Бедные, бедные взрослые дети
Шрифт:
Аурика с готовностью села в кресло напротив Наташи. Дочь выросла такая деловая и серьезная, такая занятая, что Аурика ее немного побаивалась. Да и отвыкла она от нее: как уехала Наташа из дому почти 20 лет назад, так и не виделись толком. Денег на поездки в Москву у Аурики не было, сама Наташа в Молдову приезжала редко – не слишком она любила свою малую Родину. Нет, ну, виделись, конечно, в Москве, правда, все в спешке да на бегу: например, Наташа покупала матери путевку в Турцию, и улетать надо было из Москвы. Вот, в одном аэропорту встретятся, пока до другого едут да рейса подождут – поговорят, да и опять расстались. Потом такое же суетное свидание на обратном пути. Или вот лечиться, вены свои злосчастные удалять, наследие долгих лет стоячей работы, то на табачной фабрике, то в ларьке, она в Москву приезжала – Наташа ей самую лучшую клинику оплатила и стационар при
Аурика дочь не осуждала, за суховатость её, жестковатость не дочернюю. Не понимала, нет, что есть, то есть. Как так-то: у дочери давно уже квартира в Москве, а Аурика там не была ни разу, пока жить в Москву не переехала. Дочь не звала, самой напрашиваться было неудобно, и воспитана Аурика была хорошо, и вообще – робела перед дочерью. Или вот с детьми, замужеством: девке давно за тридцатник перевалило, а про свадьбу с ней заговорить или внуков прямо и не моги, такой шум возмущенный поднимет. Много странностей, много. Даже вот просто поговорить с ней, и то проблема – о чем говорить-то? О чем Аурика не спросит – та раздражается: тв-сериалы, заготовки на зиму или там рецепты всяких блюд интересных, всякое оздоравливание организма с помощью необычных способов, типа настойки куриного помета на почках ягеля, столько тем вокруг интересных – ни о чем не поговоришь с ней, ото всего орать и яриться начинает.
Но все равно, она дочерью гордилась, благодарна была, что та мать не забывает. Просто особой теплоты в отношениях у них не было, что есть, то есть. Так что, когда дочь сама предложила разговор, Аурика очень обрадовалась: знать, привыкла дочь к ней уже, стала понимать, что нельзя матери с дочерью жить как соседям, надо и поговорить иногда.
– Да какие у меня теперь планы, доченька! Стара я уже планы то строить. Вот, дождусь пока ту мне внучков или внучек подаришь, да и буду их нянчить. А пока тебя понянчу. Ты рано из гнезда вылетела, взрослела в одиночестве, так что вот теперь я наверстывать буду.
Наташа заметно поморщилась.
– Мам, не надо меня нянчить. И детей у меня пока в планах нет. Ты что разговаривать то взялась как бабка старая? Ты – еще совсем молодая женщина, едва за пятьдесят перевалило. Откуда этот тон и складывание рук?
Аурика опешила.
– А что ж мне делать то, дочь?
Наташа явно злилась. Лицо нахмурено, сидит, в столешницу глазом уперлась, ложки аккуратно одна к одной складывает. Сжимает их за ручки так, что костяшки белеют, и кладет их одна к другой – не кидает, а тихонечко так, с усилием ррраз – и одна к одной. Выглядит это ужасть как страшно. Но не орет, чего нет, того нет. Не то что отец и брат ее, чуть что – сразу в кошки на дыбошки, в бутылку лезли. Слава богу, не в них она. Но глаз прям черный на мать зыркает. Святые угодники, послал же бог страсти такие на склоне лет.
– Да как все, мам. Посмотри вокруг, как люди живут. Работают, зарабатывают. И тебе бы надо – работать, зарабатывать. Жизнь, в конце концов, новую строить.
Глубина изумления Аурики все росла.
– Да какую ж новую жизнь то?! Мне уж на пенсию скоро. Да и документов у меня нормальных нету. Вон, по телевизору говорят, в таком возрасте как у меня, уже на работу не устроишься.
Помялась немного, но потом все же решила спросить. Господи, родная вроде кровинка, а аж руки от нее леденеют, от страха.
– Дочь, а дочь? У тебя с деньгами худо? Ты скажи, не стесняйся. Я скопила, целых 500 долларов у меня. Ты ж меня тут на все готовое встретила, я и не трачу. Твои ж деньги то, ты мне их в поддержку слала, а я не откладывала, копила. Как знала, что пригодятся. Так я их тебе отдам, давай, а?
Судя по кривой ухмылке Наташи, не угадала мать с версией.
– Мам, да не нужны мне твои 500 долларов. Я о другом. Ты нормальный человек и в няньку при мне я тебе не позволю превратиться. Как и в бабку старую раньше времени. Короче, давай так. Я тебе дам телефон своей знакомой, у нее агентство по найму персонала в богатые семьи. Ты у нас чистюля, готовишь отлично. Так что пригодишься наверняка на рынке труда с такими навыками. Профессионального образования в этой сфере у тебя, конечно, нет, но ты на что-то особое и не претендуешь. Так что, думаю, работу ты себе найдешь. Я тебя содержу еще полгода, это тебе фора на разгон. Потом – сама. Деньги зарабатываем, себя обеспечиваем, квартиру или комнату снимаем.
