Бег на тонких ногах

Я вдыхал цитрусово-горький запах колких льняных волос. Её ладони нежно и настойчиво гладили мой затылок. Она не произнесла больше ни слова. Я не слышал больше её певуче вульгарного голоса, только вздохи, при помощи которых она то приближала, то отдаляла наши последние содрогания.

Проснувшись на следующее утро, я ощутил упоительную, звенящую радость, разлитую по всему телу. Алла бесшумно встала с кровати и босиком засеменила по паркету в ванную. Узкие лодыжки, тонкая талия, белые ягодицы, ровные лопатки, широкие, соразмерные плечи и бёдра.

Через шторы в комнату пробивался яркий солнечный лучик. Алла щелкнула замком розового чемодана (внесенного в номер, очевидно, до моего пробуждения) и принялась доставать и развешивать свою одежду в стенном шкафу. Сама она была только в белом пуловере и черных капроновых колготках. Алла, скорее всего, сознательно не спешила надеть юбку или брюки. Я принял это за знак простодушного дружелюбия. И непроизвольно снова провалился в сон, словно пытаясь зачерпнуть последнюю его сладость, оставшуюся на самом донышке.

* * *

Инструкцию об использовании багажной камеры на вокзале я прочел, присев на корточки, сначала на английском, потом на французском и, наконец, на немецком языке. Четвертый язык был, по видимости, голландским. Мое лицо вдруг вспыхнуло от сомнения, правильно ли я понял инструкцию. Невдалеке послышался стук женских каблуков. Я увидел круглые колени светловолосой красавицы в костюме стюардессы. В ответ на мой смятенный взгляд ее строгое лицо озарила улыбка. Благосклонность и доброжелательность – именно к этим утонченным проявлениям человеческого духа я был особенно чувствителен с раннего детства. Женщина подтвердила правильность моих манипуляций с багажной ячейкой. Я осторожно прикрыл толстую дверцу до мягкого электронного щелчка. Это было мое самое осмысленное действие за последние два дня.

* * *

Мы с Аллой опоздали на завтрак. Как раз в тот момент, когда мы вышли из лифта, кельнер в красном жилете и белой рубашке выставлял бронзовые столбики с провисшей между ними крученой веревкой у входа в зал ресторана. Заметив нас, он грустно улыбнулся, развёл руками и пошёл помогать другому кельнеру в уборке зала. На верёвке покачивалась табличка “Ferme”. Алла рассмеялась, обнажив верхний ряд крупных зубов, и поцеловала меня в ухо:

– Вот увидишь, я заставлю их накормить нас завтраком.

Затем она придвинула один столбик к другому и, не выпуская моей руки, перешла через порог зала.

– Эй, месье! – громко позвала Алла.

Кельнер обернулся и быстрым шагом пошёл нам навстречу.

– Comment puis-je vous aider, mademoiselle, monsieur? [2] – Теперь лицо кельнера изображало еще более жалкую и грустную улыбку.

Алла быстро стёрла эту улыбку с его лица. Она негодовала, угрожала, забывая о носовых гласных и даже не пытаясь грассировать раскатистый русский звук «р». Моя подруга требовала рандеву с директором. Обескураженный таким напором, кельнер повернулся и хотел просто сбежать, он уже сделал несколько шагов в сторону, но был остановлен двумя мужчинами в темных шелковых рубашках и тесно облегающих брюках. Как оказалось, это были директор отеля и его интимный друг. Алла принялась истерично хохотать, изгибаясь чуть ли не вдвое на моей руке.

2

Чем могу быть вам полезен? (франц.)

– Ой, держите меня, счастливая пара влюбленных. Они снова вместе! – Она несколько раз подряд прыснула от смеха. – Я знаю этих двоих.

Последние слова были произнесены по-русски и предназначались мне.

Директор отеля – вблизи выглядевший намного старше своего друга – рассеянно поцеловал Аллу четыре раза в щёки и похлопал ладонью по ее ягодицам. Затем на одно летучее мгновение внимательно посмотрел мне в глаза и мягко пожал мою руку. То же самое проделал и его друг.

