Башни и сады Вавилона
Шрифт:
Ага…
Ну уж нет.
Мне и так солнца по этой жизни в последнее время не хватает. Можно даже сказать: острая солнечная недостаточность.
А тут – все такое.
Сумеречное.
Нет, давай-ка, думаю, Егор, поэзию вместе с соплями лучше сегодня в сторону слегка отодвинуть.
И без нее тошно, без этой утонченной восточной лирики.
Лучше уж полежать, подумать, что Мажору в славном шведском городе Гетеборге говорить буду.
Али, хоть мужик, конечно, и понимающий, но наш с ним разговор сегодняшний Игорю совершенно точно передаст.
Они
А я – так.
Поссать поблизости вышел.
Так, блин, нелепо и познакомились.
Хотя – что тут гадать-то?
Нужно говорить просто.
И – максимально честно.
…Ну, например, так:
«Знаешь, Гарри, в Вавилоне не было каменных тротуаров.
В настоящем, историческом, древнем Вавилоне – как и во всех городах Древнего Востока, – уличным покрытием были просто тонны спрессованного говна. Обрывки тканей, объедки, апельсиновые корки.
Воняло там тоже, думаю, соответствующе.
По сути, – обычная помойка, тщательно утрамбованная тысячами и тысячами босых человеческих ног. Хотя на некоторых, может, были и сандалии. Типа на стражниках.
Аналог нынешних ментовских сапог, так сказать.
Ага.
И поэтому знатные и богатые люди в этом городе вообще никогда не ходили по этим улицам пешком.
Это было – больше, чем западло, понимаешь…
Это было – сблевно.
Они жили в своих домах-башнях, проводили время в своих искусственных садах у искусственных бассейнов с кристально-чистой, прозрачной водой.
Ну точь-в-точь, как мы.
И говорят, постоянно пользовались благовониями. Не знаю, помогало им это или нет.
Но – пользовались постоянно.
А по улицам передвигались исключительно в паланкинах, и специальные рабы следили, чтобы чистые ступни их господ никогда не касались этих жутких мусорных тротуаров.
Может, именно поэтому в Вавилоне и был такой страшный, просто нереальный процент сумасшедших.
И пророков тоже, разумеется.
Это было нормальное явление, понимаешь.
А дворцы тянулись – все выше и выше, превращаясь в башни самого величественного в тогдашнем мире города, название которого приблизительно переводится на русский язык, как Врата Бога.
В главной башне-зиккурате этот их бог, по слухам, даже время от времени ночевал.
На самом верху, естественно.
Возможно, даже и с бабами.
В общем, все как у нас.
Чем выше, тем дороже.
Ничего нового в этом мире нет, понимаешь?
А я – я, наверное, просто слишком устал, Гарри.
Мне уже давно нужно было уехать, походить босиком по белым, чистым, песчаным пляжам.
А потом – обязательно вернуться обратно.
Вот поэтому я и вынужден сидеть тут перед тобой и извиняться, в тупой и безысходной надежде, что ты, может быть, меня поймешь…»
…Я встаю, подхожу к окну и открываю фрамугу.
Вдыхаю воздух.
Потом осторожно закуриваю.
А чем черт не шутит, может, он меня и вправду поймет?
Если, разумеется, я буду говорить с ним
не так цветисто и пафосно…Глава 21
…За окном снова идет мелкий, холодный дождь, и я выдыхаю синий ароматный дым прямо в холодную свежую сырость.
Н-да, ну я и нагородил…
Лучше бы уж, что ли, Хафиза дальше читал.
А то развел тут, понимаешь, сырость и лирику.
Только на смех подымут.
И будут безусловно правы, я почему-то так думаю…
…Ежусь от проникающего под больничную пижаму влажного заоконного холода и спешу к тумбочке, потому что там уже, наверное, минуты две мелодично тренькает мой мобильный телефон.
Беру его с опаской, как какую-нибудь ядовитую змею, и внезапно понимаю, что мои рефлексы, кажется, уже окончательно восстановились.
По крайней мере, опасность я уже чую.
И это уже хорошо.
Потому как там не случайный набор незнакомых цифр, там – вполне конкретный, реальный номер.
Это – Петр Порфирьев, мой следователь.
Грубая, циничная реальность.
Откуда меня отслеживают, помимо всего прочего, еще и глаза моего будущего убийцы.
А мне ему по-прежнему совершенно нечего сказать.
Не убийце, разумеется.
С ним-то как раз я бы очень даже охотно поговорил по душам, ага.
Разумеется, в присутствии пары-тройки надежных парней из нашей службы безопасности.
А вот следователю мне сказать нечего.
– Да, – нажимаю соответствующую кнопку и стараюсь говорить как можно спокойнее и вальяжней. – Я вас внимательно слушаю…
– Добрый день, Егор Арнольдович, – отзываются на другом конце телефонной трубки. – Это вас Порфирьев беспокоит, ваш следователь.
Я вздыхаю, прикрыв трубку ладонью.
Ага.
А то типа и так непонятно.
– И вам не хворать. Чем, так сказать, обязан?
Я фактически вижу, как он недоуменно почесывает там, у себя в кабинете, аккуратно спрятанную за серыми редкими волосами пока еще небольшую, но, похоже, стремительно разрастающуюся залысину.
– Н-де… мне… – мнется.
Я его не тороплю.
А с какого, спрашивается, хрена он заставляет меня так себя опасаться?!
В конце концов, это его работа – моего убийцу искать.
А не о грешках мне моих напоминать, причем до, простите, мелкой дрожи в коленках.
У меня и грешков-то, кстати, перед законом – с гулькин нос: разве что кокаин в умеренных дозах, да уклонение от налогов… вот тут, конечно, надо прямо сказать, – в не совсем умеренных.
Иначе на нашем рынке не выживешь.