Беглые взгляды

Между фиктивным и фактическим рассказываниеми описаниеми колеблется жанр литературы путешествий [789] . Если принять во внимание мнение Готфрида Гердера, что, «рисуя, изображая историю и путешествия, прагматик всегда описывает, изображает так, как он видит, из собственной головы, односторонне, искусственно выстроено, то есть лжет, даже тогда, когда меньше всего хочет лгать» [790] , то берлинский эпистолярный роман Шкловского предстает как намеренная ложь, ибо его литературный конструкт как таковой обнажен с самого начала. В своей любовной переписке, в равной мере гибридной и пародийной, он фокусирует не столько чужой город, сколько «зоологическую» территорию обитания своих соотечественников, причем не только метафизически — как обычно в литературе путешествий, — но обращаясь к своему или размышляя о своем: «Русские живут, как известно, в Берлине вокруг ZOO» [791] .

789

Ср.: Luk'acs Georg.Erz"ahlen oder Beschreiben // Ders. Probleme des Realismus. Berlin: Aufbau, 1955. S. 103–145.

790

Цит. no: Bachmann-Medick Doris.Fremddarstellung und L"uge: "Ubersetzung als kulturelle "Ubertreibung am Beispiel von M"unchhausens L"ugengeschichten // "Ubersetzung als Repr"asentation fremder Kulturen / Hg. Doris Bachmann-Medick. Berlin: Schmidt, 1997. S. 42–68. Hier S. 45.

791

Шкловский В.

ZOO, или Письма не о любви. С.71.

II. Метрополии и «парящая» жизнь изгнания

Путешествия начинаются с перехода границы, который в их описании выражается не только в восприятии чужого, но и в изображении Другого как очуждаемого. Это проявляется в письмах Шкловского, в частности в создании произвольной перспективы:

Русские ходят в Берлине вокруг Ged"achtniskirche как мухи летают вокруг люстры. И, как на люстре висит бумажный шарик для мух, так на этой кирхе прикреплен над крестом странный колючий орех. Улицы, видные с высоты этого ореха, широкие. Дома одинаковы, как чемоданы [792] .

792

Там же. С. 71. В появившемся в то же время стихотворении Вл. Ходасевича без названия из цикла «Европейская ночь», в котором также описываются берлинские улицы, негативное восприятие усиливается: «Дома — как демоны, Между домами — мрак» ( Ходасевич Вл.Собр. стихов: В 2 т. / Изд. Ю. Колкера. Paris: Pr. Libre, 1983. Т. 2. С. 1–49). Здесь с. 14.

Предложенная перспектива с птичьего полета (или же с полета мухи) открывает «остраненный» вид русской колонии, как его представляет теоретик формализма Шкловский в своей работе «Искусство как прием» [793] . Здесь он выделяет метод литературного изображения событий и наблюдений так, как если бы они воспринимались «в первый раз» [794] . В вышеприведенной цитате остранение, достигаемое при помощи нового, до сего времени неизвестного способа видения, обогащающего познание, применимо по отношению и к соотечественникам, и к взгляду на Берлин сверху вниз. Русские беженцы высмеиваются по аналогии с мухами, уподобляются надоедливому рою насекомых. А ведь в русской народной мифологии мухи считались нечистыми представителями черного бесовского подземелья, происходившими из иного мира [795] . Ханзен-Леве толкует тему мух в русской литературе, в частности, следующим образом:

793

См.: Шкловский В.Искусство как прием // Шкловский В. О теории прозы. М.: Федерация, 1929. С. 9–23.

794

Там же. С.14. Хорошим примером служит автору рассказ Льва Толстого «Холстомер», в котором характерные человеческие притязания осмысливаются лошадью.

795

Ср.: Шишкин В.Русский мифологический словарь. Екатеринбург: Уральское издательство, 2001. С. 223.

Все проекции чужого, другого, варварского, несущего угрозу, сходятся на них: мухи размножаются беспорядочно и в больших количествах и тем самым угрожают жизненному пространству местных жителей, высокой культуре; они всюду и нигде (как цыгане), они питаются падалью, значит, являются производными, паразитирующими (ни)чтожествами;они переносчики болезней, у них нет языка общения, они походят одна на другую, они совершенно бесполезны, бессмысленны и недолговечны (мухи-однодневки) [796] .

