Башни человеческих душ

Надо ли говорить, что его папаша был не в восторге от подобной выходки сына, однако будучи человеком чести, пригласил меня в свой кабинет, чтобы поговорить. Он долго распинался о том, чтобы никто не узнал об инциденте, а после спросил, чего бы я хотел в обмен на оказанную услугу. И я ответил. Следующий год я встречал лейтенантом в расположении части Первой гвардии Его Императорского Величества.

Можете мне не верить, но на протяжении всей моей жизни я видел руку провидения. Так же, как мне не повезло в детстве, начало вести в молодости. Командир части, полковник Вильгельм фон Бёрн, стал моим покровителем. Возможно, причиной тому послужило то, что его собственный сын был человек конченый. Он постоянно пил, самовольно покидал часть и часто не приходил на построения, к тому же любил организовывать и принимать непосредственное участие в громких скандалах и развратных оргиях. Однако в один прекрасный день сын фон Бёрна бесследно пропал. Фон Бёрн перерыл весь город в поисках отпрыска, но не сумел найти даже его следов. По слухам, Бёрн младший занял кругленькую сумму у мафии, и, что было совсем не удивительно, не спешил платить по счетам. Все по тем же слухам, разозленные мафиози «закатали его в бетон» и сбросили в реку. Но все это были лишь домыслы, а всей правды уже, наверное, не узнает никто.

По иронии судьбы, трагедия, постигшая сына фон Бёрна, сыграла мне на руку. Старик стал более сентиментальным и принялся изливать нерастраченные отцовские чувства на меня. Через пять лет мне присудили звание капитана, а еще через год – пост командира роты. Бёрн говорил, что я должен много трудиться и много тренировать своих подопечных, чтобы заслужить место в личной гвардии телохранителей Его Императорского Величества. Это считалось вершиной карьеры любого военного. Выше стоял только верховный главнокомандующий императорской армией. Но, как было не сложно догадаться, люди на этот пост назначались из числа лучших командиров гвардии телохранителей. С тех пор это стало смыслом моей жизни. Я поклялся сделать все от себя зависящие, чтобы наконец-то добиться того уважения и почета, которого заслуживал.

День и ночь я тренировал своих бойцов на переделе возможностей. Конечно, многие не выдерживали и уходили, я их не виню. Под моим началом должны были служить только лучшие, и, должен сказать, я сам стремился стать лучшим. Все тренировки, марш-броски, нормативы по стрельбе и полосы препятствий я проходил вместе с ними. Никто не может меня упрекнуть в том, что я отсиживался в теплом кабинете, перебирая бумажки. Возможно, в некоторых моментах я был по-солдатски груб, жесток и беспринципен, но по-другому управлять солдатами было нельзя. Если только ты дашь слабину, покажешь свою спину и уязвимость, то сразу потеряешь их уважение. А это было не допустимо.

Несколько лет все шло гладко. Фон Бёрн говорил, что готовит мою роту на соревнования, по итогам которого, произойдет отбор для зачисления в гвардию телохранителей. Но тут снова вмешалась судьба. Удача стала от меня ускользать.

За месяц до упомянутого события, фон Бёрна разбил паралич. Командование частью было передано полковнику фон Горну, – высокомерному толстосуму, плохому военному, да к тому же и жадному взяточнику, который получил свой пост лишь по тому, что смог вовремя подмазать нужным людям. Соответственно, он любил, когда подмазывали и ему. В результате, вместо моей роты на соревнование было решено отправить роту сынка одного влиятельного майора, происходившего из знатной семьи и обладавшего значительным количеством денежных средств. Разве я мог с ним тягаться? Я помогал Остину, кое-какие деньги перечислял на лечение фон Бёрна (я, в отличие от других, не забывал про оказанные мне услуги), а остальное тратил на еду и другие нужды. В результате, отправленная нами рота проиграла соревнование. Кто бы сомневался? Тут же пришла и другая неприятная весть: моя мать умерла. Как я узнал после, она подхватила какую-то венерическую заразу, и последние годы своей жизни не могла заниматься излюбленным ремеслом. Сначала она побиралась, потом промышляла воровством, пока один из торговцев не натравил на нее своих охранников. Один из них, видимо, слишком сильно ударил ее по голове и забрал украденные деньги. В общем, мою мать нашли в сточной канаве с проломленным черепом, окруженной крысами и роем мух. Пошел ли я на ее похороны? Конечно же, нет! Ко мне приходили из похоронной конторы и просили оплатить церемонию погребения или хотя бы гроб. Я захлопнул двери перед их носом, даже не выслушав до конца. С какой стати мне было тратить лишние деньги на ту, которая бросила меня, которая сделала мое детство не сытым и светлым, а голодным и мрачным? Кое-кто, конечно, сказал, что с моей стороны это было слишком жестоко, но где были они, когда эта жестокость проявлялась ко мне? В итоге, мою мать похоронили на участке для бедных, завернув тело в черный брезент. Я думаю, что ей воздалось по заслугам.

