Бегство от запаха свечей
Шрифт:
Работы стало немного. Больных уже не было, так что заботы по снабжению отошли на задний план. Я бродила по городу, знакомилась с людьми, которых все прибывало. Скучала.
Вися перебралась на первый этаж и занялась устройством квартиры. Она добывала где-то новую мебель: шкафы, буфеты, кресла. Квартиру обещала показать, как только полностью ее обставит, но я понимала, что будет это не скоро – ей все время чего-то еще не хватало.
С ее женихом, Людвиком, мы теперь познакомились поближе. Он оказался скромным, рассудительным парнем и нам всем понравился.
Однажды, когда я подсчитывала расходы за прошедшую неделю,
– Ну, Катажина, покажись, какая ты стала! Я не был в Сольцах, потому что в тот день отвозил Марысю в Познань. Там она себя чувствует гораздо лучше. Климат хороший, да и не только это. Когда я собирался в Свебодзицы, меня засыпали поручениями. Велели узнать, оправилась ли ты после болезни, и обязательно пригласить в Свидницу. Выкладывай, как себя чувствуешь?
– Спасибо. Если б не головные боли, я бы давно забыла, что болела. Скучно мне теперь, работы мало. Бездельничаем.
– Выглядишь ты хорошо. Скучно, говоришь? Что ж ты целыми днями делаешь?
– Вчера, например, совершила выгодную сделку. Когда мы ехали утром на мельницу, нас остановил какой-то тип. Богдан неохотно затормозил. Оказалось, тот продает ковер и пишущую машинку – ему срочно нужна тысяча злотых. Деньги у меня еще есть, те, что заработала, я из них только сто злотых истратила. Напустила я на себя важный вид, уселась поудобнее и говорю: «Товар нужно посмотреть, а нам некогда». Но он не растерялся, принял меня за солидного покупателя. Ковер был прекрасный. До того он мне понравился, что я даже не стала проверять, есть ли в футляре, который он мне сунул, машинка. Богдан разозлился: «Знай я, что тебе ковры нравятся и что у тебя куча денег, я б тебе за полцены целый грузовик ковров пригнал».
Тут я для пущего эффекта сделала паузу.
– Я, конечно, расстроилась. Жаль стало тысячи злотых, да что делать? Богдан в сердцах вышвырнул ковер из машины. Стала я его складывать, подходит какой-то человек: «Вы этот ковер не продаете?» Я со злости и говорю: «Продаю, только для вас он дороговат, пять тысяч стоит». И что вы думаете? Этот тип вытащил пять тысяч, схватил ковер под мышку и поминай как звали. Богдан говорит, что мне просто везет в таких делах, что даже если б я песок в мешок насыпала, и то нашелся бы покупатель.
– Вот это да, – рассмеялся Мацеевский. – А что еще мне рассказать в Свиднице?
– Скажите, что научилась водить мотоцикл. В извозчики больше не играю. Поначалу и смешно было, и страшно. Это нетрудно. Мариан, правда, говорит, что такие, как я, – первые кандидаты на тот свет. Будто бы я езжу слишком быстро. Но удовольствие необыкновенное. Отец был бы мной доволен. Стараюсь сосредоточиться, когда веду мотоцикл.
– Одним словом, чувствуешь ты себя здесь как дома. Это хорошо. Останешься, наверное, в Свебодзицах навсегда?
– Я об этом не задумывалась. От мамы ни слуху ни духу. Если б она приехала, то, кто знает, может быть, и осталась бы. Но самой-то мне хочется повидать новые места. Может, надо ехать куда?
– Красный Крест свертывается. Этого нужно было ждать. Единственное место, которое я могу тебе порекомендовать, это Вроцлав. Сам я с нового года перебираюсь в Познань. Там живет врач, которому я очень верю, и я хочу, чтобы он постоянно следил за Марысиным здоровьем. Если хочешь, я тебе помогу с переводом в Вроцлав.
– Охотно туда поеду. В Свиднице я остаться не смогла. Здесь эта проклятая зараза.
В Свебодзицах могут жить только те, кто тут не был во время эпидемии. Хожу по городу и не перестаю удивляться. В голове не укладывается, что столько людей здесь умерло, а спустя две недели об этом уже никто и не вспоминает. Веселятся так, словно скоро конец света. Вы это понимаете?Мариан уже довольно давно прислушивался к нашему разговору.
– Тебя удивляет, что они веселятся? – закричал он. – А какое им дело до того, что здесь творилось? Они не знают и знать не хотят. Для них это золотоносная земля. Настоящее Эльдорадо. Они веселятся. А мы не веселимся, потому что ненормальные. Вместо того чтобы радоваться жизни, ходим каждый сам по себе и все вспоминаем, вспоминаем. Трупы. Трупы. Эпидемия. Да дьявол с ней, с этой эпидемией! Надо как можно быстрее сматываться из этого города, иначе до конца жизни будет бренчать в ушах колокольчик Марианны.
– Нет больше этого колокольчика, – вспомнила я. – Один русский его уничтожил. Когда кончилась эпидемия, он взял колокольчик и расплющил в лепешку. Я тогда не понимала, чего ради. Он, как и мы, все время его слышал.
– Досталось вам здесь, – Мацеевский закурил сигарету. – Об этом нужно забыть. Это ушло в прошлое. Ты, Мариан, вместо того чтобы вспоминать, должен что-то решить. Ты отвечаешь за людей. Время не стоит на месте. Катажина молода и впечатлительна, я понимаю, но ты обязан относиться к таким вещам по-мужски. О ком ты горюешь? Ведь это же немцы!
– Немцы, это верно. Но не те негодяи, которых надо судить и повесить, – Мариан старательно подбирал слова, видно было, что слова Мацеевского задели его за живое. – Умерли сотни, быть может, порядочных людей – тиф не выбирал. Но сейчас, после войны, нельзя, чтобы случай решал, кому умирать.
– Я вижу, мы друг друга не поняли, – Мацеевский понизил голос до шепота. – Ведь я думаю точно так же. Мне только хотелось понять, что чувствуют военные преступники. Вот вы, которые приносили себя в жертву незнакомым вам людям, рисковали жизнью, потеряли душевное равновесие. А они – могут ли они спать по ночам?
Пришла зима. Даже в рождественский пост люди продолжали бурно развлекаться. Рестораны были переполнены. В Свебодзицах вдруг стало тесно.
В Красном Кресте совсем нечего было делать.
– Что это ты так самозабвенно пишешь? – Мариан вернулся после трехдневного отсутствия и этим вопросом, видимо, хотел отвлечь внимание от собственной персоны. – Может, любовное письмо? Или рапорт в Свидницу?
– Не угадал. Я пишу письмо в Кальварию. Могу тебе прочитать.
– У тебя в Кальварии есть симпатия? Меня уже об этом спрашивали. Ветеринар говорил, что, наблюдая за твоим поведением, пришел к выводу, что у тебя где-то есть парень.
– Парень, может, у меня и есть, только никто не знает, кто он, и я тоже не знаю. А пишу я совсем другому человеку. Послушай:
«Дорогая пани!
Большое спасибо за письмо. Меня очень обрадовало, что у вас все по-старому. Хорошо, когда знаешь, что где-то есть такой дом, как ваш. В Кальварию я пока не собираюсь, даже и на несколько дней. Жду маминого приезда. Как только мама будет там, я сразу же приеду, несмотря на тяжелую дорогу и морозы. А так выберусь только весной.
Может, это и нехорошо, но я совсем не скучаю по Кальварии. Только вас хотелось бы повидать.