Башня
Шрифт:
После современной Август Мэрриан переходил к древней, практически потерянной магии, адептов которой, как и магические гриммуары, можно пересчитать по пальцам и которые сами выбирают себе учеников. Первой он назвал магию атлантов, ставшей основой современной европейской магии. Атлантида - древний затопленный остров, принесла свою магию на территорию современной Англии (Создав магию племен Дану, сохранившуюся лишь в семьях сидхов, ведущих уединенный образ жизни) и Греции (по мнению авторов «боги» Греции в реальности были именно атлантами, обучившими избранных своей магии; в Греции остался лишь один храм - жилище Апполона - где все еще обучают сохраненным знаниям предков). Следующей пришла очередь Гипербореи - исчезнувшей страны на севере Евразии, рождавшей великих магов. Ее школа, по прошествии времени, распалась на два течения - скандинавскую и русскую. Обучают ей считанные мастера, бродящие по свету и сами выбирающие учеников. Далее он рассказал о двух течениях нечеловеческой магии, адаптированной людьми для себя - это древнекитайская (ставшая основой Восточной группы) и индийская, а точнее «путь Кали» - кровавый культ древней богини войны и мести, относящийся к запретным и располагающийся в затерянных
Последним шли нечеловеческие искусства, отданные людям посланцами других миров. Всего, известных автору, пограничных к Земле миров было пять - два темных (Ад и Лэнг), два светлых (Рай и Девять Небес) и один нейтральный (Шамбала). Вкратце он напоминал, что Ад и Рай оказали свое влияние на современную европейскую магию, но не оставили чистой, неадаптированной для людей школы. То же он сказал и про Девять Небес, оставивших свой след в гиперборейской, шумерской, атлантической и американской древних школах. Упомянул и китайскую магию, вкупе с культом Кали, как примеры адаптации нечеловеческих течений. Чистых же нечеловеческих школ, известных Мэрриану, было только две: Черная Книга Лэнга, часть шумерской «Основы Основ» и Шамбалийское искусство. Магия Лэнга, полностью созданная демонами и для демонов, при использовании ее человеком меняла сначала разум заклинателя, подводя под демонические стандарты и приводя к безумию, а затем и тело, делая мага подобным демонам своих Пустошей. Не менее страшным был и Путь Великого Нага - известная часть искусств Шамбалы, но, в отличие от лэнгской, начинающий изменения с тела мага, давая шанс повернуть назад. По легендам были школы и остальных миров - но Август предупреждал, что исповедуя эти магические культы, что темные, что светлые, невозможно было остаться человеком, а свет бывает не менее страшным и жестоким хозяином, чем тьма.
В общем, девушка с интересом читала бы эту книгу, если бы не суетящийся перед ней Рон, беспрерывно ходящий из угла в угол, что, учитывая размеры гостиной, крайне отвлекало Гермиону. Наконец, не выдержав, она громко захлопнула книгу и сказала:
– Да что с тобой твориться, Рон?! У меня от тебя уже голова кружится!
Парень резко остановился и тут же начал говорить, словно бы ожидая этого вопроса все полчаса непрерывного мелькания:
– Да я вот о чем думаю, Герми, а правильно ли мы сделали, послушавшись Дамблдора? Может, не стоило давать это интервью?
– рыжий парень смотрел на подругу грустными газами, под которыми залегли темно-фиолетовые тени. Сама Грэйнджер выглядела не лучше - усталые покрасневшие глаза, осунувшееся от переживаний лицо и словно бы погасшие волосы, забранные в низкий хвостик старой ленточкой. А услышав вопрос Рона, она, казалось, еще сильнее побледнела:
– А я-то откуда знаю, Рон, - устало сказала она, не решаясь посмотреть в глаза друга.
– Директор сказал, что если вокруг исчезновения Гарри утихнет шумиха, то они смогут быстрее вызволить его из плена.
– И как они собираются его искать, если все авроры отстранятся от работы?
– Не знаю я, не знаю, Рон!
– не выдержав, крикнула Гермиона, едва не отшвыривая книгу.
– Откуда мне знать! Я, в конце концов, всего лишь школьница! Это дело директора и остальных - оно мне, к сожалению, не под силу!
Рон только фыркнул, без сил опускаясь на потрепанный диван. Потерев ноющие виски, он вымолвил, тупо смотря в одну точку:
– Я снова чувствую себя предателем, Герм. А это просто отвратительное чувство.
