Бегство
Шрифт:
– Ты и так всю жизнь будешь любить. И после мы будем вместе.
– Ты в это веришь?
– Во что мне ещё верить.
Котано сидела на подушке, и он встал на колени, чтобы их лица были близки. Её теплое дыхание закрыло его глаза. Она взяла Номуру за руку и долго-долго смотрела на него.
– Чего ты боишься? – спросил он.
– Я боюсь смотреть на часы. Боюсь тиканья стрелок. Боюсь времени. Его признаков – рассвета и заката. Боюсь тринадцатого дня, Дня сомнений, когда почти ничего не останется. А четырнадцатого дня не боюсь. После него или ничего, или всё.
– Не бойся. Мы ничего не потеряем…
– …потому что
Они застыли вместе: Номура на коленях у её ног; Котано в задумчивости гладила его по голове. Потом изображение снова пошло рябью, и комната опустела. Я обернулся – жена спала, словно ребёнок, свернувшись калачиком и тихонько посапывая.
И тут я отчётливо вспомнил её недавние слова: «Неужели ты не понимаешь, что мы на пороге развода».
Весь остаток ночи я провёл, глядя на жену. Она спала без одеяла, её волосы разметались по подушке. Я вспомнил вчерашний разговор и подумал, что осталось тринадцать дней.
Повернул её лицо к себе и поцеловал спящую.
– Это вместо доброго утра, – сонно произнесла она и обняла меня. – Давно ты так меня не будил.
– Помнишь, ты говорила о разводе.
Я почувствовал, как жена напряглась.
– Сейчас не самое лучшее время, когда мы не знаем, где наш сын.
– Я не о том. Лишь хотел сказать, что нам ничего не мешало: полюбили, поженились. Нам не угрожали ни болезни, ни ожидание скорой смерти, ни нищета. Нам есть где жить. Никто не запрещал нам жениться. Никто из нас не женат на ком-то другом…
– Ты спал этой ночью? – тревожно спросила она. – Мы вообще-то женаты друг на друге.
– Об этом я и говорю. Мы не крадём, не поступаем подло и бесчестно, нам повезло полюбить и пожениться.
– Повезло? – она чуть привстала. – Нам повезло уже как семь лет… Подло, бесчестно… Я от тебя таких слов раньше не слышала. У тебя появилась любовница?
Я застыл. Как бы тяжело ни было в последние годы брака, о таких вещах я даже не задумывался.
– Не отвечай. У тебя настолько изумлённое лицо, – улыбнулась жена.
– Я принесу тебе кофе. Там же есть кувшины и печь.
Жена кивнула. Я подошёл к двери и чуть не врезался в закрытую ширму. Комната изменилась, уменьшившись в пространстве.
Я в растерянности повернулся к жене.
– Этой двери вчера не было, – показала она на другую стену. – И окон стало больше.
Была ли дверь или не было, я точно сказать не мог. Но верил наблюдательности жены. Я отодвинул ширму. Ещё одна комната, которая вела на кухню.
– Дом сам меняет планировку?
– Или я ходил во сне и случайно что-то сдвинул.
Мне не хотелось говорить о том, что мы здесь не одни.
– Сейчас вернусь, – сказал я и отправился на кухню. Шёл в задумчивости, не глядя под ноги. И, разумеется, упал, когда пол стал ниже.
– Всё в порядке? – донесся голос жены.
– Да, чан свалился, – желание признаваться в своей рассеянности отсутствовало напрочь. Но я представил, как жена покачала головой.
Я умылся над деревянным умывальником. Налил два кувшина в чайник и поставил их на глиняную печь. А вот за кофе пришлось снова идти к машине.
На улице было свежо. Я чувствовал, как вымокла трава. Роса блестела, словно осколки стекла. Вокруг было бесконечное
поле. Потухшие фонари как будто утратили искусственную природу и стали подобием рядом стоящих деревьев.Наша машина у дома казалась чем-то лишним, делающим пейзаж футуристическим. Я вспомнил слова из книги: «Кстати, благородные доны, чей это вертолёт позади избы?».
Я доставал кофе, думая о том, что жена бы ещё вчера взяла всё разом – что может понадобиться не только перед сном, но и при пробуждении. Закрывая дверь, я увидел, как из леса выходят двое и идут по тропинке к дому. Они шли, не торопясь, и даже в их шагах было что-то общее, в том, как они наклоняли головы, внимая друг другу. Иногда он легонько обнимал её за осиную талию, она поворачивалась, и на её лице расцветала улыбка, а глаза теплели. Казалось, в этих взглядах застывала вечность, и время становилось ненужным.
Я завидовал этим двоим. Хотя, в отличие от них, мог быть с тем, с кем хочу.
Они шли по росистой траве босиком, одетые лишь в кимоно.
– Красивая река, – сказал Номура.
– Значит, она? – улыбнулась Котано и прижалась к нему.
Он поцеловал её волосы и бросил взгляд куда-то в сторону. Они стали обходить дом по правую руку, а я с банкой кофе двинулся за ними. И лишь тогда заметил, что в окне, которого ещё вчера не было, замерла моя жена. Она, не отрываясь, смотрела на неспешно проходящую парочку.
– Простите! – её крик оглушил меня, словно выстрел. – Вы не видели маленького мальчика, светленького, с голубыми глазами?
Я остановился. Ну вот и всё, они обернутся и увидят нас, и мы ее досмотрим этот сон. А возможно, они просто исчезнут.
Но влюблённые шли дальше, нежно прижимаясь друг к другу, и под их ногами хрустела жёлтая листва. Вместо страха я испытал радость. Я узнаю окончание истории! На лице появилась улыбка.
Жена непонимающе смотрела на меня.
Я не нашел ничего лучше, чем потрясти жестяной банкой и сказать:
– Через пятнадцать минут будет кофе.
– Если здесь вообще есть время, – резко ответила жена и, прежде чем захлопнуть импровизированные ставни, крикнула: – Посмотри на свои часы!
Я взглянул на циферблат: вместо обычных стрелок был секундомер. Секунды таяли. Быстро прикинув в уме цифры, я сосчитал минуты, часы и затем дни.
Дней оказалось двенадцать.
Влюблённые уже завернули за дом. Я ускорил шаг, больше не опасаясь спугнуть их.
Позади дома на двух деревьях висел гамак. Там они и устроились, покачиваясь в такт ветру.
– Я хотела тебе сказать, чтобы ты не чувствовал вины, – начала Котано. – Мы не только из-за твоей семьи убежали… Отец отказался бы от меня и, выгнав бы из дома, пустил бы по миру. Он лишил бы меня всего. Нам негде было бы воспитывать нашего сына.
Я присел на корточки и положил руки на голову. Вспомнил, как холодными вечерами мы встречались с женой после работы и не спеша шли домой самой длинной дорогой. Хлопьями падал мягкий снег. Снежный покров блестел, словно обсыпанный разбитыми ёлочными игрушками. Мы набирали холодный снег в ладони и мазали им лица друг друга, целовали холодные губы, согреваясь горячим дыханием, и казалось, не было никого – ни женщины, спешащей с работы домой, ни детворы, играющей в салочки, ни смуглого местного дворника с лопатой, который напоминал Сизифа в бесполезной попытке убрать снег.