Батюшка. Кулак и крест

Речь участкового становилась все менее связанной, и наконец он уронил свою плешивую голову на стол и засопел. Отец Василий так и не понял, что же произошло такого в жизни Рогова, что привело его назад в родное село в качестве простого участкового с капитанскими погонами. А мужик был, судя по всему, неплохой. Недаром с первых слов у него с батюшкой наладился разговор «на ты», хотя Рогов был лет на десять старше. Да и что такое десять лет разницы? Сорок и пятьдесят или восемьдесят и девяносто. Почти ровесники. Это в детстве и юности существенная разница – десять или двадцать, пять или пятнадцать.

Отец Василий вздохнул, поднялся со стула и подошел к заснувшему участковому. Грузен Рогов, ну да ничего. Священник приподнял Афанасия Петровича под мышки, перехватил руку, перекинул через свое плечо и поволок милиционера к кровати. Сбросив покрывало в сторону, уложил грузное тело на кровать, поправил подушку и повернул участкового на правый бок. На табуретку у изголовья поставил банку с рассолом из-под огурцов. Выйдя под звездное небо, тихо прикрыл за собой дверь. То, что в сибирских селах двери не запирались, он уже понял.

* * *

Отец Василий бежал по проселку, наслаждаясь утренней прохладой тайги. От остатков вчерашнего хмеля не осталось и следа. Солнце уже поднималось над сопками, но на проселке, по которому бежал священник в спортивном костюме, было еще по-предутреннему тенисто и сыро. Птицы в придорожных зарослях вовсю расщебетались, ведя себя по хозяйски шумно. От таежных звуков и величавого первозданного спокойствия на душе у отца Василия было тоже как-то по особенному торжественно и спокойно. Впереди у него было много дел, важных и нужных не только ему, но и окружающим. От него ждали, что работы по восстановлению храма будут налажены, и пойдут быстро и слажено. Люди в этом селе, да и вообще в этом крае отцу Василию нравились. Была в них даже не доброта, а разумность, справедливое отношение к окружающему миру. Какое-то основательное и рациональное мироощущение. Говорить с ними можно было открыто и откровенно; здесь не стремились осуждать, с уважением относясь к точке зрения других, но и не приспосабливаясь к чужому мнению.

Отец Василий тихой рысью пробежал по заброшенному проселку минут десять, затем хорошенько размялся гимнастическими упражнениями и еще минут десять вел «бой с тенью». Ему все же не очень хотелось, чтобы прихожане видели его за этими боксерскими тренировками. Разогретый, с прочищенными легкими отец Василий побежал назад к зданию клуба, где временно жил в каморке около кинобудки. Теперь он увеличил темп, давая телу большую нагрузку. Легкий размеренный бег, грудная клетка работает как кузнечные меха. От ощущения здоровья, причастности к большому важному делу настроение священника было приподнятым.

Прежние навыки и подсознание сделали свое дело, прежде чем отец Василий успел осознать опасность. В огромном прыжке он перемахнул через здоровенную змею, которая спешила переползти через тропу. Уже в полете священник успел заметить, как раздраженная змея свилась кольцами и приготовилась к атаке на случай, если с шумом бегущий на нее огромный зверь под названием человек вдруг вздумает причинить ей вред. Если бросится, то не успеет достать, успел подумать отец Василий и, пробежав еще пару шагов, остановился. Заметить он успел только хвост исчезающей в траве змеи. «Ничего себе гады здесь ползают, – подумал он. – Я и не знал, что в тайге водятся змеи. Ладно в песках, в Средней Азии. Ну, еще в Поволжье встречаются небольшие степные гадючки да ужи. Оказывается здесь нужно держать ухо востро. Надо будет расспросить кого-нибудь из местных».

Когда отец Василий, после энергичной зарядки с отжиманиями и подтягиванием, по пояс голый умывался около бочки с дождевой водой, за спиной его раздались легкие женские шаги.

– Доброе утро, батюшка! – поздоровалась смущенная Дарья Кузнецова. – Я вам рясу принесла. Теперь чистая и поглаженная.

– Доброе утро, Дарьюшка, – с улыбкой ответил отец Василий, растираясь единственным полотенцем, которое у него было и для тела, и для лица. – Благослови тебя Господь.

– Спасибо, батюшка, – поблагодарила женщина, подавая священнику сложенные стопочкой рясу и подрясник.

Дарья старательно отводила глаза, чтобы не смотреть на красивое крепкое тело отца Василия с капельками влаги на широкой груди и раскрасневшееся от зарядки и растирания полотенцем.

– Когда же ты все успела-то, Даша? – спросил отец Василий, принимая свое повседневное облачение. – Времени же еще только семь утра.

– Ой, да что вы, – засмеялась Даша, – я уже и к четырем часам на утреннюю дойку сбегала с бабами, вам погладила и огород успела прополоть. Я бы раньше пришла, если бы знала, что вы так рано встаете.

– Кто рано встает...

– Тому Бог подает! – закончила поговорку женщина.

– Вот то-то, – согласился священник. – Ну, ладно, пойду облачаться.

– Батюшка, погодите, – попросила женщина смущенно. – Тут ко мне люди приходили, просили с вами поговорить. Пока церкви еще нет, можно ли к вам обращаться?

– Конечно, – искренне удивился отец Василий. – Венчать пока не могу, причащать тоже. А если больные кто есть или освятить что, то можно. А что же они через тебя-то, сами могли бы подойти со своими нуждами.

– Стесняются, – просто заявила Даша. – Столько лет уже без батюшки, отвыкли немного. Да и новый вы человек у нас.

– Это ты, Даша, скажи, чтобы бросили. Священник он всегда и везде священник. Пусть приходят, когда нужно, и не думают. Всем помогу, чем можно. Хорошо?

Женщина закивала головой и, бросив смущенно, что если чего нужно помочь, постирать там или чего еще, то пусть батюшка, мол, скажет, она все сделает, убежала. За спиной раздался скрипучий смешок Кузьмича. Длинный, как всегда, с нечесаными всклоченными волосами, заведующий клубом подходил к священнику.

– Хорошая она баба, только несчастная, – прокомментировал он, поглядывая Дарье вслед.

– Отчего же несчастная? – не понял отец Василий. – Оттого, что не замужем до сих пор?

– Была она замужем, да дело не в этом. Бросил ее суженый, четыре года назад бросил. Детей у них не было. Фельдшер наш говорил, что в город нужно обоим съездить обследоваться, если нужно, подлечиться, а они не поехали. А потом Сенька, муженек ее, подался в район на заработки, да так и не вернулся. Потом и писать перестал. Она по первой ездила к нему, а потом ей сказали, что завел он там себе кого-то. Вот и получается, что и не вдова, и не разведенка. И детишек нет. С детишками ей было бы проще.

Горестно махнув рукой, Кузьмич пошел к себе в клуб, по-журавлиному переставляя ноги. Сегодня завклубом был, можно сказать, неразговорчив. В обычном состоянии его поток сознания было не остановить. Был он человеком хорошим, хоть и пьющим, что и связывало его с местным участковым. Про Кузьмича говорили, что он был не только прекрасным музыкантом, но и умел играть практически на всех инструментах, какие только были в клубе. Оказалось, что он закончил в свое время консерваторию и был дирижером. Лишний раз убедился отец Василий, как водочка людей губит. Вот и сегодня, ни свет ни заря, Кузьмич примчался в клуб, где у него имелась дежурная заначка, «для поправки здоровья» после вчерашнего.