Бегущий по лезвию бритвы (сборник)(др.перевод)

Но даже для них… «Саранча…» была не просто редкой книгой, она была запрещена — и для всех в равной степени.

— Я читал в уборной, прятал под подушкой. Да, я читал ее, потому что она запрещена.

— Ты очень смелый, — сказала она.

— Да? — отозвался он. — Ты, похоже, подтруниваешь надо мной.

— Нет.

Он чуть расслабился.

— Вам здесь, ребята, легко. У вас безопасная, бесцельная жизнь, вам нечего совершать, не о чем беспокоиться. Вы вдали от основного потока событий, вы — осколки былого, верно?

Он насмешливо посмотрел на нее.

— Ты сам убиваешь себя своим цинизмом. У тебя одного за другим забирали твоих идолов, и теперь у тебя нет ничего, чему бы ты мог посвятить свою любовь, — сказала она, протянув ему вилку.

«Ешь, — подумала она, — а то и от биологических процессов откажись».

— Этот Абеденсен живет где-то здесь, неподалеку, судя по надписи на обложке, в Майенне, — сказал Джо, кивнув на книгу. — Обозревает мир из такого безобидного места, что никому и в голову не придет. Прочти-ка о нем вслух.

Юлиана прочитала текст на задней стороне обложки.

— Он — демобилизованный солдат, служил сержантом в морской пехоте США во время второй мировой войны, ранен в Англии в бою с фашистским танком «тигр». Здесь говорится, что место, где он писал роман, он превратил, по существу, в крепость, расставив повсюду винтовки.

Она отложила книгу и добавила:

— И хоть здесь об этом и не говорится, я слышала, как кто-то рассказывал, что он почти параноик: свой дом он окружил колючей проволокой под напряжением, а ведь это где-то в горах. Подобраться к нему трудно.

— Возможно, он и прав, что стал жить так, написав эту книгу. Немецкие шишки от злости прыгали до потолка, прочтя ее.

— Он и прежде вел такую жизнь. Книга была написана там. Это место называется…

Она взглянула на обложку.

— «Высокий замок». Вот как он его называет.

— Очевидно, им до него не добраться. Он настороже и весьма предусмотрителен.

— Я уверена, — сказала Юлиана, — что для того, чтобы написать эту книгу, требовалось немало смелости. Если бы державы Оси проиграли войну, то мы могли бы говорить и писать все, что заблагорассудится, как это было когда-то. Мы бы снова были единой страной, и у нас была бы справедливая законная система, единая для всех.

К ее удивлению, он согласно кивнул.

— Не понимаю я тебя. Во что ты веришь? Чего ты хочешь? То ты защищаешь этих чудовищ, этих уродов, истребляющих евреев, а потом вдруг…

Она в отчаянии вцепилась ему в уши.

От удивления и боли он заморгал, когда она, поднявшись со стула, стала тащить его за голову вверх, к своему лицу.

Тяжело дыша, они смотрели друг на друга, не в силах заговорить. Первым нарушил молчание Джо.

— Дай мне доесть то, что ты мне приготовила.

— Ты не хочешь говорить? Ты не желаешь со мной разговаривать? Ты прекрасно понимаешь, о чем я веду речь, ты это понимаешь, а продолжаешь жрать, притворяешься, что не имеешь ни малейшего понятия о чем разговор.

Она отпустила уши, выкрутив их до такой степени, что они стали пунцово-красными.

— Это пустой разговор, — возразил Джо. — Он не имеет никакого смысла. Вроде того, что болтают по радио. Ты знаешь, как когда-то коричневорубашечники называли тех, кто плетет философские премудрости? Их называли яйцеголовыми из-за большого выпуклого черепа, который так легко разбить в уличной драке.

— Если это относится и ко мне, — сказала Юлиана, — почему же ты не уходишь? Для чего ты остался вообще?

Его загадочная гримаса остудила ее пыл.

«Жаль, что я позволила ему пойти со мной, — подумала она. — Сейчас уже слишком поздно. Теперь мне не избавиться от него, слишком уж он сильный. Происходит что-то ужасное, исходящее от него, и я, пожалуй, ему помогаю в этом».

— Так в чем же дело?

Он протянул руку, ласково потрепал ее по подбородку, погладил шею, сунул пальцы под рубашку и нежно прижал ее плечи к своей груди.

— Настроение. Твои проблемы меня сковывают.

— Тебя когда-нибудь назовут европейским психоаналитиком.

Она кисло улыбнулась.

— Тебе что — хочется закончить жизнь в печи?

— А ты боишься мужчин?

— Не знаю.

— Могла бы предупредить ночью. Только потому что я…

Он запнулся, строя фразу.

— Потому что я специально позаботился о том, чтобы заметить твое желание.

— Потому что ты валялся в постели с очень многими девками, — выпалила Юлиана. — Вот что ты хочешь сказать.

— Но я знаю, что прав. Послушай, я никогда не причиню тебе вреда, Юлиана, даю тебе слово, клянусь памятью матери. Я буду особенно нежным к тебе, и если тебе захочется воспользоваться моим опытом, я готов всегда тебе услужить. Все твои страхи пройдут. Я смогу уничтожить твои тревоги и поднять настроение, хотя и ненадолго. А раньше тебе просто везло.

Она кивнула, несколько приободрившись.

Но холод и тоска все еще не отпускали ее, и она не понимала, откуда они взялись.

* * *

Прежде чем начать трудовой день, мистер Нобусуке Тагоми улучил момент, когда остался один. Он сидел в своем кабинете в «Ниппон Таймс Билдинг» и размышлял.

Когда он собирался отправиться в контору, пришло сообщение Ито о мистере Бейнесе. У молодого аспиранта не было и тени сомнения, что мистер Бейнес не швед. По всей вероятности, мистер Бейнес — немец.

Но способности Ито к языкам германской группы никогда не производили впечатления ни на Торговое Представительство, ни на Токкоку — японскую тайную полицию.

«Может быть, этот дурак не разнюхал ничего стоящего, — подумал мистер Тагоми. — Неуклюжий энтузиазм, совмещенный с романтическими доктринами. Излишняя подозрительность».

В любом случае вскоре начнется совещание с мистером Бейнесом и пожилым человеком с Родных Островов, и это произойдет независимо от национальности мистера Тагоми. К тому же этот человек понравился мистеру Тагоми. Это предположительно и является главным талантом, решил он, людей, расположенных высоко. Таких, как он сам. Сразу же распознаешь при встрече хорошего человека.