Бастион

— Я требую слова! — выкрикнул я.

Все обернулись ко мне.

— Говори, — настороженно произнес Дуэндал.

— Моя судьба в ваших руках, вы можете объявит меня предателем, приговорить к смерти и вечному позору. Но также можете вынести по-настоящему справедливое решение. Я хочу подтвердить свою преданность всему Анорахаду и Дому Солнечной Короны.

Я вздохнул:

— Той ночью, когда я рассказал о замыслах Маленкорха…

— Господина Маленкорха, — снова поправил меня Дуэндал.

— Да-да, — усмехнулся я. — Так вот, когда Олета Элив ушла, я остался в роще, недалеко от Бастиона. Я бродил там, огорченный ее неверным мнением обо мне…

— Давай, короче, — поторопил меня Маленкорх.

Я посмотрел ему прямо в глаза. Не отрывая взгляда продолжил:

— Там, я обнаружил нечто странное. В логу, на гранитном островке, посреди болотистой почвы, лежали тела лоталли вперемешку с эльфами. Почти все лоталли — это наши рабы, но один из них — вольный.

Волнение прошло по комнате.

— Я узнал кое-кого из погибших эльфов.

— Довольно! — выкрикнул Глендрик.

Эфелита заерзала на месте. Они явно не хотели, чтобы Маленкорх узнал о том, что эльфы из их свит что-то делают сообща.

— Твои слова не относятся к делу! — громко произнес Дуэндал. — Умолкни! Или я прикажу заткнуть тебе рот кляпом!

Маленкорх сидел молча, погрузившись в раздумья. А я в этот момент ненавидел себя, ненавидел Охренуэля и всех эльфов вместе взятых. Пусть будет проклят мир, в котором отношение к тебе зависит от числа и цвета бусинок на шее. Пусть будет проклят Священный Свет, с непонятным алгоритмом. Будь проклят, Охренуэль, потерявший свой статус. Какое же мерзкое чувство, понимать, что ты просто ничтожество в мире, и лучшее, на что ты годен — это разменная монета в играх более статусных мудаков.

— Уведите его! — крикнул Дуэндал.

Стража схватила меня и поволокла к двери. Надеюсь, мои слова заставят их задуматься. Нельзя просто так растоптать меня. Пока меня будут давить, я постараюсь выделить столько яда, чтобы всем тут с лихвой хватило.

Лязгнул замок. Стража ушла, унося с собой единственный источник света — факел с трепещущим, весело трещащим оранжевым огнём. Факел чадил, дым щипал нос, резал глаза и першел в горле, но как же неуютно оказаться в полной тьме. Гнетущее чувство родилось в груди, сжимая сердце ледяными когтями, словно солнце зашло и уже больше никогда не появится на небосклоне.

Я ударил по решетке и сел на свою лежанку. Глаза потихоньку привыкли к темноте. Вскоре я увидел, как из пары крошечный отверстий под потолком струится слабый свет. Стали проступать очертания камеры, стены и потолок каменного мешка. Прутья решётки, черным частоколом выросли перед лицом.

Глядя на тесную камеру, я уже не считал задумку Глендрика, отложить суд, такой удачной, как мне это показалось во время суда. Находиться здесь, не понятно сколько времени, ждать, надеясь на что? На то, что Эфелита перестанет желать моей смерти? Или в Глендрике восторжествуют родственные чувства?

Я рассмеялся собственным мыслям. Родственные чувства — красивый предлог для борьбы за власть. И сказки для дураков.

— Эй, эльфеныш, чего ты смеёшься?

От неожиданности я подпрыгнул. Но тут же вспомнил, что до того, как меня увели на суд, из соседней камеры доносилось невнятное бормотание.

— Кто ты? — спросил я.

Теперь уже рассмеялся сосед:

— Все в вашей никчемной крепости знают кто я, неужели ты все проспал?

Сосед говорил медленно, тяжело, некоторые слова давались ему с трудом. Эльфийский язык давался ему с трудом.

— Ты из этих, кто за стеной, — догадался я. — Из сил Тьмы?

Он расхохотался так, что казалось сейчас рухнет потолок. Гулкий басовитый смех забился по коридору, ударяясь о стены и потолок, многократно отражаясь гулким эхом.

— А чего не Злодейский союз пожирателей эльфийского мяса? — отсмеявшись произнёс он. — Или Демонические прислужники самого отвратительного зла?

Тут я с ним был согласен. Тьма, слишком уж пафосно и предвзято.

— Так вас здесь называют.

— Здесь?

— У нас, эльфов, — поправился я.

— Чего ещё можно ожидать от надменных эльфишек. Знаешь, как мы называем вас?

— Эльфишки? — усмехнулся я.

— И так тоже, а ещё поработители и угнетатели.

— Кого мы угнали? — пошутил я.

Хотя, он был прав. Сейчас эльфы держали в рабстве целый народ лоталли.

Мой собеседник игры слов не понял.

— Когда-то вы угоняли тысячами все народы. Обращали их в рабство, а на оставшихся налагали тяжкую дань. Кое-кто из ваших, кто лично делал это, все ещё жив.

Это к тому, что эльфы живут очень долго и кто-то из них застал лучшие времена для эльфов, чем сегодняшний день. Интересно, а сколько лет мне. Ладно, этот вопрос не самый важный.

— А у вас рабства нет? — ядовитое спросил я. — Кругом благодать, все свободны и делают, что хотят?

— Нет, — голос его стал серьёзным. — У одних из нас есть зависимые, прикреплены к земле. У других, есть прикреплены к производству. Гоблины, те вовсе зависят от ящеров. Но рабства, когда одно мыслящее существо — вещь другого, такого нет. Это отвратительно природе любого существа, наделенного разумом. Кроме, эльфов, конечно.

Что-то подсказывал мне, что их «зависимым» жилось ничем не лучше эльфийские рабов. Хотя, как знать.

Сверху послышалось шаги. Разгорающийся свет лизнул железные решётки, породив на них блики.

— Стража, — вымолвил мой собеседник, — помолчим, не стоит им знать, что я говорю на вашем языке.

Я услышал, как он укладывается на лежанку, отошёл от решётки и сел на свою.

Вскоре, с лампадой в руках, появился Глендрик. Он не торопился сообщать мне приговор, просто стоял и смотрел.

— Чего таращишься? — не выдержал я.

— Раздумываю, — мягко ответил жрец, — почему ты все еще жив?

— Потому что я Гунальф Веспар, меня не взять так просто, подсылая сборную убийц!

Он улыбнулся:

— Такова необходимость, поддержка Юнифиндов дорого стоит, а тут, всего лишь каприз их главы. Ты должен меня понять.

— Я прекрасно понимаю, что ты и Дуэндал, лживые змеи, готовые предать верных вам эльфов.

— Верных много, а Эфелита Юнифинд — одна.

— Когда-нибудь, вы запутаетесь в собственной паутине.