Башня тишины

— Твою мать!

— Пугаешь ее, — сказал Дауд каким-то странным, очень вкрадчивым голосом с не появлявшимися раньше оттенками зеленого и бирюзового.

Он похлопал лошадь Руслана по шее, потрепал гриву, потом наклонился к уху и что-то зашептал. Это сработало. Животное успокоилось, перестало перетаптываться и всхрапывать.

— Надо быстрее, — вздохнул Дауд. — Они еще лошадей найдут и за нами поедут.

— Куда мы вообще едем?

— В Габалу. Я знаю дорогу через горы.

— А, ну раз в Габалу… Это в корне меняет дело!

Дауд никак не отреагировал. С того момента, как они сели на лошадей и куда-то поехали через горы, он как будто бы изменился. В основном молчал, отвечал невпопад и иногда что-то нашептывал.

То ли они плавно поднимались еще выше, то ли солнце ушло, но становилось холоднее. Руслан не хотел открывать глаза, чтобы понять, темно вокруг или светло. Он старался не думать о том, что будет, когда наступит ночь. Как ни странно, больше всего его заботило то, что он так и не успел поговорить с Кириллом.

Почему-то из всего, что могло бы его волновать, в голове осталась только эта проблема. Закрыть долг и не подставить… знакомого, даже не друга. А в горах связи не было. Он пытался.

Тропа делалась все уже, и они уже не могли разговаривать: Дауд ехал впереди, держа в руке поводья лошади Руслана. Иногда та начинала всхрапывать, дергаться или замирала, будто окаменев. Приходилось ее успокаивать либо, наоборот, бодрить.

Через час у Руслана затекли спина и ноги. Еще через час заболели задница и шея. А на третьем часу он замерз так, что стал стучать зубами. И только благодаря этому сообразил, что что-то не так. Выпал из странного обреченного оцепенения, которое накрыло его еще до заката, открыл глаза и осмотрелся. Но, вопреки ожиданиям, ничего не увидел.

— Где джинн?

— Я откуда знаю?

— Почему он не пытается меня убить? Что происходит?

— Может, его хозяин умер? — предположил Дауд.

— Сомневаюсь…

— Даже если умер, это наш договор не отменяет!

— Не отменяет, — согласился Руслан. — Но где джинн-то?

— Есть джинн — плохо, нет джинн — плохо, — усмехнулся Дауд. — Радуйся!

— Последние события показали, что стабильные и предсказуемые проблемы лучше, чем сюрпризы, — от холода голос стал дрожать, и Руслан решил не развивать мысль.

Вжал голову в плечи, пытаясь согреться или хотя бы унять дрожь. Он не сразу обратил внимание на то, что стук копыт пропал.

— Надевай. — Дауд пошуршал чем-то совсем рядом с ним.

— А ты? — спросил Руслан, ощупывая руками огромный, наверняка очень теплый пуховик, в который можно поместиться целиком.

— Мне не холодно. Я же гуль.

— Если бы это было так, ты бы вообще его не брал.

— Ай, да-а-а! — разозлился Дауд. — Я не могу заболеть. Не могу умереть от холода! Ты можешь! Надевай, а!

— Но холод ты чувствуешь?

— Этот холод можно потерпеть.

— А какой нельзя? — уловив странный оттенок в голосе Дауда, уточнил Руслан.

— Без пуховика я могу. Без Амины нет. Плохо.

Глухой, мутно-зеленый, с голубыми просветами голос. Руслан не знал, что сказать в ответ. Ему вдруг стало до отвращения очевидно, что если они не найдут Амину, то Дауд зачахнет. Наверное, перестанет есть, пить, дышать. Просто ляжет и не будет шевелиться. Руслан молча закутался в пуховик, борясь с дрожью и собственными мыслями.

Это помогло. Все еще мерзли ноги, но в целом стало намного теплее. Под мерный цокот копыт он даже стал проваливаться в сон. В тревожную полудрему, нарушаемую время от времени вздрагивающей лошадью.

Уснуть в таком положении он не смог, оказался в каком-то междумирье. Не бодрствовал, не спал. То ему виделись обрывки какой-то погони, то пожар. Иногда почему-то ворота с окрыленным солнцем. То он бежал по каким-то лесам, то задыхался в дыму. Потом просыпался из-за проклятой лошади и засыпал от голоса Дауда, который успокаивал не только животное, но и Руслана.

— Эй, эй! — кто-то похлопывал его по бедру. — Приехали.

— Куда? — выныривая из лесной погони, уточнил он.

— Деревня. Мы почти в Габале! Пойдем, погреешься.

Дауд помог ему выбраться из проклятого седла. И Руслан тут же упал. Потому что ноги затекли и практически не работали. Дауд едва успел подхватить его на руки.

— Не отморозил? — спросил он с тревогой.

— Не знаю… Вроде нет… — Руслан пытался понять, может ли пошевелить пальцами, пока Дауд нес его куда-то.

Он вдруг услышал чей-то голос. Мужчина что-то деловито спрашивал у Дауда на азербайджанском. Его голос по цвету походил на дубовые доски, покрытые лаком. Потом возник еще и встревоженный женский голос. Они вошли в помещение. Кто-то стянул с него ботинки, носки, а Руслан почему-то даже не пытался поинтересоваться, что происходит. Он очень устал. Наконец-то тепло, лошадь не беснуется. И так хочется спать.

Он очнулся в постели. Как будто и не было никакого сна. Закрыл глаза, секунда черного ничего, постель. Мягкая, пуховая. Толстенное одеяло, накрахмаленные простыни. Немножко пахнет лавандой и пылью. Как будто к бабушке ехали, а он в машине уснул. Потом отец отнес его спящего в кровать, и он проснулся уже тут.

— Дауд? — позвал Руслан, пытаясь вспомнить, как и когда оказался в постели. — Дауд?!

Никто не ответил. Руслан сел в кровати и стал ощупывать окружающее пространство. Там, где и ожидал, обнаружилась тумбочка и на ней его телефон. Он тут же вспомнил про Кирилла и собрался было ему позвонить, даже раньше, чем Дауду, но трубка разрядилась.

Вдруг противно скрипнула дверь и раздался тот самый дубовый голос:

— Как вы себя чувствуете, все хорошо? — на русском языке этот голос больше походил не на дубовую, но, допустим, на липовую доску. Руслан в деревьях не разбирался… Вообще, судя по всему, Руслан говорил с довольно пожилым мужчиной.

— Да, спасибо… — Это даже было правдой, он чувствовал себя… не слишком плохо. В последнее время требовать большего не приходилось.

— Дауд поехал в город за машиной. Сказал, что скоро вернется.

— Понятно, спасибо.

— Меня зовут Октай! — спохватился собеседник. — Будьте как дома! Если что-то надо — только скажите.

— Очень приятно! — иронично хмыкнул Руслан. — Просто чертовски приятно.

— Я вам мешать не буду. Если что, позовите.

— Могу я воспользоваться вашей ванной? — он вспомнил слова Дауда про деревню и поправился: — Баней.