Басни

Оставьте предков вы в покое:

Им по делом была и честь;

А вы, друзья, лишь годны на жаркое».

Баснь эту можно бы и боле пояснить –

Да чтоб гусей не раздразнить.

Свинья

Свинья на барский двор когда-то затесалась;

Вокруг конюшен там и кухонь наслонялась;

В сору, в навозе извалялась;

В помоях по уши до сыта накупалась:

И из гостей домой

Пришла свинья-свиньёй.

«Ну, что ж, Хавронья, там ты видела такого?»

Свинью спросил пастух:

«Ведь идет слух,

Что всё у богачей лишь бисер да жемчуг;

А в доме, так одно богатее другого?»

Хавронья хрюкает: «Ну, право, порют

вздор.

Я не приметила богатства никакого:

Всё только лишь навоз да сор;

А, кажется, уж, не жалея рыла,

Я там изрыла

Весь задний двор».

Не дай Бог никого сравненьем мне обидеть!

Но как же критика Хавроньей не назвать,

Который, что ни станет разбирать,

Имеет дар одно худое видеть?

Муха и дорожные

В июле, в самый зной, в полуденную пору,

Сыпучими песками, в гору,

С поклажей и с семьёй дворян,

Четвёркою рыдван^[53]

Тащился.

Кони измучились, и кучер как ни бился,

Пришло хоть стать. Слезает с козел он

И, лошадей мучитель,

С лакеем в два кнута тиранит с двух сторон:

А легче нет. Ползут из колымаги вон

Боярин, барыня, их девка, сын, учитель.

Но, знать, рыдван был плотно нагружён,

Что лошади, хотя его тронули,

Но в гору по песку едва-едва тянули.

Случись тут Мухе быть. Как горю не помочь?

Вступилась: ну жужжать во всю мушину мочь;

Вокруг повозки суетится;

То над носом юлит у коренной^[54],

То лоб укусит пристяжной,

То вместо кучера на козлы^[55] вдруг садится,

Или, оставя лошадей,

И вдоль и поперёк шныряет меж людей;

Ну, словно откупщик на ярмарке, хлопочет,

И только плачется на то,

Что ей ни в чём, никто

Никак помочь не хочет.

Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком;

Учитель с барыней шушукают тишком;

Сам барин, позабыв, как он к порядку нужен,

Ушёл с служанкой в бор искать грибов на ужин;

И Муха всем жужжит, что только лишь она

О всём заботится одна.

Меж тем лошадушки, шаг за шаг, понемногу

Втащилися на ровную дорогу.

«Ну», Муха говорит: «теперя слава богу!

Садитесь по местам, и добрый всем вам путь;

А мне уж дайте отдохнуть:

Меня насилу крылья носят».

Куда людей на свете много есть,

Которые везде хотят себя приплесть

И любят хлопотать, где их совсем не просят.

Орёл и Паук

За облака Орёл

На верх Кавказских гор поднялся;

На кедре там столетнем сел

И зримым под собой пространством любовался.

Казалось, что оттоль он видел край земли:

Там реки по степям излучисто текли;

Здесь рощи и луга цвели

Во всём весеннем их уборе;

А там сердитое Каспийско Море,

Как ворона крыло, чернелося вдали.

«Хвала тебе, Зевес, что, управляя светом,

Ты рассудил меня снабдить таким полётом.

Что неприступной я не знаю высоты»,

Орёл к Юпитеру^[56] взывает:

«И что смотрю оттоль на мира красоты,

Куда никто не залетает». —

«Какой же ты хвастун, как погляжу!»

Паук ему тут с ветки отвечает:

«Да ниже ль я тебя, товарищ, здесь сижу?»

Орёл глядит: и подлинно, Паук,

Над самым им раскинув сеть вокруг,

На веточке хлопочет

И, кажется, Орлу заткать он солнце хочет.

«Ты как на этой высоте?»

Спросил Орёл: «и те,

Которые полёт отважнейший имеют,

Не все сюда пускаться смеют;

А ты без крыл и слаб; неужли ты дополз?» –

«Нет, я б на это не решился». —

«Да как же здесь ты очутился?» –

«Да я к тебе же прицепился,

И снизу на хвосте ты сам меня занёс:

Но здесь и без тебя умею я держаться;

И так передо мной прошу не величаться;