Последней надеждой осталось отыскать моего отца. Я стал наводить справки, получив доступ к военному архиву. Но и здесь меня постигло разочарование. Единственный человек, который теоретически мог быть моим отцом, капитан Герард Бойль, погиб во время народного бунта в Милтре более десяти лет назад. Судя по добытым мною данным, он командовал императорской гвардией и повел отряд на штурм баррикады, но получил пулю и был сбит с лошади. Его вынесли из-под огня, но было уже поздно: он скончался от обильной кровопотери, в результате повреждения аорты.

Я снова остался один! Ни отца, ни матери – круглая сирота. Это был второй раз в жизни, когда я заплакал. Мальчишка, еще не до конца превратившийся в мужчину, дал волю чувствам. Хорошо, что эту мою минутную слабость никто не заметил, иначе толков по этому поводу было не избежать. Но я справился с этим, понял и принял, оставил прошлое в прошлом и стал жить ради будущего. Мечта попасть в гвардию телохранителей до сих пор не покидала меня…

И вот удачный случай достичь этой мечты подвернулся совсем скоро. Наш любезный император наконец-то решил, что пора вернуть то, что принадлежало нашей стране по праву. А наиболее быстро снискать почет, славу и уважение можно только на поле брани. Я удвоил тренировки, расхваливал своих бойцов перед проверяющими, писал в головной штаб Первой гвардии просьбы первыми отправить нас на передовую. Я даже прилагал результаты физической и политической подготовки, лишь бы хоть кто-нибудь проявил к нам интерес. Но все мои запросы не замечали, или не хотели замечать. На первый план, как всегда, вышли офицерские сынки – потомки знатных военных или дворянских семей. Они надели на себя красивые мундиры с эполетами, и гордо восседая на конях, отправляли в бой сотни тысяч солдат. Все это было для них не более чем игрой. И только плохое состояние армии Реготской республики позволило нам развить столь грандиозный успех в начале войны. Дети, ничего не знавшие о военном ремесле, отправлялись в битву стариками, которые считали, что войну можно выиграть, сидя в мягком кресле перед картой. Эта кампания была обречена на провал».

***

Бойль замолчал и сплюнул на пол, словно горечь от прожитых лет до сих пор стояла у него во рту. Он подошел к столику, налил воды себе и профессору, а потом замолчал, прислонившись к стенке. В душе профессора зародилась надежда, что он сможет выиграть еще времени, которого наверняка хватит, чтобы его хоть кто-нибудь нашел. Во время повествования Бойля, он сумел разглядеть за окном горы шлака, и даже край, как ему показалось, одной вагонетки. Значит, Бойль держит его где-то на западе, в районе заброшенных шахт, а они находятся, скорее всего, в одном из бараков, где жили рабочие. К сожалению, сбежать от него практически невозможно, пока он полностью связан. Что Бойль собирается с ним делать? Убьет? Или и дальше продолжит изливать накопившуюся за годы боль. Мог ли он винить этого человека в том, что произошло? Жизнь обошлась с ним сурово, что в некотором смысле оправдывает его высокомерие и эгоизм, однако стоит ли это хотя бы одной человеческой жизни? Не нужно забывать, что если сносишь головы на своем пути, то кто-то когда-то снесет и твою. Но сейчас ему лучше помалкивать на счет своих выводов и подыгрывать Бойлю. Психиатр он или нет?

– Похоже, жизнь обошлась с вами не лучшим образом. Некоторые причины ваших поступков мне остаются понятны. – Голос профессора звучал тихо, но в пустой комнате был подобен эху. Доктор посмотрел на камин и пляшущие в нем языки пламени; сейчас треск поленьев казался ему почти зловещим. – Возможно, вам нужна помощь. И как можно скорее.

Бойль снова усмехнулся, точно наивность профессора его забавляла.

