Бедный Енох

— Что же ты, голубчик? Заблудился тут у нас? Ну так — заходи, тут до тебя таких уже было знаешь как много?

* * *

Я невероятно рад тому, что в домике нет тумана. Еще несколько минут назад мне казалось что он всюду, что он заполнил весь этот огромный мир и растворил его в себе, растворил как в кислоте все сущее.

Седовласый старичок, с утонченными, впрочем, чертами лица, подкладывает в русскую печку дров. На нем, кроме прочего — меховая бежевая тужурка с вышитыми цветами. Старичок улыбается:

— Заблудился, паря? Ну так — ничего, держи хвост пистолетом!

— Ой — говорю я — я так рад, что вы здесь есть! Я… я уже и не знал что делать.

— Ой, да не волнуйся! Я же говорил — тут таких как ты много бывает. Но, честно скажу — не зимой. Летом тут люди с дач блуждают, а вот зимой — тишина, как в гробу. Отчего и хорошо, сам понимаешь, неимоверно!

— Постойте — говорю я — мне в Бобруевском полиция сообщила что по окрестным деревням мобильные телефоны выдавали — чтобы звонить в полицию, если кто заблудится.

В ответ глаза старичка, кажется, смеются:

— Ну да! Вот он он! — Старичок протягивает мне мобильный телефон, с полным зарядом батареи — только тут связи нету! А так… поначалу я звонил, конечно, в полицию-то…

Решение моих проблем, как кажется, откладывается:

— Вот незадача! — я разглядываю комнату, в которой нахожусь, и начинаю ощущать себя немного странно от того, что на многочисленных книжных полках, в аккуратном порядке развешанных вокруг, вижу лишь научную литературу.

— Я тут-то относительно недавно — будто прочитав мои мысли сказал старичок — лет десять — не больше. Уехал из Е-бурга, как на пенсию вышел, домик тут вот купил у сына одного старика, который тогда скончался, земля ему пухом. А квартиру освободил — дочери с мужем.

Я понимающе покачиваю головой.

— Поначалу тут ничего было, пока все вокруг не померли, даже весело, общаться, сам понимаешь, с деревенскими, простота-люди! Но — душевные! А теперь вот — один я тут живу. Но — ничего. Мне — хорошо.

Я опять покачиваю головой:

— А в Екатеринбурге (я так говорю, «Екатеринбург», не так, как екатеринбуржцы говорят — «Е-бург», чтобы Старичок не подумал, что я за своего пытаюсь сойти, за местного) вы наверняка были профессором каким-нибудь?

Старичок рассмеялся:

— Угадали! В университете. Сейчас, знаете, скучаю, бывало, по прежние временам. И чего я ушел на пенсию? Ведь ж не гнали! Предлагали остаться. Но я, знаете ли, устал от суеты. А вот в эти места, понимаете, влюбился сразу.

— Только заблудившиеся иногда достают наверняка — я «оттаял» и уже начинаю шутить.

— Заблудившиеся? Да ничуть! Они же потом уже никогда не попадают в такие ситуации!

— Да?

— Да. Один раз заблудился — и все. Как люди, чумой переболевшие — больше она к ним не цеплялась!

Мы какое-то время молчим, после чего Старичок вновь подкидывает дрова в печь и «разбивает паузу»:

— Потом возвращаются — благодарят, овощи с огорода приносят — а оно мне зачем? У меня и своих полно!

* * *

Я убеждаю Старичка, что уйду, едва рассеется туман. Это чтобы он не волновался.

— Туман? — Старичок сначала сделал удивленное лицо, после чего, будто что-то вспомнив опять заулыбался — Ах! Ну да! Как же я забыл — старею! Все блуждающие говорят, будто были в тумане…

— И что же? Хотите сказать, будто тумана нет?

Старичок выглядывает в окно, потом смотрит на меня:

— Нет… нет тумана.

Я выглядываю в окно сам, но там темно и я ничего не вижу:

— А который сейчас час?

— Три часа. Ночи.

Я уже и удивляться-то не должен ничему тому, что происходит. Но это меня опять заставляет нервничать. Я выхожу во двор — а там и вправду нет никакого тумана, и рядом, недалеко от домика Старичка высится та самая колокольня, которую я недавно разглядывал в мобильный телефон. Сейчас, глубокой ночью эта колокольня кажется черной — на менее черном фоне ночного безоблачного неба:

— А почему здесь колокол бьет? — спрашиваю я Старичка вернувшись в дом.

Старичок же начинает убеждать меня, что никакого колокола на колокольне нет, и что других колоколов в округе нет и что он никакого звона здесь в жизни не слышал:

— Это все от ваших блужданий — уверяет меня он, вновь улыбаясь.

* * *

Еще где-то час мы разговаривали, Старичок покормил меня простым, но вкусным супом, после чего постелил мне постель и я лег спать.

Утром, едва проснувшись, я засобирался в путь, поначалу опасливо выглянув в окно — нету ли там вчерашнего тумана?

Но все было прекрасно. Солнечный день заставлял снег искриться, снег, земля, уже местами обнаженная, выдавали в воздух запахи приближающейся весны, а Старичок во дворе колол дрова. Увидев же, что я уже на ногах он затащил меня обратно в дом и подарил мне свои старые брюки — взамен моих порванных:

— Вот! — сказал он мне протягивая сложенные в несколько раз брюки — все лучше чем те, что у вас!

Я благодарю.

— Хоть они вам и великоваты будут… но с поясом, пожалуй, удержаться на вашей худосочной талии!

* * *

Попрощавшись с приютившим меня стариком, поблагодарив его, я вновь отправляюсь в свой путь.

Итак, я выхожу за ворота и иду к колокольне.

— Что вы! — увидев это закричал мне во след Старичок, будто заволновавшись — вам же не туда! Бобруевское — туда! — Старичок замахал рукой в обратном направлении — туда — он показал мне рукой, куда я шел — кладбище за колокольней, а потом — затопленный болотом лес!

Я отвечаю ему в том смысле, что хочу осмотреть колокольню, после чего вернусь и пойду к Бобруевскому.