796

Hansen-L"ove Aage.«Wir wussten nicht, dass wir Prosa sprechen». Die Konzeptualisierung Russlands im russischen Konzeptualismus. «Mein Russland». Literarische Konzeptualisierungen und kulturelle Projektionen / Hg. ders. (Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 44). M"unchen, 1997. S. 423–507. Hier S. 438. Vgl. auch S. 428 u. 437ff. und ders. «Muchi — Russkie, Literatumye». Studia Litteraria Polon-Slavica, 4. Warszawa: SOS, 1999. S. 95–132.

Перспектива с птичьего полета включает топографию, напоминающую о временной жизни на чемоданах, о постоянном желании уехать. С соответствующей просьбой пишущий письма герой Шкловского обращается во В ЦИК (Всероссийский центральный исполнительный комитет): «Впустите в Россию меня и весь мой нехитрый багаж» [797] .

Именно через тему мух осуществляется связь между русской литературной традицией и нереальным, отчасти сюрреалистическим, отчужденным изображением города изгнанников. Так, в ранней повести Н. Гоголя «Старосветские помещики» из цикла «Миргород» (1835) многократно упоминается мушиный помет. Как крошечная, едва заметная деталь, он контрастирует с совершенно идиллическими обстоятельствами жизни названной в заглавии супружеской четы. Здесь упоминаются усеянная «черными точками» [798] рама и «страшное множество мух» [799] в девичьей, по аналогии с прожорливыми дворовыми девками, которые в основном бегали на кухню или же спали [800] .

797

Шкловский В.ZOO, или Письма не о любви. С. 105. Согласно Бурхарду, писатель «был принужден советским правительством к изгнанию в 1922 году», но уже на следующий год из Берлина добился амнистии. ( Burchard Amory.Klubs der russischen Dichter in Berlin 1920–1941. Institutionen des literarischen Lebens im Exil. Munchen: Sagner, 2001. S. 87). Это намерение часто прослеживается в данном романе, как и в цитируемом здесь прошении.

798

Гоголь Н. В.Старосветские помещики // Гоголь Н. В. Полн. собр. соч.: В 9 т. М.: Русская книга, 1994. Т. 1. С. 197–217. Здесь с. 201.

799

Там же. С. 201.

800

Там же.

Сюда же относится и пишущий письма герой Шкловского, когда он сравнивает русских беженцев с мухами, роем кружащимися вокруг берлинской Церкви Памяти. Это уподобление используется для того, чтобы усилить обозначившуюся здесь иллюзию, используя превосходящий зрительные возможности человека угол зрения, доступный только камере. К тому же скопление мух можно воспринять и в качестве инверсии пигментирующего пуантилизма, обозначенного Мак-Луханом как дагерротипическое «покрытие пятнами и противополагание крошечных точек» [801] . Из образующейся посредством такого обратного превращения негативной иллюзорности городского пространства происходит наконец потеря иллюзий относительно ссылки (бытия), которая, кроме прочего, обостряется запрещением любовной темы.

801

McLuhan MarschallDie raagischen Kan"ale / Understanding Media. Dresden / Basel: Kunst, 1995. S. 290. Далее — McLuhan `I.Die magischen Kan"ale.

В своем «Экскурсе о чужаке» (1908) Георг Зиммель сводит городские сообщества к специфическому отношению к чужому, которое он характеризует как «составленное из до некоторой степени близкого и определенно чужого» [802] . Возникшая вследствие этого синхронность внешней и внутренней позиций [803] , «синтез близкого и далекого определяет формальную позицию чужого» [804] . По этой причине чужой обладает

802

Simmel Georg.Exkurs "uber den Fremden // Ders. Soziologie. Untersuchungen "uber die Formen der Vergesellschaftung. Bd. 2. Berlin: Duneker & Humblot, 1958. S. 509–512. Hier S. 512. Далее — Simmel Georg.Exkurs "uber den Fremden.