Ложки уже лежали аккуратно, абсолютно симметрично одна к другой. Теперь Наташа взялась двигать кружки по столу, выстраивая их то в столбик, то в линеечку.
– Разумеется, я подстрахую. И если что-то понадобится –
помогу. Но, в общем и целом, – сама. И прекрати причитать, не кончилась твоя жизнь. Еще много всего интересного впереди. Ты мне верь, я точно знаю.У Аурики дрожал подбородок.
– Дочь, да чем же я тебе не угодила?! Что ж ты гонишь то меня?!
В ответ Наташа метнула на мать раздраженный взгляд.
– Мам. Ты гораздо умнее, чем вот этот наш с тобою разговор. Я спать пошла, мне вставать завтра рано. А ты, пожалуйста, обдумай то, что я тебе сказала. То, что я делаю – это для тебя и твоего блага. И если прекратишь причитать и подумаешь немного, ты это поймешь. Всё, разговор окончен! Хватит киснуть, строим новую жизнь!
Как ни считала Наташа себя правой, а разговор тот выбил ее из колеи. Она и сейчас снова нервничает, когда вспоминает его. Наращивать надо уверенность в себе и умение доходчиво излагать свою точку зрения – видимо, тут кроется ответ. Столько тренингов по жестким переговорам пройдено, кажется, на работе это у нее уже вполне отлично получается. А дома какие-то нюни. Может, от того, что она давно живет одна и у нее нет опыта таких разговоров в приватном пространстве? Николай Михайлович, помнится, говорил, что если ты веришь в то, что говоришь, то произносить это легко. Вот не сказала бы. Может, потому что она все-таки баба, а не мужик? Нет у нее в окружении близких мужиков, которых можно было бы об этом порасспрашивать. Если только Руслан, хотя какой он близкий…
Да, честно говоря, и вообще с близким окружением у нее, как бы точнее сказать, не густо. Некогда дружить. Или работа и все подчинено карьере – или вот эта вся частная жизнь, с посиделками и походами в гости, дружескими вечеринками. Выбор был сделан давно, так что уж теперь…
Надо будет Николая Михайловича потерзать вопросами, в сентябре, когда, как обычно, выпускниками встретятся. Он ей как отец. Ну, по крайней мере, ей так кажется. Потому, что тот, кто был отцом по документам, – он был какой-то не очень отец. Сколько ни копалась в памяти Наташа, мало что хорошего могла про него вспомнить. Так, какие то отрывочные вещи. Как однажды на новый год нарядился дедморозом и поздравлял Наташу с Михаем, и всю детвору в подъезде. Как на рыбалку на Днестр с ним ходили, правда, только один раз, зато всей семьей. Мама и Наташа варили уху из наловленной мужчинами рыбы, а потом всеми пекли вкуснейшую картошку в остывающих углях. Вот, пожалуй, и все. Остальное – пьяные скандалы, грязная ругань и пустые, выцветшего синего цвета, глаза, то и дело наливающиеся раздражением. Приходы, уходы, прокуренная им и его такими же пьяными друзьями кухня, и закономерное исчезновение незадолго до ее отъезда в Москву.
Мать при каждой встрече про внуков говорит, пора, дескать, ей уже своих нянчить, а не с чужими возиться. Откуда ж она их возьмет? У нее не то что детей в планах нет, но даже и мужика не имеется. Не то чтобы Наташа была мужененавистницей. Отнюдь, ей очень нравятся мужчины. Просто почему то так всегда получается, что тем, кто нравится ей, не нравится она. Ну, или они ее просто не замечают. Всегда есть рядом кто-то, у кого больше грудь, красивее глаза и остроумнее речь. Вот хоть взять Олю. Олям таким и достаются лучшие мужики. А таким, как Наташа, у которых самое главное достоинство это железная жопа, способность упорно идти к цели, а, упав, – ползти к ней, цепляясь зубами и не теряя терпения, в крайнем случае – лежать в сторону цели, достается всякий неликвид. Ну, или вообще никто не достается. Наташа нос не вешает, у нее приоритет сейчас карьера, а потом, глядишь, и остальное подтянется. И дети будут, и свадьба – обязательно будет, веселая и пышная, без свадьбы только мухи женятся. Но это все потом.
Кстати, о жопе. Зря она, пожалуй, все же, сидит и ждет у моря погоды. В смысле, просто ждет на кого падет выбор совета директоров. Это – не наш метод. Наш – это когда цель поставлена, а потом достигнута. И ты эту цель за шкирку взял и до победной финишной ленточки доволок, невзирая на сопротивление. И вообще ни на что невзирая. А само – это только в лотерею, и не с Наташиным везением.
С этой целью не очень, правда, понятно как быть. И где у этой цели та самая шкирка. Пожалуй, надо подножку Михайлову соорудить. Такую, чтобы споткнулся как следует. Но при этом чтобы на Наташу не подумали. Ноблесс, так сказать, облидж. Если понятно станет, что ее рук дело – на ее репутации это тоже скажется, и не лучшим образом, забыть тогда можно будет о бренд-директорстве. Хотя сама возможность насолить противному Михайлову тоже дорогого стоит. Вот об этом и надо думать, а не о маминых страданиях про внуков.