Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Бедные звери шизария
Шрифт:

Мы уже знали, что новенькую зовут Любой. У нее был послеродовой психоз.

Три дня она лежала под капельницей с закрытыми глазами, ничего не видела, зато все слышала.

— Не надо бить бабушку! Не обижайте ее! — заступалась она за Коршунову.

— Да кто ее бьет?! Это же не Коршунова — а Коршун! Она сама любому волосы выдерет!

— Ну я же слышала, как били! Не трогайте! Я все расскажу своему папе!

Бабка Коршунова влюбилась в заступницу. Перестала прорываться в коридор, целыми часами неподвижно стояла на четвереньках, не отрывая влюбленных глаз от новенькой. Потом решила перебраться

поближе, но ремень позволил ей только положить руки на соседнюю кровать. Так она и замерла в стойке, преданно глядя на связанную Любу.

Через три дня слепая открыла глаза, нянечка удивилась:

— А мы лечим-лечим, и не знаем, что глаза у нее такие огромные!

И действительно — удивительные светло — ореховые, в поллица! Вот уж действительно: две мамы, два папы, четыре бабушки.

Красота аномальна, как любое уродство.

Неземные космические глаза, кукольный носик — идеальная формула вида, но не подобие современного человека. Все, кто вне времени, сходит с ума, или заведомо сошедши…Аномалии тела ведут к аномалиям духа. Время убивает залетевших к нам из будущего.

— А ты к о г о боишься? — спросила у меня вдруг Люба, понизив голос. Я же вижу — здесь все к о г о — т о боятся!

Всевидящая ты моя… Здесь все боятся одинаково. И я боюсь вот этой самой твоей, недавно — моей — кровати, этих стен, этих пронзительных криков: "Укольчики!", но больше всего боюсь слова "никогда"…(И только не надо! умоляю! не надо сыпать на голову мелких дрожащих червячков — бывших бабочек с оторванными крыльями… не надо…вы же видите: я уже седая!)

— 3 —

Не нормально — не свихнуться от родов в российских роддомах. Кто рожал — подтвердит: экстрим, русская рулетка: если не по твоим мозгам вся эта грубость, хамство, антисанитария и врачебная халатность, так уж но-ворожденный точно приговорен.

Привезли Чурочкину, еще одну роженицу.

Ее не стали привязывать, была она сонная, вялая, целый день лежала грузно и неподвижно…

— Не знаю, что со мной случилось…Вдруг расхотелось жить…Увидела свою смерть…

Ей поставили капельницу.

— Привяжите меня! — переживала она, — Вдруг я дернусь! Вдруг воздух в вену попадет!

Ее запястье к краю кровати чулком, но она продолжала умолять:

— Возьмите за руку! Держите меня! Умоляю! Это очень опасно, если воздух…

Вся ее постель была в молоке. Оно текло непрерывно и застывало под ней желтым неприятным пятном. Грудь ей перетянули, но это не помогало. Тайком от нянечек она и Люба сцеживали молоко в умывальник, хотя это почему — то не разрешалось.

— Нельзя цедить! А ну, пошли на место! — санитарка тут же загоняла их в палату…

— 4 —

В шестом отделении началась дизентерия, и больных стали переводить к нам. Утром в наблюдательной по-явилось Чудовище, маленькое горбоносое существо с разбежавшимися в разные стороны глазами необыкновенной синевы. И сразу же послышался настойчивый голос:

— Дай яблоко откусить! Дай середку доем!

Она залезла к Любе на кровать, обняла ее, прилипла, заканючила:

— Дай! У тебя много! Целый пакет!

Та не пожалела, угостила, но что тут началось! Словно очнулась

вся наблюдательная, послышалось и справа и слева:

— Им дала, и мне — дай! Дай шоколадку!

— И конфету дай!

— Дай печенье! Дай пирожок!

Огромный пакет со сладостями тут же опустел. Последняя конфета исчезла в беззубом рту бабки Коршуновой…Нянечка замахала полотенцем на попрошаек:

— Что ж вы, бессовестные, все поели! Она же после родов! На питательном растворе целый день! Под капельницей!

Но голодная публика уже развернулась в сторону объемного пакета Чурочкиной:

— Дай яблочко-о! Дай, середку дое-ем!

— 5 —

— Как дам! Ы-ы! Чего шары вылупила! Ханыга! Закрой, ебало! Ы-ы! Ядрена вша!

Перевели еще одну новенькую из шестого на экспертизу. Она была недавно обрита под ноль, а глубокий ножевой шрам на щеке выдавал ее романтические будни.

— Ы-ых! В рот тебя! — она продиралась вдоль кроватей, знакомилась: настраивала пальцы козой и тыкала их в глаза больных. Те от нее прятались под подушки, но она и там находила свои жертвы, сдирала с лиц одеяла, дергала за носы, ставила громкие щелбаны в лоб.

Санитарка разозлилась:

— Нинка! А ну! Ложись! Чего ходишь! Не ходят здесь!

Ее затолкали на кровать, привязали, но она, извернулась, как змея, приподняла ножку кровати, сняла с нее петлю ремня и убежала в курилку.

— Ы-ых! Покурить дай! В рот тебя! Дай курнуть, говорю! — послышался ее простуженный басок из туалета…

Дежурные снова затолкали ее в наблюдательную, скрутили, привязали, но она перегрызла ремень, и снова убежала покурить…

Блатной уголок в туалете присмирел. Авторитет новенькой был непререкаемо высок. Паханка. Сама Зозуля давала ей махру, никто из малины не помогал санитаркам ее связывать, просто не откликались на вездесущее "Девочки помогите", и все. Но и жестоко связанная Нинка всегда находила множество способов освободиться.

— Эй! Развяз-жи! Поссать только развяз-жи! Развяз-жи, говорю, обоссусь! — требовала Нинка.

— Врешь, только что оттуда! Не пущу больше! — санитарка была непреклонна.

— Ой, обоссалась! Гляди, мокрая лежу! Развяз-жи только! Сама простынь состирну!

Паханку тут же освобождали из пут.

В палате воцарился страх. Перепуганная Чурочкина схватила меня за руку, зашептала:

— Не уходи! Я боюсь ее! Она меня убьет! Мой муж — начальник тюрьмы!

— Ух ты, ибало! — оглянулась на тихое "боюсь" Нинка и направилась в нашу сторону… Всего несколько шагов отделяло ее от Чурочкиной, когда она заметила иссини — черное избитое лицо бабки Коршуновой. Нинка при-свистнула и наклонилась поближе рассмотреть живой кошмар.

— Ух, как тебя, мой ма-а-ленький… — только успела она присвистнуть, как бабка вцепилась в нее своей мертвой хваткой. Все в палате замерли от неожиданности, думали: крутая уголовница тут же размажет доходягу на месте… Но случилось невероятное. Нинка, это жуткое существо, сама испугалась. Она начала судорожно вырываться из когтей привидения, задергалась, раскраснелась…

— Пусти, говорю, мой маленький! Лезешь чего? Пусти!

Наконец, она вырвалась из когтей коршуна, отскочила подальше, погрозила пальцем:

Поделиться с друзьями: