Бастард Ивана Грозного — 2

Заводы впечатлили черкесов. Они вместе с Санькой ходили по цехам и цокали языками, пробуя на прочность и на изгиб сабли и мечи. Удивлялись количеству отлитых из бронзы пушек и чугунных мортир.

— Это сколько же нужно ямчуга, чтобы все пушки снарядить? — спросил старший сын Темрюка.

— Много, — согласился Александр, не вдаваясь в дальнейшие разъяснения.

Он не очень доверял своим новым родственникам. Санька помнил, что горцы многие века помогали русским царям удерживать власть, но не понимал почему. Только из-за того, что боялись турок?

История с женитьбой на черкешенке не очень нравилась Александру, но получалось, что ни у царя Ивана, ни у него не было иного выбора. Та «лучшая тысяча», которую Иван, и он, Александр, одаривал землями, доверия не оправдывала.

Поднимая младшие фамилии Иван и Александр лишь возбудили ненависть к себе потомственных дворян. Недовольных становилось всё больше и больше. Бунт зрел. Александр знал даже его «точки кристаллизации», но начать вырезать бунтовщиков не решался. Именно поэтому он ушёл из Москвы в «свою землю». На Дон.

Санька полагал, что переговорами с ливонцами и шведами, он отсрочил войны на западе и севере. В любом случае, там есть и кому продать русские земли, и кому защищать их. Он сделал всё, что мог, усилив регион самостоятельными и жадными владетелями.

Александр махнул рукой, прогоняя мрачные мысли. Уведя за собой более пяти тысяч самых боеспособных воинов, Санька не чувствовал себя уверенным в правильности своих действий. Однако, ту силу, которую он в них вложил во время тренировок, воины должны выплеснуть.

Александр заметил, что когда тренировкой воинов занимается лично он, то им передаётся его энергия. Он увидел её своим «неправильным» зрением, когда рискнул помочь канониру в стрельбе из пушки. Сначала это выражалось в лёгком золотистом свечении крови. Потом, через несколько дней тренировок, свечение крови усилилось и засветились даже мельчайшие капилляры. После трёх месяцев занятий его ратники засветились золотой аурой. Александр не знал, как переполнение его энергией скажется на обычных людях. Вдруг они станут какой-нибудь нежитью?!

Вот он и решил, что надо нагрузить их тяжёлым походом. Он давно заметил, что с аурой они легче переносят тяжёлые физические нагрузки, но она быстро тает. В походе, во время стоянок, Александр пробовал накачивать силой не только бойцов, но и лошадок, и это у него получалось.

Невероятная выносливость ратников и лошадей была отмечена черкесами.

— Чем вы кормите своих коней? — спросил как-то на привале Салтанкул.

— Сеном и овсом, как и вы. Общая же раздача, — удивился Санька.

— Но ваши лошади не так дышат! Сам смотри!

Все вокруг уже привыкли, что царь не совсем слеп.

Санька «присмотрелся». Тогда он ещё не «поил» коней своей энергией специально. Вероятно, их «цепляло» направляемым на воинов энергетическим лучом.

После этого Санька стал подпитывать силой всех: и людей, и коней, и своих, и чужих.

Светиться черкесы не стали, но стали чувствовать себя на переходах гораздо лучше. Однако Александр заметил, что Салтанкул с братьями стали о чём-то спорить и переговариваться, иногда почти с испугом поглядывая на царя.

— Что с вами? — спросил Санька подъехавшего как-то Салтанкула.

— Ты, государь, не обижайся, но и с твоими воинами, и с нами твориться что-то неладное. Ты с джинами дружишь?

— С чего ты взял? — усмехнулся Санька.

— Ты, государь, не смейся. Это очень серьёзно. Так не бывает, чтобы ни лошади ни люди не уставали. Помнишь, я подходил к тебе и спрашивал про твоих коней?

— Ну…

— И наши кони перестали уставать. И нам устали нет. Так не бывает. Это точно джин балуется.

— Ты веришь в джинов? — удивился Санька.

— Конечно! — в свою очередь удивился черкес и, расстегнув тулупчик, достал из-за пазухи верёвку с амулетами. — Вот! Без них никак нельзя. Джины бывают бездомными и иногда вселяются в людей.

Он с настороженностью посмотрел на Саньку. Александр с усмешкой «смотрел» на шурина[2].

— Ты хочешь сказать, что в меня джин вселился? — спросил он.

— Что ты! Что ты! — замахал на него руками Салтанкул. — Я говорю, что шутит с нами джин. Силу даёт, значит попросит взамен что-нибудь.

— И чего ты боишься? Мы не обязаны ему ничем. Мы у него просили помощи? Нет. Значит он сам захотел нам помочь.

— Джины хитрые. Я почему и решился поговорить с тобой. Не обещай ему ничего, если он с тобой ещё не говорил. Ведь не говорил?

— Нет. Не говорил.

— Обязательно заговорит. Даром, что ли он на нас свою силу тратит?

— У нас джины не наблюдались, — рассмеялся Санька, глядя в испуганные не по-детски глаза Салтанкула. — То ваша нежить!

— Наша, наша, — согласился черкес. — Только у наших джигитов у всех обереги есть, а у тебя нет.

— За меня не беспокойся. Я от леших схоронился, да кикимор едва ли не каждую ночь…

Он не договорил, а лишь рассмеялся, увидев, как покраснела Марта. Жена, ехавшая в повозке рядом с Санькой, проводила взгляд мужа, увидела смущённую Марту и нахмурилась

— «Вот бабы, — подумал Александр и мысленно сплюнул. — Сердцем измену чуют».

— Это места мне любимые. Наверное, моя радость вам передаётся. Сила моя.

— Сила?! — задумался черкес. — Вполне себе возможно. Есть у тебя такое…

Салтанкул замолчал подыскивая слова.

— Такое… Поговоришь с тобой и радоваться хочется! Жить хочется!

— Ну, вот… — рассмеялся снова Санька. — А ты всё: джин, джин… Помазанник я божий. От этого всё. Джины мешать перестают, вот и сил много.

Салтанкул почесал затылок ногайкой и в раздумье сдвинул брови. Потом лицо его разровнялось и посветлело (Санька наполнил его силой). Он широко улыбнулся.

— Прав ты, государь! Бог над тобой крылья расправил! А значит и над нами!