком взглянув на свои ручные часы, я обнаружил, что уже почти пять часов вечера, и, решив, что очередное сражение, как всегда, закончилось безрезультатно, вышел из блиндажа вылить из тазика «красную» воду.

Покончив с этим делом, я заметил, что в окопах никого нет, лишь кое-где в проходах лежали трупы солдат, которые почему-то никто не убрал. Немного удивившись такой странной тишине, я начал пробираться через проходы к складу, где содержались бочки с питьевой водой. Не пройдя и десяти метров, на меня выскочила странная, озлобленная фигура солдата, который резко толкнул меня прикладом винтовки. Начальная растерянность сменилась глубоким шоком, когда я обнаружил, что это вовсе не солдат регулярной армии Ринийской империи; передо мной, ощетинившись, стоял боец из армии Пайпа. Я хорошо запомнил его жесткое круглое лицо, густые усы, пышущие ненавистью глаза и маленькие комочки грязи на щеках. Он быстро передернул затвор винтовки, и я уже был готов попрощаться с жизнью, если бы еще несколько солдат не подошли вовремя и не остановили его. Один из них что-то буркнул на своем языке и круглолицый убрал винтовку за плечо. После чего он поднял меня на ноги и с жутким акцентом произнес:

– Медик?

Слова покинули меня, а потому я лишь глупо кивнул.

– Хороший. Нам нужен твой помощь. Идти за мной.

Все на том же ступоре, я последовал за своим спасителем, слегка успокоившись от того, что меня уже не убьют. Мы долго пробирались сквозь лабиринты траншей, пока не очутились почти на другом конце наших позиций. Кругом царил полный разгром, – по-другому это назвать было нельзя. Всюду были разбросаны трупы солдат обеих армий, брошенные винтовки, уничтоженные пулеметы и пушки. Наконец, мы достигли одного из укрепленных блиндажей на третьей линии обороны, вокруг которого стояла толпа солдат. Я буквально почувствовал на себе их ненавидящие взгляды, после чего меня нагло впихнули в распахнувшуюся дверь. Помещение было полностью пустым, не считая деревянного стола прямо в центре, над которым свисала керосиновая лампа. В полумраке я не сразу различил, что в помещении находиться еще одни человек, в дальнем левом углу, куда не попадал свет. Подойдя поближе, меня пробила дрожь, а затем полностью захватило чувство удивления – это было хрупкая девушка в белом фартуке и косынкой на голове, вся перемазанная грязью. Большие голубые глаза были полны слез, локоны темных волос обрамляли мягкое, нежное лицо. Тонкие дрожащие пальцы были прижаты к губам; было видно, что она еле сдерживает рыдания.

Приведший меня солдат приказал встать рядом с ней, после чего что-то крикнул на своем языке на улицу и, спустя несколько минут, четыре человека внесли внутрь тело и положили его на стол, а потом поспешно вышли. Солдат снова обратился ко мне:

– Вы должны сделать так, чтобы мы могли провести прощальный церемония. Это наш командир, полковник Отто Винзель. Он повести войска в атаку, но его сразить вражеский снаряд. Вы должны помочь привести его тело в порядок, чтобы мы могли провезти его тело по улицам нашей столицы перед погребением.

Сперва я совершенно не понял, про что он говорит, а тем временем девушка громко вскрикнула и чуть не упала в обморок. Переместив свой взгляд на тело, я понял, что так её напугало: перед нами лежал человек без лица.

Мне удалось с трудом побороть подступившую к горлу тошноту и тут же не выбежать из блиндажа. Конечно, я много чего повидал за это время, но, в основном, ко мне приносили пациентов с увечьями, которые были еще живы, ну или на крайней случай находились на грани между жизнью и смертью. У моей «сестры по несчастью» снова начали подкашиваться ноги, и я почти машинально вытащил из кармана пузырек с нашатырным спиртом, который всегда носил с собой. Она быстро пришла в сознание и, казалось, немного успокоилась. Поддерживая ее за плечо, я все же рискнул задать солдату вопрос:

– А почему вы не можете провести полковника в закрытом гробу?

– Это наш традиция, – на удивление спокойно ответил он, – каждый человек должен увидеть своего героя, даже если он умереть.

Я лишь кивнул, и быстро прикинув, что можно сделать, попросил принести мне необходимые инструменты, тазик и несколько ведер с чистой водой. Солдат спокойно выслушал мои просьбы и вышел из блиндажа, оставив нас наедине.

Воспользовавшись моментом, я взял девушку за руку и, посмотрев прямо в глаза, решительно произнес:

– Успокойтесь, все будет в порядке. Основную работу сделаю я, а вы будете мне ассистировать. Запаситесь стойкостью и терпением, они нас просто так теперь не отпустят, но по крайне мерее не убьют, – уже хорошо. Пока что нам не нужно им перечить и выполнять все, что они говорят. Думаю, что нас вскоре освободят, ну или на худой конец – обменяют на кого-нибудь.

Она ничего не говорила, её лицо стало совсем бледным, а глаза потускнели. На секунду она отвела взгляд, а после едва слышно шепнула мне на ухо:

– Я сделаю все, чтобы помочь вам.

Когда все необходимое было готово, я принялся за работу. Все клетки моего организма были настолько напряжены, что казалось, будто бы это все сон, и вот сейчас меня кто-нибудь дернет за плечо, и я проснусь. К несчастью, все это происходило на самом деле, но благодаря какой-то неведомой силе, я смог сохранить рассудок и спокойно работать. Сначала я полностью раздел полковника, обнажив подтянутый торс и длинные ноги, которые были просто усеяны разного рода осколками – мелкими и большими. После чего принялся аккуратно извлекать пинцетом каждый из них, кое-где помогая себе скальпелем. Затем я очень ровно и аккуратно наложил на каждый глубокий разрез шов, протерев все тело спиртом и водой. Спустя пять часов напряженной работы, я дошел до самой важной части тела, – лица, совершенно не зная, что с ним делать. Собственно говоря, это было уже не лицо, а просто месиво из мяса, кожи и раздробленных костей черепа. Создавалось впечатление, что голову полковника кто-то на мгновение засунул в мясорубку, после чего её проволокли добрых сто километров по земле. Единственным верным вариантом мне тогда казалось сшить лоскуты кожи по бокам одним швом по центру. Я спросил об этом солдата, и он недолго думая, одобрил мою идею. На лицо у меня ушло почти три часа времени: я осторожно извлек раздробленные кости черепа, мясо и осколки, осторожно выбрав почти все содержимое, после чего начала натягивать кусочки кожи, но здесь меня постигла неудача. При натягивании, кожа просто разорвалась у меня в руках, и я никак не мог благополучно её зашить. Снова посоветовавшись с солдатом, мы решили, что будет лучше просто закрыть лицо куском белой материи, которое бы полностью скрывало увечье.