– Оставьте при себе ваши врачебные штучки. Или вы думаете, я дурак? А что вы скажете дальше? «Мистер Бойль, развяжите меня, давайте забудем обо всем и отправимся ко мне домой пить чай»? А после вы сдадите меня полиции, или того хуже военным. Знаете, что мне грозит, если правда всплывет? Смертная казнь через повешенье. Не думаю, что эти шакалы проявят благородство и предоставят мне расстрельную команду. Я прекрасно знаю, как караются подобные преступления, а поскольку я был ответствен за своих людей, то и отвечать за их действия придется тоже мне. – Он снова замолчал, подошел к камину и поправил кочергой угли. Какие мысли таились в его голове, профессор не знал, но вряд ли в них было что-то хорошее.

Спустя минуту он продолжил свою историю.

***

«Как я уже говорил, поражение нашей армии было лишь делом времени. Когда войну ведут популисты и мечтатели, можно ожидать только беды. И беда пришла. Наши военные застряли на этой проклятой линии Максвелла. Надо сказать, что только благодаря этому самому генералу Максвеллу реготцы и смогли выиграть войну. Задержка дала достаточно времени для создания коалиции Трех государств и сбора подкреплений, ну а дальше вы и сами все знаете. Не думаю, что нужно пересказывать весь исход войны снова. За это время я просто умолял командование отправить моих ребят в бой, тем более что они с отличием прошли программу по саботажу. Для армии всегда большую роль играл тыл и снабжение, и если бы мы могли устраивать там как можно больше диверсий, то все сложилось бы совершенно иначе. Но, как говорится, история не терпит сослагательного наклонения. Командование решило не замечать моих просьб, отдав все лавры более знатным офицерам и их сынкам. А кто был я? Сирота без рода и племени! Меня страшно ненавидели, потому что я, будучи человеком из низов, так высоко продвинулся. Если бы вы только знали, сколько козней чинили мои сослуживцы! Один раз, накануне парада в честь Дня независимости, кто-то проник в мой кабинет и залил грязью парадное обмундирование! Мне пришлось, точно белой вороне, пройтись по главной площади в повседневной униформе. После кому-то вздумалось написать на меня донос, будто бы я применяю физическое насилие к своим подчиненным! Но я никого и пальцем не трогал! Разве что особо ретивым отвешивал пинки или подзатыльники, но и то в исключительных случаях! Пришлось объясняться перед военной прокуратурой в том, что все это чистые домыслы. Слава богу, что никто из бойцов не подтвердил подобные обвинения, а значит, ноги всех этих гадостей росли не из моей роты. Прокуратура после проверки признала меня невиновным, но, сколько нервов было попорчено! Я потерял сон, аппетит и присутствие духа. И подобных мелких соринок в моем глазу было хоть отбавляй.

Вот и с началом войны я снова столкнулся с препятствиями. Моей роте поручали самые примитивные и безопасные задания, точно мы были кадетами на первом курсе академии. Но вот однажды командование попросило меня разобраться с партизанами в Людерфонском лесу. Несколько нападений на конвои снабжения действительно имели место, и я увидел в этом шанс наконец-то доказать, что мы стоим больше, чем все другие подразделения нашей армии. Но и тут крылся жесткий подвох! Когда мы начали прочесывать лес, то обнаружили, что партизаны покинули его несколько недель назад. Скорее всего, эти атаки были лишь временной диверсией, а после выполнения миссии, они просто ушли. Мы день и ночь прочесывали этот лес вдоль и поперек, но так ничего и не нашли.

Не скрою, что на мгновение я потерял голову от ярости. На смену злобе пришла депрессия, а с ней и полный упадок сил и желаний что-либо делать. Мы стали лагерем близ какой-то богом забытой лесопилки Вульфрик, где жили одни старики, женщины и дети. Нет ничего хуже, чем бездействие и ожидание! Я не прекращал отправлять отряды на патрулирование леса, но все они возвращались ни с чем. Тем временем война уже начинала принимать для нас скверный оборот. Я снова писал в штаб просьбы отправить нас в бой и даже являлся к командованию самолично, но от меня по-прежнему продолжали отмахиваться. «А, Бойль, опять вы! – говорили они, – ну что, нашли вы своих партизан? Как нет? Быть такого не может! Нападения на конвои были? Были! Вот и ищите! Вы же давно просили дать вам стоящие задания для ваших бойцов, а теперь жалуетесь! Ну что вы стоите, как истукан? Выполняйте приказ!». Но даже когда ситуация стала совсем плачевной, о нас никто и не вспомнил.