Бегущие наобум
Шрифт:
— Хорошо, но сейчас сматываемся отсюда.
Я подошел к нему ближе.
— Я не верю тебе, Джек.
Молниеносным движением всадил ему в солнечное сплетение три выпрямленных пальца. Он глубоко выдохнул и согнулся пополам. Я врезал ему ребром ладони по шее, и он упал у моих ног. В рукопашном бою мы с ним были равноценными партнерами, и не думаю, что мне удалось бы справиться с ним так легко, ожидай он моего нападения.
Где-то вдали заработал двигатель автомобиля, и справа по небу зашарили лучи фар. Я упал ничком на землю. Слышал, как машина поднимается вверх по склону и направляется
Когда шум мотора утих, я обыскал карманы Джека. Забрал у него ключи и пистолет. Оружие Григория чисто вытер и выбросил. Затем нашел автомобиль Джека.
Это был вольво, припаркованный рядом на дороге. Мотор ровно загудел, и я двинулся в путь, не включая фар. Меня ожидало долгое возвращение в Лаугарватн вокруг озера Тингвадлаватн, но, честно говоря, я готов был ехать еще дальше, лишь бы не возвращаться туда, откуда только что вырвался.
В Лаугарватн приехал около пяти утра. Автомобиль оставил рядом и, выходя из него, заметил за занавесками окна какое-то движение. Через минуту из дома выбежала Элин и бросилась мне в объятия.
— Алан! — крикнула. — У тебя лицо в крови.
Я дотронулся до щеки и почувствовал застывшую кровь, которая, по-видимому, какое-то время сочилась из рассеченной раны. Получил ее, наверное, во время взрыва баллона.
— Идем в дом, — ответил я.
В холле мы встретили Сигурлин. Она осмотрела меня с головы до ног и заявила:
— У тебя прожжен пиджак.
Я глянул на дырки в ткани.
— Да, — согласился. — Пожалуй, был неосторожен.
— Что случилось? — Элин подгоняла меня.
— Состоялась. состоялась беседа с Кенникеном, — коротко ответил.
Начала проявляться моя усталость. Однако пришлось взять себя в
руки, времени на отдых не оставалось.
— У тебя есть кофе? — спросил у Сигурлин.
Элин схватила меня за руку.
— Что случилось? Что Кенникен?..
— Позже тебе расскажу.
Тут же подключилась Сигурлин.
— У тебя вид, будто не спал неделю. Наверху есть свободная кровать.
Я покачал головой.
— Нет, спасибо, я. мы. мы должны ехать.
Они посмотрели друг на друга, после чего Сигурлин сделала деловое предложение.
— Во всяком случае, кофе ты можешь выпить. Он уже готов. Мы всю ночь пили кофе. Идем на кухню.
Я уселся за кухонный стол и, не жалея, насыпал сахару в черный, источающий аромат кипяток. Никогда еще не держал во рту ничего более вкусного. Сигурлин подошла к окну и посмотрела на вольво, стоящий у дома.
— А где фольксваген?
Я скривился.
— Можешь поставить на нем крест.
Мне представился случай бросить на него лишь поверхностный взгляд, но и того короткого мгновения хватило, чтобы заметить: Ильич действительно разобрал фольксваген на части.
— Сколько он стоил? — спросил я и сунул руку в карман за чековой книжкой. Она остановила меня нетерпеливым жестом.
— Это может подождать, — в ее голосе зазвучала резкая нота. — Элин рассказала мне все о Слэйде и Кенникене.
— Ты не должна была этого делать, Элин, — спокойно заметил я.
— Должна же кому-то довериться, — взорвалась та.
— Нужно немедленно идти в полицию, — решила
Сигурлин.Я отрицательно покачал головой.
— Пока схватка носит частный характер. Ее жертвы — профессионалы, люди, которые идут на риск и отдают себе отчет в этом. Никого из невинных зевак даже не царапнуло. И я хочу, чтобы так было и дальше. Каждый, кто захочет вмешаться, не зная, что происходит, нарвется на неприятности, независимо от того, носит он полицейский мундир или нет.
— Но ведь происходящее не может долго продолжаться, — возразила Сигурлин. — Пусть дело возьмут в свои руки политики, дипломаты.
Я вздохнул и откинулся в кресле.
— Когда приехал впервые в эту страну, кто-то мне сказал, что есть три вещи, которые исландец не в состоянии объяснить даже своему соотечественнику. Это политическое устройство Исландии, экономическая система, а также законы, регулирующие употребление алкоголя. Последнее сейчас ни к чему, а вот политика и экономика внушают мне тревогу.
— Не совсем понимаю, о чем говоришь, — вмешалась Элин.
— Я говорю о холодильнике, об электрокофемолке, — я указал на них пальцем, — и об электрическом чайнике, и о транзисторе. Вы все импортируете, а чтобы иметь возможность импортировать, должны экспортировать свои товары: рыбу, баранину, шерсть. Косяки сельди ушли на полторы тысячи километров в океан, а ваш флот бедствует на берегу. Ситуация уже сейчас достаточно угрожающая, так зачем ее усугублять?
Сигурлин наморщила лоб.
— Что ты имеешь в виду?
— В деле замешаны три государства: Англия, Америка и Россия. Предположим, что на дипломатическом уровне произойдет обмен нотами: «Перестаньте вести войну на территории Исландии». Ты думаешь, что подобную историю можно сохранить в тайне? В каждой стране есть политические авантюристы, и Исландия не является исключением, а уж они не преминули бы воспользоваться случаем.
Я поднялся из кресла.
— Люди, настроенные антиамерикански, поднимут крик о базе в Кеблавике, но и антикоммунисты получат прекрасный козырь. Возобновилась бы и «тресковая война» с Англией.
Я повернулся лицом к Сигурлин.
— Во время «тресковой войны» вашим траулерам запрещали входить в британские порты, и это оказало влияние на улучшение торговых отношений с Россией, которые вы и сейчас сохраняете. Что ты думаешь о России как о торговом партнере?
— Она очень хороший партнер, — ответила Сигурлин не задумываясь. — Русские очень много для нас сделали.
— Если ваше правительство, — решительно продолжал я, — окажется в ситуации, когда будет необходимо официально реагировать на происходящее, хорошие отношения могут оказаться под угрозой. Ты хочешь, чтобы так произошло?
Элин и Сигурлин беспомощно посмотрели на меня.
— Он прав, — согласилась Сигурлин.
Я знал, что прав. Под внешне спокойным обликом исландского общества крылись силы, которые лучше было не трогать.
— Чем меньше знают политики, тем лучше для всех. Черт побери, я люблю эту страну и не хочу здесь никаких беспорядков. — Взял Элин за руку и закончил: — Попробую все ввести в норму. Сейчас, пожалуй, я уже знаю как.
— Отдай им посылку, — настаивала она. — Я просила тебя.