Бегущий по лезвию бритвы (сборник)(др.перевод)

— Да, — отозвалась она, не отрываясь от книги.

— Правда, что там были шикарные театры? Я слышал, что были. Да и с кино теперь то же самое: вся кинопромышленность сосредоточилась в одном берлинском квартале. За те тринадцать лет, которые я провел в Нью-Йорке, не было ни одной оперетты или пьесы, только эти…

— Не мешай мне читать, — сказала Юлиана.

— То же самое и с книжными издательствами, — сказал Джо невозмутимо. — Сейчас они все монополизированы, с центром в Мюнхене. А вот до войны Нью-Йорк был центром мирового книгоиздательства. Так во всяком случае говорят.

Заткнув уши пальцами, она сосредоточилась на лежавшей у нее на коленях книге, стараясь отключиться от его голоса.

Ей попался тот раздел «Саранчи», где описывалось легендарное телевидение, и оно очаровало ее, особенно те строки, где говорилось о дешевых небольших установках для отсталых народов Африки и Азии.

«Только предприимчивость янки и система массового производства — Детройт, Чикаго, Кливленд — какие волшебные названия! — могли совершить это чудо, посылку нескончаемого и почти до безумия бескорыстного потока дешевых однодолларовых (в китайских долларах) телевизионных приборов в каждую деревню, в любую глухомань Востока. И когда какой-нибудь изможденный юноша с беспокойным умом, умирая от голода, хватался за этот единственный шанс, который предоставляли ему щедрые американцы, и собирал из набора крохотный приемник с встроенным в него источником питания размером не больше куска туалетного мыла, то что же можно было узнать с его помощью? Сгрудившись перед экраном, молодежь деревни, а часто и люди постарше, видели слова. Инструкции. Прежде всего как научиться читать, затем все остальное. Как выкопать более глубокий колодец, вспахать более глубокую борозду. Как очистить питьевую воду, исцелить своих больных. Над их головами витала американская искусственная волна, распространяя сигналы, разнося их повсюду, всем страждущим, всем жаждущим знания массам Востока…»

— Ты читаешь все подряд? — спросил Джо. — Или пропускаешь какие-то куски?

— Как это замечательно! Он заставил нас посылать пищу и образование всем азиатам, миллионам их, — сказала она.

— Благотворительность во всемирном масштабе.

— Да, Новый курс, провозглашенный Тагвеллом, по подъему уровня жизни масс. Только послушай.

Она прочла вслух:

— «Чем был всегда Китай? Томящимся, цельным, испытывающим во всем нужду существом, глядевшим на Запад. Его великий президент демократ Чан Кайши, который провел китайский народ через военные годы, теперь, в дни мира, вел его к Декаде перестройки. Но для Китая это не было восстановлением, так как в этой, почти сверхъестественно обширной плоской стране раньше ничего не возводилось, и она еще оставалась погруженной в свой древний сон. Восстающее ото сна существо, гигант, которому нужно было наконец-то обрести ясное сознание, пробудиться в современном мире с его реактивными самолетами и атомной энергией, его автострадами, заводами и лекарствами.

И откуда же должен был раздаться тот удар грома, что разбудил бы гиганта? Чан Кайши знал это еще во время войны с Японией. Он мог раздаться только из Соединенных Штатов. К 1950 году американские техники и инженеры, учителя, врачи, агрономы роем устремились в каждую провинцию, каждую деревню, подобно какому-то новому виду ожившего…»

— Ты знаешь, что он сделал, а? — прервал ее чтение Джо. — Он взял у нацизма все лучшее: социалистическую часть, организацию Тодта и экономический прогресс, достигнутый при Шпеере, и все это подарил чему? Новому курсу. И выкинул все то, что уродливо: деятельность СС, уничтожение низших рас, изоляцию других. Но это же утопия! Ты думаешь, если бы союзники победили, то Новый курс оживил бы экономику и совершил бы все эти социальные сдвиги, поднял бы благосостояние? Ничего подобного! Он выдумал некую форму государственного синдиката, кооперативного государства, вроде того, к которому мы пришли при дуче. Он утверждает: вы будете иметь только хорошее и ничего из…

— Дай почитать, — огрызнулась Юлиана.

«И эти рынки, неисчислимые миллионы китайцев обеспечили на много лет работой заводы Детройта и Чикаго. Этот гигантский зев никогда не наполнится, этот народ и за сто лет не обеспечить нужным количеством грузовиков и кирпичей, стальных болванок и одежды, пишущих машинок и капель от насморка. Американский рабочий имел в 1960 году наивысший уровень жизни в мире, и все потому, что Штаты изящно именовали себя «страной наибольшего благоприятствования» при заключении торговых сделок со странами Востока. США больше не оккупировали Японию, а последняя никогда не оккупировала Китай, и тем не менее неоспоримым фактом было то, что Кантон, Токио и Шанхай покупали не британские товары, а американские. И в каждой новой сделке рабочий в Балтиморе, Лос-Анджелесе и Атланте видел увеличение своего благосостояния. Тем, кто делал долгосрочную политику, людям в Белом доме, обладающим широким кругозором, казалось, что они почти добились цели. Исследовательские ракеты должны были вот-вот устремиться в космические бездны, покидая мир, который наконец-то увидел окончание своих вековых болезней: голода, болезней, войн, невежества. Эквивалентные меры социального и экономического развития, предпринятые Британской империей, принесли подобное же облегчение участи широких масс в Индии, Бирме, Африке, на Ближнем Востоке. Продукция заводов Рура и Манчестера, сталь Саара, нефть Баку — все слилось и взаимодействовало в сложной, но действенной гармонии. Народы Европы наслаждались тем, что казалось…»

— Я полагаю, что именно они должны править миром, — сказала Юлиана.