– Знаю, - прошептала девушка.
– В конце концов, это именно я выпустила Риту и согласилась на интервью, а ты просто согласился мне помочь.
Они еще немного посидели, чувствуя, что между ними вновь разверзается пропасть, раньше заполняемая черноволосым юношей. Они казались себе двумя неподходящими друг к другу осколками, потерявшими свое соединение. Сейчас у них еще были связи - через боль потери и страх за исчезнувшего друга, но что случится, когда эти чувства притихнут, не знал никто…
– Директор все сделает, верь ему, - тихо сказала девушка, прикасаясь тонкой ручкой к напряженному плечу Уизли.
– Да неужели?
– неожиданно зло выплюнул Рон.
– И на первом курсе он сделал, и на втором, и на третьем? И с Турниром этим мордредовым тоже он все сделал? Хватит, Гермиона! Хватит! Он бросал нас и раньше - бросит и сейчас!
– Ты несешь чушь, Рон, - в ее голосе прорезались панические нотки.
– Успокойся!
– Не собираюсь!
– на весь дом вскричал парень, швыряя на пол многострадальную книгу.
– У нас друг пропал, а мы по указке директора только всем врём! Меня это бесит! Ненавижу бездействие!
– Уже поздно что-либо менять, Рон, - жестко сказала Грейнжер, сглатывая слезы.
– Мы сделали свой выбор еще вчера.
Парень на это только сверкнул глазами, вылетев из комнаты, громко хлопнув старой дверью. А Гермиона без сил опустилась на пол, закрывая лицо руками, и начиная беззвучно плакать, заливая соленой влагой клетчатую юбку.
– Мы все сделали правильно, - шепчет она в колени.
– Правильно…Но почему же мне так мерзко?!
* * *
Азкабан
* * *
По пустынным ледяным коридорам тюрьмы, мимо камер, где лежали измученные узники, все ниже и ниже спускалась невысокая фигура волшебника. В сопровождении изможденного смотрителя, Маркус Эйвери вновь спускался к уровню, где были заперты его бывшие соратники, не сумевшие или не захотевшие избежать суда. В первые годы он заходил практически ко всем -
но за прошедшие четырнадцать лет немногие из них были в состоянии понимать его речь и не быть угрозой его здоровью. Красотка Бэлла, потерявшая практически весь лоск, вообще едва не перегрызла Маркусу горло, обвиняя в предательстве Лорда. Сейчас он навещал только братьев Лестренжей, более или менее адекватно воспринимающих окружающий мир, Долохова, который, хоть и разговаривал только на русском, был на удивление спокоен и вменяем и, естественно, своего по-прежнему любимого Генри, Генриха Мальсибера.Они начали встречаться еще в школе - и даже на выпускной пришли вместе, заявляя о своих отношениях всему миру. Вместе пришли любовники и под знамена Темного Лорда. Этот путь выбрал Марк, но Генри без малейших колебаний последовал за ним, с радостью погрузившись в служение Тьме. Лорд был частым гостем в доме Эйвери - отец Маркуса учился вместе с ним, и был одним из самых близких тому людей, хоть и никогда не принял метку и не вступил в войну.
Вместе с Генри, Эйвери стоял и на суде, надеясь только, что ему дадут камеру неподалеку от любимого. Но Мальсибер поступил в тот день абсолютно неожиданно - он заявил, что наложил на своего любовника Империо, заставив принять метку и служить Темному Лорду. Учитывая, что Эйвери-старший никогда не был Пожирателем, и, зная об исключительном мастерстве Мальсибера в этом непростительном заклятье, никто и не подумал сомневаться в заявлении, данном под Веритасерумом. На Эйвери, кстати, действительно оказалось старое Империо, и его освободили, дав срок условно. Он мог только удивляться изощренному уму возлюбленного, продумавшего выход даже во время пика власти и силы их Лорда. Маркус протестовать не стал, понимая, что больше пользы плененным друзьям он принесет, находясь на свободе. После этого он сумел договорился со старым азкабанским сторожем, когда-то давно задолжавшим его отцу жизнь, и стал проносить в тюрьму вещи, еду, разговаривать с измученными людьми, лечить их при необходимости. Конечно же, больше всего времени он проводил в камере своего любовника, расчесывая его когда-то роскошную гриву, грязную и свалявшуюся в тюремной камере, стирая с тела грязь и пот, целуя искусанные губы. А вернувшись домой, напивался старым коньяком, вспоминая то время, когда это он, дрожа, прижимался к Генри, а мужчина успокаивал его после очередного ночного кошмара - проклятья их Рода, когда-то заключившего сделку с демоном Ада. И по щекам Эйвери текли редкие слезы… И он, пьяно вздыхая, зарекался вновь приходить в камеру практически сломленного возлюбленного.
