Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки
Шрифт:
Я принял вас лишь для того, чтобы вы передали тем, кто вас послал, что Мирия не признаёт и никогда не признает королем Арции узурпатора и убийцу. Вы можете забрать с собой тех подданных арцийской короны, которые сочтут нужным вернуться на родину в вашем обществе. Граф Койла, – герцог повернулся к бывшему арцийскому послу, – я настоятельно советую вам и вашему семейству остаться в Кер-Эрасти под моей защитой.
– Я благодарен вам, монсигнор. – Граф преклонил колено, и Энрике заметил, что губы у него трясутся. У него, у бывалого дипломата! – Мы не смели и надеяться…
Конечно, не смели, ведь то, что он совершает, – безумие,
– Я с радостью оказываю эту услугу нобилю, не предавшему своего сюзерена. – Герцог поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. По дороге к двери он готовился к неизбежному, и оно незамедлительно последовало.
– Вы поступили недопустимо, – огромные черные глаза Эвфразии яростно сверкнули, – Пьер Лумэн поддержан Церковью нашей Единой и Единственной, его права на престол неоспоримы.
– Как права мыши на сыр в буфете. – Энрике налил себе вина и выпил. Неужели это женщина, которую он когда-то так любил? Неужели это мать, потерявшая дочь и ничего не знающая о судьбе сына?
– Вы не смеете так говорить о решении конклава.
– В конклаве заседают люди, а не святые, и в душах у них не елей, а помои. Как у кардинала, взбунтовавшего Лиарэ. В любом случае князья Церкви пошли против ее столпов, признав королем узурпатора, потомка узурпаторов, да вдобавок еще и кошачье отродье. Это они совершили грех, не я.
– Вы будете наказаны за кощунство.
– Вы имеете в виду, что меня отравят? Может быть, и так.
– Монсигнор, – герцогиня выпрямилась во весь рост, – если вы не образумитесь, я буду вынуждена оставить вас и удалиться в обитель.
– Как вам будет угодно.
Если она и впрямь удалится, в его жизни мало что изменится, разве что не придется кривить душой. Вот если б она оставила его, когда была жива Рената…
Эвфразия, гордо вскинув голову, вышла, но ее сменил Антонио.
– Монсигнор, я не должен перечить своему сюзерену и отцу, но дальновидно ли вы поступаете…
– Нет.
– Я… Я приказал задержать сигнора Вилльо, он готов забыть ваши слова.
– Вот как? – Герцог нехорошо улыбнулся. – Я слишком долго ждал, когда мой наследник проявит самостоятельность, но, когда он это сделал, меня это не обрадовало. Отправляйтесь в свои покои, Антонио, и не выходите без моего приказа.
Сын вспыхнул до корней волос, но поклонился и вышел. Энрике налил себе еще, но пить раздумал. Вот так и сжигают корабли. Все еще сильная рука герцога дернула за шнур звонка, вбежал дежурный аюдант. Диего был племянником Ренаты, и это было хорошим предзнаменованием.
– Соберите в Тронном зале столько людей, сколько он может вместить. Я хочу говорить с мирийцами.
– Да, монсигнор. – По тому, как вспыхнули глаза молодого человека, герцог понял, что по крайней мере один союзник у него здесь есть.
Рито с удивлением смотрел на приближающегося всадника. Базиль Гризье галопом, словно за ним волки гнались, возвращался назад. Зачем?
– И чего это забыл наш красавец? – ворчливо осведомился Серпьент, чьи усилия, равно как и крапива, пропали впустую.
– Драться я с ним не буду, – отрезал Рафаэль, – он прав, я его убью… Пусть уж лучше этим Лось занимается.
– Воистину, мы должны прощать врагам своим, – согласился Николай, и его слова поставили точку в споре, так как Гризье уже осадил коня возле удивленной
четверки.– Прошу прощения, господа, – рыцарь слегка задыхался, – наш разговор получился несколько сумбурным, и я откланялся, не сказав вам главного. Тагэре жив.
– Базиль! – Рито бросился вперед, схватив коня за узду. – Что?! Что ты сказал?!
– Я… – Странное дело, графу Мо чуть ли не в первый раз в жизни не хватило слов. – Что с королем, я не знаю, но на площади был не он. Тартю не может короноваться при живом Тагэре. Немного магии – и поверил даже ты.
– Где Сандер?!
– Пропал вместе с конем и тремя десятками людей Рогге. Их лошади нашлись, но без всадников. Синяки, циалианцы и люди Тартю рыщут по всей Гразе, никаких следов. Теперь все. Прощайте!
– Постой, – мириец удержал лошадь под уздцы, – ты вернулся только за этим?
– Да, – пожал плечами Базиль, – иногда, знаешь ли, забываешь, что ты подлец по праву рождения.
– Прости…
– Не за что. Но мне и впрямь пора.
– Пора? Тебя никто не гонит! – Рито, как всегда, принял решение с налета. – Оставайся с нами. Нечего тебе в Гваре делать!
– Арде! В вашей компании не хватает только члена нашей семейки. Спасибо, маркиз, но, какими бы ни были мои родичи, мне будет обидно, если им свернут голову из-за того, что мне приятно ваше общество. И потом, вы разве забыли? Я же должен отправиться к Проклятому.
– Тогда отправляйся. И… постарайся не сломать свою башку.
– Проклятый меня побери, если я не желаю вам того же, – Базиль наклонился и, поморщившись, сорвал ветку крапивы, – а это возьму на память… Жжется, собака! Проклятый… – еще раз зачем-то повторил Базиль и, закусив губу, повернул коня.
Четверо в степи молча смотрели на исчезающий в печи заката темный силуэт.
– Зря ты его отпустил, – наконец буркнул Крапивник.
– Глупости, он – неплохой парень. Базиль – брат Жореса, ну и что? Жоффруа был братом Александра, Наджед брат Яфе, да и меня самого Творец братцем наградил, отворотясь не насмотришься…
– Понял, не дурак, – Серпьент Кулебрин выглядел встревоженным, – вы же слепы, как кроты. Над этим болваном когти судьбы висят. Мы б за ним приглядели, а так он со своим языком влезет куда-нибудь. Пропадет ни за грош, жалко будет.
– Жалко? Тебе? – Рито показалось, что он ослышался.
– Жалко, – подтвердил Крапивник, – мы с ним чем-то похожи, только я вечный, а он – нет.
Подбитый куницей плащ со странным, похожим на выросшую в поле водяную лилию цветком был красив и шел ей, но баронесса Гран-Гийо не могла чувствовать себя счастливой и спокойной. Она любила мужа, а Эгон любил ее – если б еще вокруг было поменьше горя, а будущее не тонуло в кровавом тумане.
– Ты – королева! Ты больше чем королева. – Эгон Фарни поцеловал жене руку.
Королева… Она могла бы стать королевой и матерью короля, но дорогу ей перешла прекрасная Элеонора Гризье. Когда Гастон Койла привез письмо Филиппа, Клотильде Тагэре показалось, что жизнь кончена. Если б не Маргарита, она бы умерла, но она отвечала за дочь, у которой больше не было отца. Простить она не могла, но забыть постаралась. А теперь баронессе Фарни предстоит увидеть занявшую ее место женщину, женщину, принесшую беду не только ей, но и Арции, и двоим детям, которых они с Эгоном назвали своими.