Беги со мной

И не от Пради.

Вадим вообще несколько странно себя вёл. Как хозяин: обложился своими вещами, беспардонно шастал по моей кухне, где, на минуточку, было полно вещей, не предназначенных для глаз посторонних, заказывал доставку еды. Но, за что была ему благодарна, быстро выпроводил упирающегося Хиггинса, от которого в глазах свербело.

— Ты ко мне жить переехал?

— Временная мера, — прозвучало как нечто само собой разумеющееся, — София привезла всё необходимое. Вы на больничном, а я вынужден присмотривать.

— Я нормально себя чувствую, — наверное.

— Сомневаюсь. В любом случае, вам лучше сейчас отсидеться дома. София привезла всё необходимое.

— София была здесь? — Оглянулась на Пради, он всё также был недоволен появлением гостя у нас дома, — она… что-нибудь спрашивала?

— Нет.

— Или спрашивала, а ты в своём репертуаре проигнорировал, потому что не хотел отвечать? — В ответ только удивлённо поднял брови.

— Примите душ, Диана. Потом поговорим. София только выгуливала вашего питомца.

Пради, оскорблённый приземлённым определением «питомец», отвернулся на коробке, показывая Ермаку поднятым носом, насколько ему безразличны высказывания какого-то там «человека».

Да, мой фамильяр весьма высокого мнения о себе. Вообще-то, заслуженно, но его всегда коробили, когда гордого, хоть и маленького фенька называли питомцем, лисицей, собакой, даже котом! Какой фарс! Как можно?

Вадима от нашего «исчерпывающего» диалога оторвал телефонный звонок, а я подхватила коробку со своим сокровищем и обиженным фамильяром и потопала в ванну.

Видимо, Пради стоило многого, чтобы сдержаться и не выдать себя. Хотя, маленькому зверьку, определённо было страшно, он точно почувствовал, что произошло. Но он решил сохранить образ обычного фенька. Это его выбор, никогда не лезла в эту часть его жизни. С кем-то он порой заговаривал, просто так. Выбор был как по мне рандомным, но это полностью дело Пради. Не моё.

Видок у меня был, конечно, не на обложку глянцевого журнала. А вот на пособие «Юный Патологоанатом» я бы подошла.

Волосы превратились в жирно-сухой колтун. Видимо, у меня поднималась температура. На платье следы от лапы Демона.

— Что произошло, пока я была в отключке? — Включила воду, чтобы шум перекрыл нашу беседу.

Какое же удовольствие доставило снять, наконец, с себя убогое серое уродство!

— София притащила список, как ты и просила, — Пради рассматривал мою грудь, где остался след от Демона.

Про такое я даже не слышала… Пять точек — следы от пальцев выглядели так, будто в мою кожу кто-то окунул раскалённые стержни. От глубоких ожогов молнией тянулись фиолетово-чёрные зигзаги. Это как вообще? Я даже боли не чувствую. Саднит только, как от старого синяка.

— Жуть, — констатировала я, поглаживая следы. Как будто кровь вскипела и обожгла вены, оставив угли вместо, — это навсегда? Могут быть последствия?

— Без понятия, мать, — Пради встал на задние лапки передо мной и уткнулся носом в грудь, сосредоточенно пофыркивая, — я вообще ничего не чувствую. Было больно?

— Не помню, милый. Думаю, да.

— Как ты спаслась?

— Вадим сшиб Демона с ног, вроде как.

— Он странно себя вёл. Как будто, так и должно быть.

— Что именно? — Никогда не поверю, что Ермак способен принять, так сказать, «мой мир».

— Да вообще всё! — Взвизгнул фенёк, — ты бы видела, как он складывал всё твоё ритуальное, типа каждый день этим занимался! А потом начал пить мой виски, а мне — хренушки! Даже покурить при нём не получилось! — Обыженно закончил фенёк.

— Мне бы его выдержку… — Пробормотала я, бросив ещё раз взгляд на демонический след.

Знать бы ещё, что он означает…

Посвежевшая и порозовевшая в шёлковом изумрудном халате до пола я сидела в спальне над своим Гримуаром на полу и поняла одну ужаснейшую вещь: я его почти не слышу! Отвезите меня тысячи километров, отправьте на луну, окуните на дно океана, но я всегда, абсолютно всегда его должна слышать. Тихая музыка моей Силы сейчас была еле прослушивалась. И то, я сосредотачивалась до искр в глазах, чтобы разобрать те крохи, которые сейчас связывали меня с Гримуаром.

— Приехали, — констатировал Пради, — ты сейчас не ведьма уже, что ли?

— Ты же есть всё ещё, — поморщилась я, хотя внутри что-то заледенело от страха, — и всё ещё такой же раздражающий.

— Хреновенько, мать.

Трясущимися руками я попыталась сотворить самый простенький ритуал, абсолютно простой, для детского сада и… не вышло. Я не смогла поднять даже слабейший ветерок.

— Дин, вчера я почувствовал, что наша связь чуть не разорвалась, — начал тихо фамильяр, — мне стало очень страшно. Как никогда в жизни. Сейчас ты должна сделать всё необходимое, а потом уже будем разбираться с последствиями.

Он говорил про когти. И, видимо, был прав.

— Как это работает? — Раздался сбоку тихий голос Вадима.

— Что — это?

Ермак подошёл ко мне и опустился на корточки, бесстрастно рассматривая мой ритуальный «набор».

— Ты в это всё веришь? — Ни намёка на его отношение. Ни отголоска скептицизма, либо же, наоборот, удивления.

Будто стул в Икее рассматривает и выносит вердикт: плевать какой цвет.

— А ты нет?

— Я не могу понять, как к этому относиться.

— А после вчерашнего?

— Вчера, — он запнулся и, наконец, поднял на меня серые глаза, — я не знаю, что произошло вчера. И не знаю, что вам ответить на это, Диана.

— Ну, можешь начать, например, со «спасибо, Диана, что не дала меня прикончить вчера! Век помнить буду, туфли куплю и пирожков с вишней сколько хочешь, а ещё назову первенца в твою честь!»

— Спасибо, Диана, действительно такое не забуду, — в голосе промелькнула улыбка, — туфли выберете сами, пирожки с вишней на кухне. Про детей — уже перебор.

— Жадина.

— Ведьма.

— Ты же не веришь!

— Повторюсь, я не знаю, как к этому относиться.

И я не знаю. То, что Ермак хотя бы… не отрицает — очень и очень дико для меня. Но удалось же удивить. Причём серьёзно. Человек увидел нечто необъяснимое, совершенно чуждое его мышлению, но не стал отметать самые невероятные для себя варианты, а просто продолжил анализировать. Это… Вадим умён, я и раньше понимала. Теперь вижу, насколько.

— Я не смогу показать, как это работает, — поджала губы от досады. Никогда не любила, когда меня просили «демонстрации», сейчас хоть пёрышко поднять согласилась бы, но не могу.