Бегство от запаха свечей
Шрифт:
Иренеуш проводил меня до дома. По дороге он предложил в субботу снова пойти с ним в кино. Я согласилась.
– Что ж ты со свидания пришла такая невеселая? – Пани Дзюне очень хотелось, чтобы я поделилась с ней. – Как время провела?
– А я и сама не знаю, пани Дзюня. Он вроде ничего парень, но есть в нем что-то неприятное. Рассказывает о чем-нибудь, а сам смотрит в сторону… К тому же у него усы! Это ужасно! И улыбка кривая.
– Да, видать, шансов у него не много. Не сумел он тебя покорить с первого взгляда. Либо он и в самом деле совсем неинтересный, либо ты не в себе после этих Свебодзиц. Послушайся
– Товарищ Дубинская переходит на другую работу? – удивилась сотрудница отдела кадров. – Ничего об этом не знаю.
– Заявление было подано в срок, две недели назад. Предупреждаю: с завтрашнего дня я забираю ее к себе! – заявил начальник нового предприятия.
Препирались они довольно долго и резко. Наконец к часу дня я получила расчет и быстро собрала все необходимые подписи. Жаль было время терять.
– До свидания! С вами я больше не вожусь. Спасибо за все, – попрощалась я с сотрудниками.
– Пока, Катажина! – закричал мне вслед заведующий. – Смотри, не подкачай там. Не забывай, что работала в интендантстве – наша марка солидная.
На новом месте обстановка была совсем другая. Там не было важных чиновников, не было начальников, которые бы степенно шествовали из комнаты в комнату. Люди двигались быстро. Все были заняты делом. Называлась организация чрезвычайно длинно: Городская инженерно-строительная контора министерства восстановления, сокращенно это звучало забавно: ГИСКМИНВОС. ГИСКМИНВОС ведет строительные работы общего характера; ГИСКМИНВОСу требуются специалисты. В каждом номере вроцлавской газеты «Пионер» печатались объявления ГИСКМИНВОСа.
Образовался ГИСКМИНВОС в результате слияния нескольких частных предприятий и сейчас находился в процессе реорганизации. Посвященные утверждали, что процесс этот продлится, по крайней мере, до конца года. А потом начнется настоящая работа в нормальных условиях.
Я работала в отделе организации производства. Пока дел у меня было мало: я немного печатала на машинке, разбирала почту, оформляла документы, составляла какие-то списки. В чем конкретно должна была заключаться моя работа, я не очень ясно себе представляла.
Бывшие владельцы предприятий, из которых был создан ГИСКМИНВОС, предъявляли нам много претензий. Из-за этого возникали серьезные недоразумения. Мы ждали конца реорганизации, чтобы все, наконец, встало на свои места.
Люцина уехала в отпуск. Перед отъездом она долго объясняла мне, что отпуск только тогда будет полноценным, если его провести в пансионате. У «них», то есть у управления безопасности, есть пансионат возле Еленей-Гуры, в Берутовицах. Там она будет жить и питаться, и все это даром. Даже дорога бесплатная.
Мама все увереннее входила в свою новую роль. Зарабатывала она прилично. Стефан – так она теперь звала своего шефа – оказался человеком серьезным и верным своему слову. Иногда они вместе ходили в кино или в ресторан; мама в таких случаях страшно смущалась. Я последовала совету пани Дзюни, и мой новый знакомый, Ирек, стал бывать у нас дома.
Каждую субботу мы с ним отправлялись в кино или на танцы. Ирек великолепно танцевал, костюмы
сидели на нем безупречно, и вообще он всем нравился. В будние дни мы встречались, главным образом, после работы на пляже.– Признайся, Катажина, ты влюблена в Ирека или нет? – время от времени задавала мне один и тот же вопрос пани Дзюня.
– Нет! Нисколечко! – уверенно отвечала я. – Мне приятно с ним танцевать, вот и все. Я вовсе не хочу, чтобы между нами было что-то большее.
– Да, я вижу, он тебе безразличен. Иначе бы ты пела. Влюбленная молодая девушка, услышав такой вопрос, покраснела бы до корней волос. А маме Иренеуш нравится. Она мне вчера сказала, что мечтает поскорее увидеть тебя под венцом.
– Жаль, что она мне этого не сказала, я б ей ответила: спасибо, и тебе того желаю. Что ж это, сперва бабка, а теперь и мама захотела выдать меня замуж? А ведь, казалось бы, обе должны мне добра желать. Только ничего из этого не выйдет. Не для того я сама устраивала свою жизнь, чтобы кто-то другой принимал за меня решения. Может быть, когда-нибудь я влюблюсь и выйду замуж, но, уж конечно, не за Ирека. У него фантазии ни на грош.
– А если он неинтересный, зачем ты с ним встречаешься? – вмешалась Данка.
– Попала в точку. Я сама над этим задумывалась. Мы с ним ходим в рестораны. Я теперь могу общаться с разными людьми. Плачу я, разумеется, за себя сама. Мы танцуем, ужинаем, снова танцуем и возвращаемся домой. А может, все дело в том, что «на безрыбье и рак рыба»?
– А о чем вы говорите? – не унималась Данка.
– Мы все больше молчим и глядим по сторонам. Вы не представляете, как много люди пьют. В прошлый раз за соседним столиком сидела большая компания. Когда мы пришли, они были уже здорово пьяны. Потом они все перессорились. Мужчины вышли, а женщины стали хватать все, что оставалось на столе. Велели принести бумагу и все подряд в нее сгребли. Гуся, салаты, масло. Позор! Странно иной раз люди развлекаются. А с Иреком можно только танцевать, разговор у нас как-то не клеится. Он все принимает всерьез, чувства юмора у него ни на грош. Читает только спортивные газеты. Даже от «Пшекруя» его клонит ко сну.
– Может быть, он не очень умный? – предположила Данка. – Впрочем, мне он понравился, хотя я видела его всего два раза.
– Он всем нравится. А вот ума у него в самом деле маловато. Да что зря говорить, пора кончать это знакомство. Оно уже становится тягостным.
– Не преувеличивай, – взволнованно вмешалась пани Дзюня. – Парень он приличный, не пьет, не курит. Во всем тебе уступает. Да ты, если захочешь, веревки из него будешь вить. Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Запомни это.
Я поняла, что никто моего мнения об Иреке не разделяет, и перестала говорить на эту тему.
На доске у самых дверей нашей конторы висело написанное крупными буквами объявление:
Партийное бюро уведомляет членов Польской рабочей партии, что очередное собрание состоится такого-то числа в такое-то время. На повестке дня: обсуждение международного положения, организационные вопросы и прием новых членов.
Я так и остановилась. С плаката на меня глядело серьезное лицо Янковского. Мне казалось, я слышу слова: «Всего одна автоматная очередь».