Байкал. Книга 3
Шрифт:
Но Мировасор был снисходителен, даже как-то благостен, тоже доволен, что себе подобного встретил?
– Ничего, Арий, мы все таковы, неизбежно мы становимся заносчивыми и глядим поверх голов, когда осознаём свою исключительность, своё превосходство и своё одиночество. Ничего не поделаешь, – сказал он.
– А что и делать? Мы исключительные и невозможно лицемерить, что мы как все прочие. Хуже другое…
– Другое? Что угнетает тебя? Неужели потери до сих пор на тебя действуют? – удивился Мировасор.
– Нет, я никогда и не страдал по-настоящему из-за этого… – признал я. – Но я жалею, что жизнь моя бесконечна и я не могу умереть.
– Можешь. Никто не мешает, бери Смерть за руку, Завеса всегда распахнута для идущих. Но ты лукавишь, когда говоришь, что желаешь смерти. Все лукавят, – сказал Мировасор. – Однако неподдельную тоску я вижу в глубине
Я помолчал, раздумывая, сказать или нет, но потом подумал, а ведь он может что-нибудь знать об Аяе. Прошло столько времени, он может быть встречал или подскажет, как искать предвечную. Потому я, сам не заметив, рассказал всё. Мировасор выслушал, не перебивая, с интересом, но без удивления.
– Я эту историю слышал, и всё гадал, правда, что было у вас там, на Байкале или оброс легендами героизм обычных людей, без вмешательства предвечных. Обычные смертные проявляют такие чудеса мужества, на который мало кто из предвечных способен, сохраняя свои бесценные жизни, – сказал он.
– Это довольно отвратительно, не так ли? – сказал я. – Что обыкновенные люди выше и совершеннее нас?
– Это обычное дело, – невозмутимо сказал Миравосор. – Любой дар отбирает часть души, красота нередко сосуществует с глупостью или алчностью и безнравственностью, ум с ними же, сила с жестокостью и…
– Настоящая сила и красота всегда чисты и высоки, ты не прав! – не согласился я.
– Настоящие… – улыбнулся Миравосор снисходительно. – Мало, кто видел настоящие, то есть живущие в самой душе, настоящий совершенных, безупречных людей. Их, по-моему нет, и если ты считаешь иначе, то вероятнее всего в тебе говорит ослепление.
– Никакого ослепления, я всё видел и вижу ясно, – возразил я, чувствуя, что раздражение против его спокойного и высокомерного обыка говорить, растёт во мне всё больше. Он вёл себя со мной, как мудрый старец со щенком-подростком. – Я вижу ясно и свои чёрные пятна и кривые стороны, и тёмные смердящие углы, где прячутся призраки зависти, ревности, злости, нетерпимости. Но я знал таких, кто не имел этих смердящих гнилых червоточин.
Мировасор засмеялся, обнажая крепкие зубы. Он довольно красив, в его лице с широким лбом, немного нависающем тяжеловатыми бровями над небольшими тёмно-серыми глазами, крупным носом с небольшой, высоко расположенной горбинкой, похожей на уступ, а не на кривизну, большим квадратным подбородком и большим чётко обрисованным тёмным ртом, чувствовалось вечное спокойствие. Вечное, в этот момент я понял, что он старше меня на многие сотни, а может быть и тысячи лет, потому и говорит со мной так снисходительно. Ему кажется, он видел всё. Может и так, но он не видел того, что видел я, как двое влюблённых поднялись над землёй, и как стрелы попадали только в одного, не задевая другую, потому что их отклоняла его любовь, любовь смертного…
– Ты прав, Арий, я видел всё. Или очень много. И старше тебя в десять раз, я собирал мудрость и чудеса по всему свету, я искал таких, как я сам, предвечных, и находил их, я составил книгу-послание для нас, приходящих в этот мир, вернее для тех, кто призван вводить в наш сонм тех, кто родился предвечным. Я…
– Ты?.. Ты составил ту книгу?! – воскликнул я.
Он засмеялся, кивая.
– Так ты читал её? Кого же ты ввёл?
– Ту, кого теперь потерял, – выдохнул я, опустив голову, потому что мне не хотелось признаваться в этом, никому и никогда. Тем более ему, кто умнее и многоопытнее. Но я сказал, выпустил этим пса, дракона, чёрт его знает, что, искусавшего изодравшего моё сердце. Теперь этот господин Безупречность и «Всё знаю и видел» поднимет меня на смех.
Но он не засмеялся, не покачал головой, как делают взрослые, заметив глупую оплошность малыша. Он изумился так, что у него вытянулось лицо, он даже выпрямился.
– Ты… полюбил?! – спросил Миравосор, глядя на меня так, словно видел перед собой диковинку. – Я не видел предвечных, которые… Как тебе удалось? Не понимаю…
– Да как… Я приворожил сам себя, в твоей книге написано, не вести себя с той, кого посвящаешь, как с женой, а я… Я не послушал… Я… – пробормотал я, готовый провалиться сквозь землю из-за того, что вынудил самого себя признать это. – Ежли я не могу быть с ней, не мил ей, не нужен, ежли я такая тягость, Мировасор, подскажи, как снять этот приворот, как мне избавить себя от оков, которыми я сам…
Но, к моему удивлению, он отмахнулся, качая головой:
– Приворожил?! – и расхохотался!
