Бегство от безопасности
Шрифт:
— Почему?
Интересно, подумал я, выбирая пучок свеклы. Ни звука неудовольствия, когда я выразил свое желание видеть его взрослым, хотя это от него не зависело. Был ли я в свое время так же эмоционально развит, как этот смышленый мальчуган?
— Потому что мне потребовалось бы гораздо меньше слов на объяснение, если бы ты знал квантовую механику. Я свел физику сознания к сотне слов, но тебе потребовалась бы вечность, чтобы проникнуть в их суть. Ты никогда не будешь взрослым, и я никогда не смогу вручить тебе свой трактат, умещающийся на одной странице.
Любопытство одержало верх.
— Представь, что я — взрослый, знающий квантовую механику, — сказал он. — Как бы ты рассказал о работе сознания всего на одной странице? Конечно, я еще слишком
Это вызов, подумал я, он считает, что я блефую. Я покатил тележку с продуктами к кассе.
— Сначала я скажу название: Физика Сознания, или Популярно о Пространстве-Времени.
— Дальше пойдет резюме, — сказал он. Я воззрился на него. Я не знал слова «резюме», когда учился в школе. Откуда он знает?
— Точно, — сказал я. — А теперь я должен изложить свои мысли красивым шрифтом, как в «American Journal of Particle Science». Внимательно вслушивайся, и может, тебе удастся понять одно-два слова, хоть ты и ребенок.
Он засмеялся.
— Хоть я и ребенок.
Я прочистил горло и притормозил тележку возле кассы, радуясь минутной задержке в небольшой очереди.
— Так ты хочешь услышать все как есть и сразу?
— Как если бы я был квантовым механиком, — сказал он.
Вместо того чтобы исправлять его стилистическую ошибку, я рассказал ему все, что думал.
— Мы являемся фокусирующими точками сознания, — начал я, — с огромной созидательностью. Когда мы вступаем на автономную голограмметрическую арену, называемую нами пространство-время, мы сразу же начинаем в неистовом продолжительном фейерверке продуцировать творческие частицы, имаджоны. Имаджоны не имеют собственного заряда, но легко поляризуемы нашим отношением и силами нашего выбора и желания, образуя облака концептонов, принадлежащих к семейству частиц с очень большой величиной энергии и способных либо принимать позитивный или негативный заряд, либо быть нейтральными.
Он внимательно слушал, притворяясь, без сомнения, что понимает все до последнего слова.
— К основным типам позитивных концептонов относятся: экзайпероны, эксайтоны, рапсодоны и джовионы. К негативным — глумоны, торментоны, трибулоны, агононы, имизероны. [13]
Бесконечное число концептонов рождается в непрерывном извержении, водопаде продуктивности, изливающемся из любого центра персонального сознания. Они образуют концептонные облака, которые могут быть как нейтральными, так и сильно заряженными — жизнерадостностью, невесомыми или свинцовыми, в зависимости от природы преобладающих в них частиц.
Каждую наносекунду бесконечное число концептонных облаков образуют критические массы, превращаясь путем квантовых взрывов в высокоэнергетические вероятностные волны, излучаемые с тахионной скоростью сквозь вечный резервуар, содержащий в сверхконцентрированном виде различные события. В зависимости от их заряда и природы, эти вероятностные волны кристаллизуют некоторые из этих потенциальных событий в соответствии с ментальной полярностью творящего их сознания на голографическом уровне.
13
(Англ.) Частицы с позитивным зарядом: imagions — от imagination — воображение, фантазия; conceptons — от conceptions (понимание); exhilarons — от exhilaration (веселье, веселость); excutons — от excuse (прощение); rhapsodons — от rhapsody (восхищение); jovions —от joviality (веселость, общительность). И частицы с негативным зарядом: gloomons — от gloomy (мрачный, темный, хмурый); tormentons-от torment (мучение); tribulons — от tribulate (мучить, беспокоить); agonons — от agonize (испытывать сильные мучения, агонизировать); miserons — от miser (скупой, скряга) и, очевидно, от miserable (жалкий, несчастный).
