Беглянка

Они остановились в следующем городе. Это был уже третий город после той остановки, на которой она села. Второй городок они проехали, а она даже не заметила. Должно быть, автобус останавливался, водитель объявлял название местечка, а она в тумане страха ничего не видела и не слышала. Очень скоро они выедут на главное шоссе и помчатся в Торонто.

И она погибнет.

Она погибнет. Что из того, что она возьмет такси, назовет свой новый адрес, встанет утром, почистит зубы и выйдет на улицу? Зачем ей искать работу, что-то есть, ездить с места на место в общественном транспорте?

Казалось, что ноги ее где-то очень далеко от тела. К коленям в незнакомых жестких брюках будто привязали железные гири. Ее тянуло к земле, как старую лошадь, которая больше никогда не поднимется.

Несколько пассажиров уже сели в автобус, шофер загрузил посылки, которые должны были забрать в городе. Женщина и ребенок в коляске махали кому-то на прощание. Здание за ними — кафе, которое к тому же служило автостанцией, — было тоже в движении. Жидкая волна прошла по кирпичам и окнам, как будто хотела растворить их. Рискуя жизнью, Карла рванулась всем своим огромным телом, отяжелевшими конечностями вперед. Она оступилась, закричала:

— Выпустите меня!

Водитель затормозил и раздраженно сказал:

— Я думал, вы едете в Торонто.

Люди с любопытством смотрели на нее, и никто не понимал, через какие страдания она прошла.

— Мне надо выйти здесь.

— Туалет есть в конце автобуса.

— Нет, нет, мне надо выйти здесь.

— Я не буду ждать, вы понимаете? Ваш багаж внизу?

— Нет… Да… Нет…

— Нет багажа?

Кто-то у нее за спиной сказал:

— Клаустрофобия, вот что с ней такое.

— Вам плохо? — спросил водитель.

— Нет, я просто хочу выйти.

— Ладно, ладно. Хорошо!

— Приезжай и забери меня! Пожалуйста! Приезжай и забери!

— Приеду.

* * *

Сильвия забыла запереть дверь. Она понимала, что надо бы сделать это сейчас, не открывая, но было поздно, она уже открыла.

Там никого не было.

Она была абсолютно уверена, что слышала стук.

Сильвия закрыла дверь и на этот раз заперла ее.

Со стороны окна шел какой-то игривый звякающий звук. Она включила свет, ничего не увидела и выключила снова. Может, это белка? Балконные двери вели на крыльцо и тоже не были заперты. Они не были даже плотно закрыты, приотворены примерно на дюйм, чтобы свежий воздух наполнял дом. Она стала закрывать их, и вдруг рядом кто-то засмеялся, совсем рядом, как будто был в комнате.

— Это я, — сказал мужской голос. — Я напугал вас?

Он прижимался к стеклу и был совсем рядом.

— Это Кларк. Кларк с соседней улицы.

Она не собиралась приглашать его войти, но и закрывать дверь прямо перед его носом ей было страшно. Он мог рвануть дверь быстрее, чем сделала бы это она. И свет включать ей тоже не хотелось. Она спала в длинной футболке. Надо было закутаться в одеяло, оставленное на диване. Но теперь слишком поздно.

— Вы хотели одеться? — спросил он. — Я тут принес вам кое-что, может пригодиться.

В руке он держал пакет. Он сунул ей этот пакет, даже не пытаясь подойти ближе.

— Что это? — спросила она отрывисто.

— Посмотрите и увидите. Это не бомба. Ну, берите!

Она сунула руку в пакет, не глядя. Что-то мягкое. А потом она узнала пуговицы жакета, шелк блузки, ремень на брюках.

— Просто подумал, что лучше будет вернуть все это, — сказал он. — Вещи ведь ваши, правда?

Она сжала челюсти, чтобы зубы не стучали. В горле и во рту ужасно пересохло.

— Я догадался, что вещи ваши, — мягко сказал он.

Язык одеревенел. Она выдавила:

— Где Карла?

— Вы говорите о моей жене Карле?

Теперь она яснее различала его лицо. И видела, как он собой доволен.

— Моя жена Карла дома, в постели. Спит в постели. Где ж еще?

Он был красавцем, но в то же время выглядел как-то нелепо. Высокий, худой, хорошо сложенный, но неестественно сутулый. Напускная воинственность во всей фигуре, локон темных волос спадал на лоб, легкомысленные усики, глаза, глядящие с надеждой и, одновременно, с насмешкой, мальчишеская улыбка граничит со злобной гримасой.

Ей не нравилось смотреть на него. Однажды она сказала об этой неприязни Леону, а он ответил, что этот человек слишком неуверен в себе, поэтому чересчур дружелюбен.

От его неуверенности в себе она ничуть не стала более защищенной.

— Порядком поизносились, — сказал он. — После ее маленького приключения. Вы бы видели свое лицо! Вы бы видели выражение своего лица, когда узнали свою одежду. Вы думали, я убил ее?

— Я удивилась, — сказала Сильвия.

— Еще бы! Вы здорово помогли ей сбежать.

— Я помогла ей, — сказала Сильвия с усилием, — помогла, потому что ей было плохо.

— Плохо, — повторил он, как бы изучая это слово. — Наверно плохо. Ей было очень плохо, когда она спрыгнула с автобуса, позвонила мне, чтобы я забрал ее. Она так рыдала, что я едва понимал, что она говорит.

— Она хотела вернуться?

— О да! Конечно, хотела. Просто билась в истерике, так хотела вернуться. Эта девочка чересчур эмоциональна. Боюсь, вы не знаете ее так, как я.

— Мне показалось, что ей очень хотелось уехать.

— Да неужели?! Придется поверить вам на слово. Я приехал сюда не спорить с вами.

Сильвия промолчала.

— Я приехал сказать, что мне не нравится, что вы лезете в мою семейную жизнь.

— Она — человек, — сказала Сильвия, хотя знала, что лучше бы ей промолчать. — А уже потом — ваша жена.

— Надо же! И что с того? Моя жена — человек? Правда, что ли? Спасибо за информацию! Не пытайтесь быть умнее меня, Сильвия.

— Я и не пытаюсь.

— Хорошо. Я рад. Не хочу злиться. Хочу сказать вам парочку важных вещей. Первое — я не хочу, чтобы вы совали нос в мою жизнь и жизнь моей жены. Второе — я никогда больше не позволю ей приходить сюда. И не думаю, что она сама захочет прийти, уверен в этом. Она не слишком хорошего о вас мнения теперь. Пора вам самой научиться убирать свой дом.