Но в следующем месяце вновь стоял на холодном берегу скалистого острова-тюрьмы.
Вот и сегодня он пришел сюда, только вот в этот раз он принес узникам радостную новость, которую они скорее всего уже знали - их Лорд вернулся из-за Грани. Он видел проявившуюся черным пятном метку, он видел глаза Люциуса, и теперь точно знал, что скоро его друзья вновь будут на свободе, ибо не смотря на все свою жестокость и холодность, Темный Лорд никогда не бросит своих слуг, служивших ему верой и правдой, гнить в ледяной тьме Азкабане.
И Маркус Эйвери целует губы своего возлюбленного, уронившего затылок на его острые колени, практически безумно шепча:
– Скоро, скоро, мой дорогой Генри, скоро ты вернешься ко мне…
И плакал, видя как рано поседевший Мальсибер ласково гладит предплечье, впиваясь ногтями в черную, пульсирующую живой тьмою, метку.
Глава восемь.
* * *
Отдел Тайн
* * *
По ярко освещенным коридорам Министерства шел высокий мужчина с слегка посеребренными временем и переживаниями висками. Темно-каштановые, практически черные, волосы были перевязаны неброской лентой, и спадали на спину неряшливыми, слегка волнистыми, прядями. Темно-синяя форменная мантия идеально отглажена, а проглядывающий под ней черно-коричневый камзол простого кроя выгодно подчеркивает слегка худощавую, но подтянутую и сильную фигуру невыразимца. Но особенным очарованием обладают его глаза - очень светлые, бледно-голубые, с темным, отдающим изумрудной зеленью краем у самого зрачка. Лицо мужчины, несмотря на глубокие морщины, залегшие в уголках глаз и рта, выглядит достаточно молодо и привлекательно - настолько, что несколько молоденьких секретарш мило краснеют и посылают ему воздушные поцелуи. Он только сдержанно кивает ветреным красоткам, спеша на работу. Возможно, он бы и остановился, чтобы переговорить с одной из министерских секретарш и найти себе пару на предстоящие выходные- но сегодня он слишком нервничает, чтобы отвлекаться на пустые разговоры.
Сегодня Августусу Руквуду надо будет во чтобы то ни стало выполнить задание Темного Лорда.
Еще четырнадцать лет назад он был уверен, что Волдеморт рано или поздно вернется к ним, чтобы установить в магическом мире свои порядки, и ждал этого мига с надеждой и предвкушением. Еще со школы, когда он с Эйвери и Снейпом решил присоединиться к Пожирателям, Руквуд всей душой стремился к Тьме. По совету Люциуса и по его протекции, сын достаточно обедневшего, хотя все такого же уважаемого и древнего рода, поступил в невыразимцы, доставляя сведения Лорду прямо из сердца Отдела Тайн. Своим изощренным умом и редкими знаниями, он быстро занял место во Внутреннем Круге, максимально приблизившись к Лорду. Но его мало кто знал по имени - Темный Лорд оберегал своего единственного шпиона в закрытом крыле Министерства, поэтому-то потом, уже после падения Тёмного Лорда, он остался на свободе. Знающие люди молчали, а он и не нарывался, как сделала троица Лестренжей, так и не осознавшая, что их сторона проиграла эту битву, и надо отступить, чтобы со временем накопить сил на новую войну. Он медленно, но верно поднимался все выше и выше по карьерной лестнице, завоевывая уважение, как начальства, так и подчиненных, своим оригинальным мышлением и обширными знаниями во всех магических сферах, пока его не сдал этот трусливый шакал Каркаров. Узнав о предательстве, Руквуд уже готовился провести все время до возвращения Лорда в холодных стенах Азкабана, медленно сходя с ума от дыхания дементоров…Но Августусу повезло и в этот раз - Шэдоу, глава его отдела, вытащил своего помощника из аврорских застенков, и вскоре назначил своим заместителем. Он до сих пор не знал, зачем это сделал безликий мужчина, из чьего лица он смог запомнить только тонкие губы и необыкновенно светлые, практически салатовые глаза.