803

Ср.: Ibid. S. 509.

804

Ibid. S. 510. Оба определяющие пространство определения социолог толкует не только локально, но и символически (ср. S. 509).

специфическим свойством подвижности[…], потому что только подвижное постоянно соприкасается с каждым отдельным элементом, не будучи связанным органически ни с одним из них посредством родственной, локальной, профессиональной фиксации [805] .

То, что социолог считает существенным для восприятия чужого «как странника, который […] сегодня приходит и остается завтра — так сказать, потенциального странника» [806] , соответствует начавшемуся передвижению героя Шкловского по русскому Берлину:

805

Ibid. S. 510.

806

Ibid. S. 509. Соответственно Зиммель включает экскурс 1908 года в свое исследование, посвященное перемене мест и странствиям (ср. «Der Raum und die r"aumlichen Ordnungen der Gesellschaft», ibid. S. 460–529).

По улицам ходят спекулянты в шершавых пальто и русские профессора попарно […]. Трамваев много, но ездить на них по городу незачем, так как весь город одинаков. […] Мы никуда не ездим, живем кучей среди немцев, как озеро среди берегов [807] .

В конечном итоге соприкосновения своих и чужих, местных и русских остаются поверхностными, в том числе и благодаря ономатопоэтической «шершавости» одежды. Синтеза не достигает и трамвайное движение: «озеро» versus «берега». И хотя герой Шкловского представляет себя участником происходящего: «мыникуда не ездим», разделяя ощущение безнадежности со своими соотечественниками, он остается среди них одиноким чужаком, когда показывает спекулянтов и профессоров как продажных и испорченных русских людей в джунглях города. Об этом свидетельствует и приведенная выше цитата о башне Церкви Памяти, откуда открывается топографическая перспектива с птичьего полета. Так как вокруг Зоологического сада ходят в основном русские беженцы, автор писем у Шкловского дистанцируется не только от немецкого,но от русского Берлина.Таким образом, он предстает как дважды чужак, которому, по Зиммелю, свойственна свобода, «позволяющая переживать и излагать близкое как бы с перспективы птичьего полета» [808] . Суета большого города усиливает возникшую дистанцию в книге Шкловского «о непонимании, о чужих людях, о чужой земле» [809] , как заключает его герой, пишущий письма.

807

Шкловский В.ZOO, или Письма не о любви. С. 71.

808

Simmel Georg.Exkurs "uber den Fremden. S. 510.

809

Шкловский В.ZOO, или Письма не о любви. С. 105.

Духовная дистанция,возникающая при необходимых соприкосновениях с жителями мегаполиса, усиливается наконец статусом чужака-одиночки, который, по Зиммелю, именно близкое переживает (и соответственно излагает) с точки зрения удаленной перспективы [810] . В связи с этим относительно духовной жизни большого городаначала XX века для социолога также следует, что, в отличие от предыдущих столетий,

теперь не «человек вообще» в каждом отдельном человеке, но именно уникальность и неповторимость человека […] представляют его ценность: в их борьбе и в меняющихся связях, определяющих роль субъекта в общности, протекает как внутренняя, так и внешняя история нашего времени [811] .

810

Simmel Georg.Exkurs "uber den Fremden. S. 510.

811

Simmel Georg.Die Grossstadte und das Geistesleben // Gesamtausgabe. Aufs"atze und Abhandlungen 1901–1908, Bd. 7/1 / Hg. R"udiger Kramme / Angela Rammstedt / Otthein Rammstedt. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1995. S. 116–131. Hier S. 131.

При помощи литературного фокусирования метрополии изгнания, жизнь большого города сходится с жизнью изгнания, однако обе сталкиваются с внутренней духовной дистанцией; герой Шкловского определяет свое место в Берлиноградекак, в известной мере, состоявшееся исключение из принадлежности:

Неправильно, что я живу в Берлине. Революция переродила меня, без нее мне нечем дышать. Здесь можно только задыхаться [812] .

812

Шкловский В.ZOO, или Письма не о любви. С. 105.