Башня. Новый Ковчег 3

Всё как-то встало на свои места. Рабочий день набирал обороты, раскручивался, мчался, и она бежала вместе с ним — подписывала какие-то бумаги на складе, скользя глазами по длинным рядам ведомостей, сверяя цифры, злясь на невнимательность комплектовщицы, толстой Карины с добрыми, вечно сонными глазами и круглыми румяными щеками. Лазала вместе с ней и вместо неё по стеллажам, пыльным, полупустым, не обращая внимания на грузчика, дядьку Валеру, который, подперев широким плечом угол шкафа, громоздкого, запертого будто нарочно на допотопный висячий замок, откровенно любовался ею, Анной, и не скрывал, что любуется.

— Вы, Анна Константиновна, чисто девочка. Тонкая, звонкая. Не как вон Каринка наша, кадушка нескладная.

Анна только отмахивалась, а толстая Карина, которую, похоже, ничем было не пронять, улыбалась глупой и доброй улыбкой.

После склада была лаборатория, потом опять склад, на этот раз другой, и когда Анна наконец добралась до больницы, стрелка часов упёрлась в цифру одиннадцать.

Возле двери кабинета топталась Катя, явно уже давно её поджидала — Анна заметила с каким облегчением вспыхнуло лицо девочки, едва она увидела Анну, идущую по коридору.

— Анна Константиновна, — Катюша бросилась ей навстречу. — Анна Константиновна! Я вас уже почти два часа жду.

Анна чуть пожала плечами и, не обращая внимания на Катю, принялась открывать дверь кабинета.

— Анна Константиновна, меня Борис Андреевич прислал к вам. Это очень-очень срочно.

— Опять кому-то плохо? — Анна не удержалась от сарказма, но Катя его то ли не услышала, то ли не поняла.

— Нет, никому не плохо. Просто. Вот!

Девочка торопливо сунула Анне в руку записку и тут же отступила в сторону. Замерла, дожидаясь её ответа. Анна развернула свёрнутый в трубочку пластик, быстро прочитала, один раз, второй.

«Аня, срочно звони Мельникову! Пусть спускается сюда вниз! Ничего не объясняй по телефону, всё скажем здесь сами! Это срочно!» — от обилия восклицательных знаков, на которые Борис никогда не скупился, зарябило в глазах. Ну замечательно, конечно. Две недели сидели в своём подполье — высидели. Теперь вот срочно. Вынь и подай им Мельникова, как будто Мельников только и делает, что сидит на телефоне и ждёт звонка от их величеств, королей в изгнании. В ребро как бес толкнул — не звони, пусть там ещё помучаются, и Анна уже была готова так и сделать, но натолкнулась на тревожный взгляд Катюши и только вздохнула. Пока она бегала по этажам и складам, эти двое, похоже, девчонку совсем затерроризировали.

— Катя, иди скажи им, я Мельникову позвоню и, как дождусь, когда он здесь появится, сама отведу его в тайник. Поняла?

Катя молча кивнула и быстро скрылась за дверью. И почти сразу, словно он этого и ждал, протяжно и требовательно зазвонил телефон.

***

— Анна, неужели это правда? Павел действительно жив?

Олег Мельников шагал с ней рядом, взволнованный, даже слегка нервный — таким она видала его нечасто.

Тот звонок действительно был от Мельникова. Анне даже не пришлось вызванивать его, стараясь прорваться сквозь невероятные укрепления, возведённые секретаршей Олега (где он только откопал эту женщину, суровую и непроходимую, как противотанковый ёж), отыскивать по всем больницам, разбросанным сверху донизу Башни, пытаясь угнаться за стремительным и неуловимым главой медицинского сектора. Это было удивительным совпадением, но Олег и правда позвонил сам и именно тогда, когда нужно. И более того, Анне даже не пришлось убеждать его спуститься к ней, на пятьдесят четвёртый — Мельников как будто сам ждал этого, выслушал Аннину сбивчивую речь молча, коротко сказал: «минут через пятнадцать буду» и появился ровнехонько через четверть часа, безукоризненный, в свежей белой сорочке и галстуке, подобранном на тон светлее тёмно-серого пиджака в едва заметную тонкую полоску.

