Батальоны просят огня (редакция №2)

– Товарищ полковник! – закричал радист. – Ромашка пошла. Максимов пошел! Огня! Огня! Огня просит. По Белохатке огня!

– Ракеты! – сказал кто-то из офицеров.

В ту же минуту Кондратьев заметил далеко слева над лесами круглые неясные пятна – они выплывали в небо и мгновенно гасли там. Четыре ракеты. Короткое затухающее мерцание – и вновь четыре мутных пятна возникли в небе. Это был сигнал Бульбанюка… А может, немецкие это были ракеты?

– Огня! Максимов просит огня! – повторял радист. – Передаю! Огня! Огня! Просит огня!

Гуляев опять заговорил в трубку:

– Товарищ Первый, Максимов пошел. Сигнал Бульбанюка. Просит огня! Что-о? Не слышу! Не слышу! Что-о! Не открывать огонь? Почему? Вы не поняли. Батальоны пошли, просят огня! Сигнал! Я открываю огонь! – И, прикрыв ладонью трубку, скомандовал: – Артиллеристы! Из артполка! Давай!

– Цель номер четыре! – запели голоса офицеров.

– Отставить? Что-о? – закричал Гуляев, порывисто наклоняясь к аппарату. – Не могу понять! Не открывать огонь? Это ваш приказ? Что? Мне?.. В дивизию?..

И скомандовал вдруг охрипшим голосом:

– Огонь не открывать! Огонь не открывать!

А за лесами одна за другой, как бы требуя и настаивая, рождались туманные вспышки ракет, и радист безостановочно повторял:

– Огня! Огня! Максимов просит огня!

Никто ничего не понимал… Кондратьев чувствовал, что у него холодеют кончики пальцев, трудно и тесно стало дышать. Почему, почему, почему не открывать огонь?

Глава девятая

Где-то слева в тумане сверкнула искра, как будто там ударили по кресалу, и в глубине парка с опадающим грохотом разорвался снаряд. Из низины щупающими очередями забили пулеметы.

– Идите ко второму орудию, – приказал Борис Ерошину. – Вдвоем нам делать тут нечего. И запомните: без приказа не стрелять!

– Кольцо, да? – подавленно спросил Ерошин. – Неужели кольцо?

Он подчеркнуто старательно козырнул и зашагал через кусты, странно пружиня ноги, не пригибаясь, как будто смелостью этой хотел искупить недавнюю свою растерянность.

Борис раздраженно крикнул:

– Бегом!

Ерошин ускорил шаг, побежал. Бориса раздражали его неопытность, наивная, неуклюжая молодость, его неумение понимать все с первого слова.

Немецкие пулеметы, уже не переставая, работали в низине, трассы летели оттуда, врезались в землю возле площадки орудия. Стрельба в низине усиливалась, в нее влились тонкие строчки автоматов; тяжелые мины стали рваться на улочках деревни – дважды со скрежетом сыграл шестиствольный миномет.

Вся низина и река в ней были затянуты серым туманом, там происходило движение: впереди, как бы ощупью, приближаясь, тихо рокотали моторы то ли автомашин, то ли бронетранспортеров. Этот же звук, и выстрелы, и угадываемое на слух движение были справа и, кажется, слева, за спиной, и Борис понял, что это действительно суживалось колечко, через которое пролезть надо было головой. Как ни был расчетлив Бульбанюк, как ни считался он осмотрительным, свершалось то, что не было предопределено.

– Это не танки, – сказал один из сержантов Березкиных (не то Николай, не то Андрей, Борис так и не научился их различать), – танки не так… – И быстро посмотрел на Бориса – в глазах светились горячечные огоньки.

Никто ему не ответил, все смотрели в туман, туда, где был мостик. Эти почти незнакомые Борису люди в запачканных глиной шинелях, с воспаленными лицами вдруг ощутимо ближе стали ему сейчас; двое солдат ненужно протирали чистые снаряды, большие руки, натруженные за ночь, тряслись, наводчик Вороной, молчаливый человек лет сорока, оглядывался на Бориса вопросительно и пристально.

Торопливо сдваивая, заработала скорострельная пушка. Прерывистые трассы возникли из тумана уже у самой реки; там, где был мостик, низкий силуэт выдвинулся к берегу, и второй появился в белой мгле рядом.

– Бронетранспортеры, – сказал Березкин. – Это они…

Смутные живые фигурки забегали по берегу, близко рассыпались автоматные очереди, несколько человек, разбрасывая на бегу вспышки, тенями замелькали через мостик. И тотчас Борис услышал, как зачастил, захлебываясь, «максим» на околице.

Ду-ду-ду… а-а-а! – послышалось оттуда смешанное и протяжное.

– По левому бронебойным! Наводить точнее! Огонь!.. – крикнул Борис, ощущая жгучий азарт: «Смазать, смазать его с первого снаряда».

Он не смазал бронетранспортер ни после первого и ни даже после второго снаряда – бронебойные, прочерчивая линии высоко над силуэтами, терялись в тумане. Туман изменял расстояние. Борис трижды снижал прицел и, когда после шестого снаряда заметил, что там, возле мостика, туман порозовел, крикнул с злым весельем:

– По… правому!..

Но расчет медлил. Сдвинув фуражку со вспотевшего лба – звенело в ушах, – Борис оглянулся и увидел: Березкин, только что стоявший в двух шагах от него, почти вплотную к орудию, сидел на станине, позеленев лицом, одними белыми губами странно улыбался, зажимая согнутой окровавленной рукой плечо, точно нашел и испуганно прихлопнул что-то.

– Что? Задело? – крикнул Борис. – Задело? Дуй в штаб батальона! Там – перевязку!

Он уже не обращал внимания на Березкина, который, не отнимая руки от плеча, бежал по парку, и, увидев, что справа движущийся силуэт выбрасывает пучки огня и белые пунктиры, перекрещиваясь, летят прямо в лицо ему, крикнул:

– По правому!.. Два снаряда, огонь!..

У мостика розовое дважды смешалось с ярко-красным и сразу опало.

– Огонь! Три снаряда, ог-гонь!..

Теперь ему показалось, что впереди все стало багровым – не то мостик горел, не то бронетранспортеры. Гулкое дудуканье крупнокалиберных пулеметов уже не заглушало беспорядочной автоматной трескотни, и это «ду-ду-ду» было справа и слева в тумане, но не там, около мостика.

Что-то весомо задело по козырьку Бориса, и он, удивленный, увидел возле него срезанную пулей мокрую веточку.

– Товарищ капитан!.. Пригнитесь! Пригнитесь! Не видите?

Сзади сильно дернули Бориса за рукав, он быстро повернулся и в упор встретился со встревоженным широкоскулым лицом Жорки.

– Ты что?

– Пригнитесь, товарищ капитан! Сейчас Бульбанюка возле штаба обстреляли. Снайперы где-то в деревне сидят. По парку бьют! – И Жорка возбужденно засмеялся. – К вам бежал – лупанули, бродяги, по мне. Со всех сторон бьют!..

– Как у Бульбанюка?

– Колечко, товарищ капитан! Сейчас огня из дивизии собирается просить, а Орлов говорит: рано!