Из-за этого мне
немедля захотелось пришибить его, этого наглого и уверенного мордоворота, считающего себя таким непогрешимым, таким всезнающим и многомудрым, что зачесались кулаки. Нет, каково?! Я открыл ему сердце, признаваясь в том, о чём не знает даже Эрик, да что Эрик, сама Аяя не помнила, что было в тот удивительный день её посвящения. А этот выскочка, даже выслушал без особенного внимания и насмехается теперь! Уверен, будь он с виду таким, как представился вначале, мне не пришло бы ни в сердце, ни на ум злиться, а так молодой и нагломордый мужчина насмехается самым бесстыдным манером!Но, оказалось, что я поспешил яриться, потому что он сказал:
– Чепуха это, Арий, это я написал лишь для острастки, чтобы не лезли к молодым девицам, я знаю мужчин, кто не воспользуется таким великолепным поводом и не сделает новообращенную покорной наложницей? Вот то-то, пришлось пойти на небольшой обман, или лукавство, как ни назови, но… Лишь ради блага женского слабого и зависимого пола, – он развёл руками, извиняясь, руки у него небольшие, не подходящие к телу, не привык он ими ничего делать… – А потому, Арий, утешься, никакой ритуал над собой ты не совершил, никаких оков не наложил на себя тем, что и как тогда сделал. Да и вообще никаких кудес, никакого баальства, как говорят у вас, чистая и довольно простая наука: один Сильный может отверзнуть другого, открыв каналы Силе, вот и всё. Нельзя не открывать, это необходимо. Сила, перетекающая из Земли во Вселенную и через Землю и через всю Вселенную обратно, используя предвечных, как русла, как звенья, проводники, связанные между собой, и объединённые Силой со всей Вселенной, застопориться, а всякий застой опасен взрывом. Поэтому предвечного обязательно надо посвящать. Но не имеет никакого значения, что именно ты делал, целовал ли её ланиты, замирая от счастья, или, не думая о любви, выполнил начертанное, послужив ключом к её замку, важно было лишь твоя готовность послужить этим ключом, и твоё желание, как проявление Силы, более ничто. Место Силы в земле, рисунок о пяти концах вокруг, день Солнца – лишь облегчают этот переход, и придают сил обоим, как… ну, дополнительное топливо. А вот то, что ты…
Он внимательно вгляделся в меня, покачав головой, и окончательно перестал ухмыляться, глаза оживились и заблестели:
– Тут другое важно, Арий, байкальский предвечный. Очень важно и очень странно…
Он даже поднялся и обошёл меня вокруг, словно намереваясь увидеть во мне что-то такое, что объяснит ему то, что он считает таким странным. И что ему так уж странно, не могу понять…
– То, что ты… что ты вообще влюбился, Арий. Признаться, это… Это так удивительно и так необычно. Неправдоподобно даже. Такого я не встречал никогда до сих пор. Предвечные во всём отличны от людей, и, несмотря на дары, которыми так богато одарены, мы никогда не достигаем их нравственных высот. Это люди влюбляются и идут на жертвы ради любви, а мы… Мы любим редко, чаще любовь лишь развлечение, лишь продолжение рода, тепло и уют домашнего очага. А ты… Я говорил, я слышал вашу Байкальскую историю, думаю, многие, а может быть, и все предвечные её слышали, и я, молвить от сердца, не поверил, думал, приукрашивают, как любую легенду. Я сам такого не видел… А тут приходишь ты воочию, и что?.. Всё оказывается куда удивительнее, тут не токмо самопожертвование ради Родины, сила Света против царства Тени… здесь обыкновенная любовь? Хотя… и необыкновенная любовь. Вот уж, сто веков живи и будет, чему научиться и чему удивиться… Как тебе это удалось? Может быть, всё дело в том, что и она предвечная?.. – мне уже начало казаться, что он говорит сам с собой. Но он вдруг снова удивил меня и спросил: – Может расскажешь? Я хочу понять, иначе не успокоюсь. Право, не таись, расскажи?..
Глава 5. Байкал и новое море…
– Что ты опять вбегаешь, как помешанный!? – разозлился я, когда один из челядин влетел в мои палаты, едва не сорвав двери с петель.
Я сказал «опять», потому что в последние несколько месяцев это происходило не впервые, и всякий раз оказывалось, что или сгорело целое село из-за вышедшего из-под земли огня, или завалило камнепадом деревню неподалёку от скалистого леса, или в лесу возник пожар, тоже пожравший несколько деревень и сёл, или набегали волки из лесу и резали скот, или нашествовала саранча, или мор, к которому я теперь не имел никакого отношения… Словом, этот девятый от ухода Арика с Байкала год выдался на редкость неудачным и на блюдомое мною царство, мой дорогой Байкал, напасти сыпались одна за другой.