После короткой любезной беседы с директором мы отправились в номер, куда вскоре подали завтрак, а вечером нас ждал обед в ресторане. За завтраком Алла опять сбросила с себя юбку. Усевшись на кровати, она принялась наматывать на вилку ломтики розовой ветчины и обертывать их полосками жёлтого сыра. Так у неё выходил аппетитный рулет, который она разрезала на кусочки и клала в мою тарелку, а иногда прямо мне в рот. Это мешало нашей беседе. Но мне совсем не хотелось останавливать Аллу.

Как выяснилось, она была знакома не только с директором отеля Патриком – сорокалетним гомосексуалистом, страдающим от непрочности своих любовных связей, но и с хозяином отеля – богатым молодым казахом Барлыбаем. Патрик долго сомневался перед тем, как продать отель Барлыбаю. Но предложенная сумма и условия контракта (одним из которых являлось пожизненное назначение Патрика директором) оказались настолько привлекательными, что Патрик не устоял перед соблазном. Алла была в курсе всех этих дел, потому как неоднократно принимала участие в переговорах в качестве переводчицы. Ей удалось войти в личный контакт с Барлыбаем, познакомившись с одной из его жён. Как-то раз в торговом центре Алла прогуливалась с двумя грузинами и услышала даму, громко говорившую с франкоязычными продавщицами. На очень слабом английском вперемешку с русским матом. Переводческие услуги Аллы подоспели в нужный момент и пришлись по вкусу как самой даме, так и казахскому олигарху. К несчастью для моей подруги, вскоре после покупки отеля это большое богатое семейство покинуло Брюссель и отправилось на постоянное проживание в Лондон. Алле осталось на память совместное фото, которое она носила у себя в сумочке и использовала во время моего вселения в отель для получения скидки.

* * *

В баре марокканского отеля в этот утренний час сидели только трое за одним столиком. Грузный мужчина в мятом костюме доставал из лежащего на коленях портфеля папки с документами, раскладывал их перед собой и вновь убирал обратно. Напротив него сидела молодая пара: девушка в голубом мусульманском платке и длинном темном пальто и парень с плоской темно-русой бородой, полностью закрывающей шею. Мужчина с портфелем что-то долго разъяснял собеседникам, часто вздыхал и поднимал в недоумении брови.

В баре прислуживал высокий, беспрестанно улыбающийся африканец. Я слушал рассказ хозяина отеля об истории марокканской миграции в Бельгию.

– Завидую молодости. Я тоже приехал в Европу в твоём возрасте, – сказал хозяин отеля и провёл ладонью по серебристо-черной шевелюре. – Тогда мигранты приезжали и работали в поте лица, молодые люди не отращивали бород, как вон тот чеченец за столиком с адвокатом.

– Так это адвокат и его клиенты, чеченские беженцы! – воскликнул я и тут же признался хозяину отеля, что я тоже приехал в Бельгию в надежде использовать в своих целях беженскую процедуру.

На что я надеялся, разбалтывая то, что так старательно скрывал от посторонних? В автобусе, по дороге в Брюссель, когда сидящий рядом поляк допытывался о моих планах, я упорно отрицал, что еду в Бельгию за статусом беженца, врал что-то про своего дядю – потомка белой иммиграции. Неужели я в первый день пребывания за границей настолько потерял контроль над собой, что готов выложить все свои секреты первому встречному, дружески хлопнувшему меня по плечу?

– Нет, оставь эту идею, – сказал хозяин отеля.

– Почему же? – не выдержав, спросил я. – Вы много знаете о беженской процедуре? Но вы ведь не адвокат?

– Посмотри, какая широкая задница у этого адвоката. Как медленно и тяжело он ступает. У меня тоже есть свой адвокат. Нет, лучше не говори мне об адвокатах.

– Но что вы тогда посоветуете?

– Женись. Такому видному парню сделать это – сущий пустяк. Только не связывайся с бельгийкой. Найди себе восточную девушку с густыми черными волосами и большими горящими глазами – вавилонскую красавицу, родившуюся в Бельгии…