Успеваешь,
Дикки?Он кивнул, и я рассмеялся.
— Материализованные события превращаются в опыт творящего их сознания, будучи для большей достоверности наделены всеми аспектами физической структуры. Этот автономный процесс — фонтан, порождающий все предметы и события в театре пространства-времени.
Правдоподобие имаджонной гипотезы каждый может легко подвергнуть проверке. Эта гипотеза утверждает, что, сконцентрировав наше сознание и мысли на положительном и жизнеутверждающем, мы поляризуем массы положительных концептонов, порождаем доброжелательные вероятностные волны и, таким образом, порождаем полезные для нас события, которые в ином случае не произошли бы.
Обратное справедливо для отрицательных и промежуточных событий. Намеренно или по ошибке, произвольно или в соответствии с неким замыслом, мы можем не только выбирать, но и творить видимые внешние условия, оказывающие значительное влияние на наше внутреннее состояние.
Конец.
Он подождал, пока я расплатился.
— И это все? — спросил он.
— Что-то не так? — спросил я. — Я в чем-то заблуждаюсь?
Он улыбнулся, ведь это отец научил нас обоих, как важно правильно произносить это слово [14] .
— Откуда мне, ребенку, знать — заблуждаешься ты или нет?
— Можешь смеяться, если хочешь, — сказал я ему. — Давай, даже можешь назвать меня полоумным. Но через сотню лет кто-нибудь опубликует эти слова в «Modern Quantus Theory», и никому не придет в голову назвать это безумием.
14
Англ. — Have I erred in any way?
Он встал на подножку тележки и поехал на ней, после того как я ее подтолкнул по направлению к машине.
— Если тобой не завладеют глумоны, — крикнул он, — такое вполне возможно.
Тридцать два
Я совершал пробный полет на Дейзи, медленно набирая двадцать тысяч футов для того, чтобы проверить действие турбонагнетателей на высоте. Недавно я заметил, что с высотой в обоих двигателях появляются странные скачки оборотов, и надеялся, что эту неисправность удастся устранить, просто смазав выпускные клапана.
Мир мягко проплывал в двух милях подо мной, медленно опускаясь до четырех; горы, реки и край моря с высотой все больше походили на расплывчатое изображение дома, нарисованное ангелом. Скорость набора высоты у Дейзи выше, чем у многих других легких самолетов, но, глядя вниз, казалось, что она лениво дрейфует по темно-голубому озеру воздуха.
— Из всего, что ты знаешь, — сказал Дикки, — скажи мне то, что, по-твоему, мне необходимо знать больше, чем все остальное, то единственное, что я никогда не забуду.
Я задумался над этим.
— Единственное?
— Только одно.
— Что ты знаешь о шахматах?
— Мне они нравятся. Отец научил меня играть, когда мне было семь лет.
— Ты любишь своего отца?
Он помрачнел.
— Нет.
— До того как он умрет, ты успеешь полюбить его за его любознательность, юмор и стремление прожить жизнь настолько хорошо, насколько это возможно с его набором суровых принципов. А пока — люби его за то, что он научил тебя играть в шахматы.
— Это всего лишь игра.
— Как и футбол, — сказал я, — и теннис, и баскетбол, и хоккей, и жизнь.
Он вздохнул.
— И это — та единственная вещь, которую мне необходимо знать? Я ожидал чего-то… более глубокого, — сказал он. — Я надеялся, что ты поделишься со мной каким-нибудь секретом. Все ведь говорят, что жизнь — это игра.
На шестнадцати тысячах обороты заднего двигателя начали пульсировать —почти незаметные нарастания и спады, хотя топливная система работала нормально. Я передвинул вперед рычаг шага винта, и двигатель заработал устойчивее.