— Да, Олег. Он жив и действительно находится здесь. Я думаю, он сам тебе всё расскажет.

Анна не собиралась ни пускаться сейчас во все подробности чудесного спасения Савельева, ни даже оставаться в тайнике. Приведу и уйду — решила она, но уйти не получилось. Как только они с Мельниковым вошли в тайник, так сразу наткнулись на нетерпеливо расхаживающего от одной стены коридора до другой Бориса. Тот, резко обернувшись на звук открываемой двери, не удержался, широко и радостно улыбнулся, шагнул навстречу Мельникову и тут же, не давая Анне опомниться, даже не сказал — скомандовал:

— Аня, не уходи. Ты тоже нужна.

И она, как в детстве, неожиданно подчинилась. Прошла вслед за Борисом и Олегом в комнату и тут же, прямо у дверей, уткнулась в Павла. Увидела его бледное, похудевшее лицо, снова почувствовала боль, обиду и любовь, за которую она ненавидела себя особенно сильно, и, если бы не Борис, невероятным образом вдруг оказавшийся рядом и крепко сжавший её локоть, наверно, упала бы, потому что не было никакой силы, которая бы смогла сейчас удержать её на месте.

— Всё нормально, Аня, — шёпот Бориса защекотал щёку. — Всё нормально. Соберись.

Она кивнула и отошла от них, подальше, схватив первый попавшийся стул и демонстративно отгородившись им от Савельева.

Олега интересовало многое — и собственно само спасение Павла, хотя об этом Павел рассказал, как бы вскользь, торопливо, слегка хмурясь от необходимости ещё раз пересказывать, что с ним произошло в тот вечер, и отношения Павла и Бориса (Олег не спрашивал, но это читалось в его глазах, и Савельев опять же нехотя в двух словах дал понять, что они на одной стороне баррикад), и, конечно же, мысли и догадки насчёт возможного заказчика покушения.

Всё это Анна почти не слушала. Зачем? Часть информации она знала и так, а всё остальное — интриги и подковёрные игры в Совете — её по-прежнему мало заботили. Эта была та, другая сторона Павла — тёмная сторона, на которой не было и не могло быть Пашки Савельева, упрямого, но честного, в которого она однажды влюбилась, как-то случайно и незаметно для себя. Это была вотчина другого Павла, чужого, незнакомого ей, которого не заботили нормы морали и этики, который мог одним росчерком пера отправить на смерть и миллион чужих людей, и одного самого родного и близкого. Мог. Даже зная, что может всех спасти. Имея под рукой средство для их спасения.

— Ставицкий? Всё-таки он?

Упоминание имени двоюродного брата Павла, которое произнёс Олег, произнёс без тени удивления в голосе, даже не спрашивая, а скорее констатируя факт, ненадолго выдернуло Анну из мрачных мыслей.

— Стопроцентной уверенности у меня, конечно, нет, — Павел пожал плечами. — Скорее догадки, обрывки информации, соединённые вместе, интуиция, если хочешь. И, да, я могу ошибаться.

— Дай-то Бог, чтобы ты не ошибался, — пробормотал Мельников.

Он сидел за столом и задумчиво перебирал в руках листы, которые подавал ему Борис, стоявший рядом. Анна видела, что это были страницы дневника, которые принесла им Ника, какие-то схемы, тоненькая, ученическая тетрадка. И всё это было каким-то образом связано с Серёжей Ставицким, которого Анна помнила смешным, худеньким мальчиком — в школе над ним не смеялся разве что ленивый.

— Константин Георгиевич тоже так считает, — Мельников отложил от себя листок и посмотрел на Павла.

— Величко? — удивился тот.

— Да, Величко. Извини, Павел, мы считали, что ты мёртв, и тоже не сидели, сложа руки. Что-то искали и по своим каналам. Анализировали. И, как видишь, пришли к тому же выводу. У Константина Георгиевича есть доказательства, что Ставицкий приложил руку к той несостоявшейся диверсии в цехах — инженер Барташов был им подкуплен.

Павел и Борис быстро переглянулись, а Олег, заметив их переглядки, сказал: