Беги, детка, беги

Я уже еду — слишком быстро.

— Я хочу, чтобы ты был добр ко мне и перестал трахать моих подруг. — Я бы рассмеялся, если бы не был так зол.

— Что-то более реалистичное! — рычу и сворачиваю за поворот. — Ты останешься на связи, пока я не приеду. Поняла?

— Ты беспокоишься обо мне? — я слышу усмешку в твоем голосе, Эмилия. Ты не контролируешь себя, Эмилия.

— Если с тобой что-нибудь случится, кому будет не хватать шлюхи?

— Ты такая задница!

— Притормози, Эмилия. Райли будет разрушен, еще сделает с собой что-нибудь. Кстати, это может случиться и тогда, когда он узнает о нас двоих. Не забывай об этом!

— Поэтому я и уезжаю в Нью-Йорк! — вскрикиваешь ты. Если я еще раз услышу про этот сраный Нью-Йорк, ударю что-нибудь маленькое и хрупкое, и если тебе не повезет — это будешь ты.

Я паркуюсь поперек трех парковочных мест и выхожу из машины. Суетливо оглядываюсь вокруг, Эмилия. Но тебя здесь нет.

— Где ты? — ору я и вдалеке слышу твое хихиканье.

О, Господи, Эмилия. Либо я тебя убью, либо ты меня!

Луна ярко светит на тебя. Ты лежишь на спине посреди заброшенных рельс, с бутылкой водки в руке, и смотришь на усыпанное звездами небо. Я прекрасно знаю, что от водки твои трусики слетают, Эмилия, я это знаю — причем с рекордной скоростью — и ты тоже это знаешь.

Со сложенными на бедрах руками я встаю над твоей головой и смотрю на тебя сверху вниз. Ты сияешь, как проклятое солнце. Почему ты так на меня смотришь, Эмилия?

— Привееет! — хихикая, говоришь ты и машешь мне ладошкой.

— Вставай!

— Я не могу, это так тяжело.

— Я скоро покажу тебе, что значит тяжело. Поднимай свою задницу!

— Ты только посмотри на это! Мейсон, ложись рядом и посмотри, какое небо красивое!

Я в бешенстве, Эмилия, а тебе просто насрать!

Мне нужна сигарета.

Простонав, сажусь по-турецки у твоей головы. Ты подползаешь и устраиваешься поудобнее на моих коленях!

Что это с тобой, Эмилия?

Я, что ли, диван, Эмилия?

Подкуриваю сигарету и выдыхаю дым в «ах, какое красивое небо». Ты смотришь вверх.

— Когда я была еще маленькой, и мир был в порядке, бабушка всегда считала со мной звезды. — О нет, Эмилия, происходит то, чего я никогда не хотел. Сейчас ты расскажешь мне свою историю.

Я забираю водку из твоей руки и делаю несколько глотков. Терпеть не могу этот женский треп. Я не хочу знать, что ты делала со своей бабушкой, каким было твое детство и кто трахнул тебя первым.

Факт в том, что сейчас я трахаю тебя.

— Моя бабушка была лучшей женщиной, которую я знала, и когда она умерла, я чувствовала себя так, как ты, когда твоей бабушки не стало. Она была единственным человеком, которому я когда-либо доверяла. У нее всегда были румяные щеки, как будто она слегка подгорела на солнце, а ее седые волосы были вьющимися и мягкими, как у ребенка. Я всегда могла прийти к ней, понимаешь? Она всегда говорила мне, чтобы я нашла себе мужчину, который будет хорошо ко мне относиться.

Я поднимаю бровь.

— Поезд ушел, — сухо говорю я, и ты раздраженно вздыхаешь. Ты обязательно хочешь получить по заднице? Но это будет только, когда ты будешь трезвая и все прочувствуешь.

— Когда моя бабушка умерла, единственный близкий человек, которого я знала и с которым мне было комфортно, ушел. А мне было всего шесть. После этого все как-то просто пошло под откос. Единственное, что удерживало меня в какой-то степени на ногах — моя лучшая подруга Бриджит и ее замечательная мама.

— Почему же все пошло под откос, Эмилия? Тебе не разрешалось смотреть мультики про Спящую красавицу, или Золушку, или что-то в этом роде? — Теперь ты смотришь на меня, Эмилия. Твой взгляд другой. Он такой, каким я его никогда не видел. Даже когда я пытал тебя самым худшим образом. Даже когда я действительно причинял тебе боль, ты никогда не смотрела на меня так — как маленькая девочка, которая может сломаться в любую минуту.

О, Господи, что это, бл*дь, такое?

— Обычно он хорошо ко мне относился, но иногда — нет... — безэмоциональным голосом говоришь ты, как будто перенесясь в другой мир.

— Кто? — спрашиваю я.

— Мой отец, Мейсон... это всегда был мой отец. — Я вовсе не хочу, чтобы ты продолжала говорить. В моем желудке зарождается легкая тошнота. Я не хочу знать, Эмилия, не рассказывай дальше. Но не говорю этого, а только смотрю на тебя. Независимо от того, что скажу сейчас, это будет невежливо. Поэтому, в данный момент, в виде исключения, держу свой рот закрытым.

И вдруг замечаю, что мои пальцы лежат на твоей обнаженной шее, Эмилия. Что за нафиг? С каких пор я глажу тебя там?

И не могу остановиться, даже если бы захотел. А я хочу, поверь.

— Он пил. Вообще-то, я ненавижу алкоголь! — ты снова вырываешь бутылку из моей руки и делаешь глоток. — Пьяные непредсказуемы. Они делают гадкие, мерзкие, ужасные поступки, которые могут навсегда искалечить детскую душу. — Эту фразу я много раз слышал от моего отца, Эмилия. И сейчас, когда смотрю на тебя, понимаю, что он имел в виду. Я бы с удовольствием убил твоего отца, Эмилия. — Он приходил в мою комнату по ночам. Я рассказывала об этом маме, но она, конечно же, мне не верила.

Когда-то я думал, что мне все равно, кто трахнул тебя первым, Эмилия. Сейчас мне больше не все равно.

— Райли об этом знает? — спрашиваю я и снова провожу кончиками пальцев по твоей шее. Напряжение покидает тебя. Я и не думал, что так действую на тебя. Ты такая сломленная, Эмилия.

— Никто об этом не знает, Мейсон. Кто знает о твоем разрушенном детстве? А я знаю, что оно такое. Вижу это в твоем взгляде.

— Но оно не такое, как у тебя, — говорю я. Ты изучающе смотришь на меня своими огромными красивыми глазами.