Беги, детка, беги
Шрифт:
— Твой отец никогда не бил тебя, как мой, только потому что ты разговаривал не тем тоном? Твоя мать никогда не отводила взгляд, когда отец лапал тебя за задницу? — Эмилия, я скоро взорвусь. Серьезно. Замолчи! Но ты этого не делаешь. Такое ощущение, что тебе сейчас нужно выговориться, иначе оно сожрет тебя. — Это почти неудивительно, что я запала на тебя.
Я замираю, Эмилия. Что это значит?
Что я такой же, как он?
— Вообще-то... — говоришь ты и поднимаешь брови вверх. — Независимо от того, что говорят психологи, я знаю, что всегда сама во всем виновата. Я пыталась замотать свою грудь, когда она выросла, и носила длинные
— Ты совсем не похожа на мою мать, Эмилия. Моя мать — сильная женщина. Она — львица, которая защищает и борется за то, что любит. Проблема в моем брате. — Пристально смотрю на тебя. — Он всегда был центром внимания. Но он никогда не вел себя по-настоящему дерьмово, а всегда был идеальным сыном, с которого пылинки сдували, потому что у него проблема с ногой. И есть я, который регулярно создает неприятности, добавляет седых волос родителям, принимает наркотики. Я пью, трахаюсь, делаю то, что хочу, но ты это уже знаешь, Эмилия.
Ты наклоняешь голову набок, и твои волосы касаются бедра.
— Что насчет твоего отца? — я закатываю глаза и фыркаю. — Вот видишь, я знала, что где-то есть подвох, — продолжаешь допытываться ты. Это не хорошо для нас обоих. Все это…
— Мой отец — это мой отец, Эмилия. Он тоже часто наказывал меня. Он запирал меня в подвале, когда я взрывался, и уже ничто не могло меня удержать, потому что я был угрозой для всего окружения. Например, когда хотел сжечь наш дом, потому что был так зол на весь мир.
Ты подползаешь поближе, пока твои колени не касаются моих.
— Ты постоянно зол, правда?
— Не тогда, когда нахожусь в тебе, — говорю быстрее, чем успеваю подумать.
Бл*дь.
Я вижу сострадание в твоих глазах и ненавижу это, а ты поднимешь руку и хочешь положить ее на мою щеку. Еще до того, как ты успеваешь прикоснуться ко мне, перехватываю твое запястье в воздухе и предостерегающе смотрю на тебя.
— Не надо, Эмилия. — Опускаю твою руку вниз, и ты опускаешь взгляд. Твои щеки краснеют, и ты задаешься вопросом, что делаешь здесь. Теперь нас уже двое.
— Я одержима тобой, Мейсон, — говоришь ты абсолютно бесстрастно, глядя на меня при этом пустым и отрешенным взглядом. — Ты не самое хорошее для меня.
«А ты лучшее, что когда-либо случалось со мной», — думаю я, глядя на твои пухлые, красивые губы. Мне невыносимо от мысли, что Райли целует их каждый день. Я неотрывно смотрю в твои большие глаза, которые, несмотря на все, что я уже сделал с тобой, излучают уверенность. Ох, детка, не доверяй мне. Я тот, кто уничтожит нас обоих, это моя сущность. А ты та, кто позволит себя уничтожить.
Если бы мы были в кино, можно было подумать, что мы созданы друг для друга, но это не так, потому что ты с ним. И ты уйдешь. А я останусь. И это убивает меня, Эмилия.
***
Я несу тебя, перекинув
через плечо, Эмилия, потому что ты больше не можешь идти. Моя рука лежит прямо под твоей задницей, а ты одета в платье. Ты хихикаешь, Эмилия, тиская мою задницу. И я позволяю тебе это, как и многое другое сегодня вечером, Эмилия. Одним рывком бросаю тебя на заднее сиденье, наклоняюсь, крепко хватаю за подбородок и рычу:— Я убью тебя, если обрыгаешь мою машину.
— Почему ты всегда хочешь меня убить? — спрашиваешь ты, и я отпускаю тебя, качая головой. Сажусь впереди и завожу двигатель.
Всю дорогу ты борешься с содержимым желудка, Эмилия. Ты так боишься меня, что даже сглатываешь свою блевотину назад.
Я везу тебя к себе домой, потому что не думаю, что могу вот так бросить тебя у брата. Он, наверное, снова разбирает город по частям и ищет тебя. Я усмехаюсь при мысли о том, как он обзванивает всех ваших друзей, но никто из них не знает, где ты находишься.
Мисси чертовски радуется, когда я втаскиваю тебя внутрь. Она наверняка думает, что ты мертва, и что наконец-то она сможет полностью завладеть мной. Но после того, как я бросаю тебя на кровать, ты вскакиваешь и, зажав рот рукой, бежишь в ванную. Я зажигаю сигарету и, вздохнув, следую за тобой. О Боже, Эмилия, обычно я так не думаю, но неужели эта ночь никогда не закончится? Пока курю, прислонившись к стене рядом с тобой, держу твои волосы и позволяю тебе блевать. Это так отвратительно, ты звучишь, как свинья, Эмилия. Любая привлекательность исчезает. Ты давишься и рыдаешь, потому что тебе больно блевать, и я не знаю, что с тобой делать. По привычке слишком крепко тяну тебя за волосы.
— Мейсон! — пищишь ты, и я быстро ослабляю хватку, чтобы ты могла продолжать блевать в унитаз. Вся водка выливается из тебя, как вода. Ты такая отвратительная, Эмилия. Любую другую женщину я бы выгнал из своего дома пинком под зад, но с тобой я не могу так поступить, даже при всем желании.
Я терпеть не могу ни рыдающих, ни рыгающих женщин, Эмилия. А ты делаешь и то, и другое.
— О, Господи! — закончив, стонешь ты. Я быстро смываю.
— Промой рот! — командую я, все еще держа тебя за волосы и подталкивая к умывальнику. Ты поступаешь, как велено, без возражений, наверное, брезгуя от самой себя. Потом я веду тебя за волосы из ванной в постель.
Единственное, что я снимаю с тебя — это твои туфли и платье. Раз уж ты лежишь в моей постели, я тоже хочу что-то увидеть.
Ты хватаешь меня за руку, чтобы обнять, но я отхожу назад.
— А теперь спи, Эмилия!
— Ты такой говнюк, Мейсон! — мямлишь ты, обхватываешь мою подушку и тут же засыпаешь. Ты немного похрапываешь, Эмилия, и я решаю оставить кровать тебе сегодня ночью. Ставлю рядом с тобой ведро и ухожу с Мисси спать наверх на родительском диване. Просто он намного больше и уютнее моего.
Пока я лежу и смотрю в потолок, с головой Мисси на моем животе, которую я рассеяно поглаживаю, могу думать только о том, как ты сегодня смотрела на меня.
15. Я думал, твоя задница принадлежит мне, Эмилия
Мейсон
Я вырываюсь из глубокого сна, когда что-то твердое периодически ударяется о мое лицо. Потом слышу милый голос отца, который орет:
— Подъем! Ты, сраная жаба! Что ты делаешь на моем диване?