Она оторвалась от книги.

— Они во всем были лучше всех. Британцы.

Джо ничего на это не ответил, несмотря на то что она выжидающе посмотрела на него.

Она вновь взялась за книгу.

«…осуществлением мечты Наполеона: разумная однородность этнических различных народов, отсутствие которой было причиной раздоров и пререканий по каждому пустяку со времен падения Рима. А также мечты Карла Великого: объединенное христианство, которое бы стало жить в мире не только между собой, но и с остальным миром. И все же до сих пор оставалась одна ноющая рана. На Малайях жило много китайцев, в основном предпринимателей, и эта процветающая, работающая буржуазия видела в американском способе ведения дел в Китае более справедливое общение с теми, кого британцы называли «туземцами». Бывшие под британским господством темнокожие расы не допускались даже в провинциальные клубы, отели, приличные рестораны. Как и прежде, они видели, что для них в трамваях отведены особые секции, и, что хуже всего, что они ограничены в выборе места жительства в любом из городов. Эти «туземцы» по слухам, из газет знали, что в США проблемы цветных решены еще до 1950 года. Что белые и негры живут, и работают, и едят вместе даже на глухом Юге. Вторая мировая война покончила с дискриминацией…»

— А потом начались беспорядки? — спросила она у Джо.

Он кивнул, продолжая следить за дорогой.

— Ну расскажи же, что было дальше.

Она закрыла книгу.

— Мне все равно не успеть дочитать ее до конца, скоро мы будем в Денвере. Наверное, Америка и Англия затеют между собой войну, и в результате одна из них будет повелевать всем миром.

— Кое в чем эта книга не так уж и плоха, — отозвался Джо. — Он все продумал до мельчайших подробностей. США получили Тихий Океан, создав нечто вроде нашей Со-Процветания Юго-Восточной Азии. Россию они с Англией поделили на сферы влияния. Так продолжалось десять лет. А затем, естественно, между ними возникли трения.

— Почему же «естественно»?

— Такова человеческая натура, — сказал Джо, — и природа государства. Подозрительность, страх, жадность. Китайцы думают, что США подрывают господство Британии в Южной Азии, привлекая на свою сторону значительное китайское население; у тех, кто под влиянием Чан Кай-Ши, настроение проамериканское. Англия начинает организовывать то, что они называли «охраняемые районы опеки».

Он ухмыльнулся.

— Другими словами, концентрационные лагеря для тысяч китайцев, подозреваемых в измене. Их обвиняют в саботаже и пропаганде. Черчилль до того…

— Ты хочешь сказать, что он еще у власти? Разве его еще не убрали?

— Вот тут-то британская система и превзошла американскую, — сказал Джо. — Каждые восемь лет США дают пинка под зад своим руководителям, какими бы опытными они ни были. Но Черчиль-то все еще у власти. У США после Тагвелла никогда не было руководителя, подобного ему. Одни ничтожества. И чем старше он, тем властолюбивее и жестче, этот Черчилль. В 1960 году он уже напоминает какого-то древнего властителя Центральной Азии. Никто не смеет ему перечить. Он у власти более двадцати лет.

— О, боже! — воскликнула она.

Она открыла книгу с конца, чтобы найти подтверждение тому, что он говорил.

— С чем я согласен, — продолжал Джо, — так это с тем, что Черчилль во время войны был единственным порядочным лидером Англии. Если бы его оставили у власти, дела Англии были бы гораздо лучше. Вот что я скажу: государство не может быть лучше своего руководителя. Фюрер, принцип — принцип фюрерства, как говорили наци. Они правы. Даже этот американец должен согласиться с нами. Конечно, у него США после войны осуществили колоссальную экономическую экспансию, прибрав к рукам бездонный рынок сбыта в Азии, доставшийся им от японцев. Но этого оказалось недостаточно: таким путем трудно обрести идею. Не получили ее и британцы. В обеих странах правят богачи, плутократия. Если бы победили они, все их думы сводились бы к тому, чтобы увеличить побольше доходы для своей верхушки. Он ошибся, этот Абеденсен: не было бы никаких социальных реформ — не было бы планов повышения жизненного уровня масс. Англосаксонская плутократия не допустила бы этого.

Теперь он говорил как настоящий фашист.

Очевидно, Джо по ее лицу понял, о чем она думает. Он повернулся к ней, снизил скорость и, поглядывая то на нее, то на шедшие впереди машины, горячо проговорил:

— Послушай, я не из интеллектуалов. Фашизму нет в них надобности. Что требуется, так это дело, а теория выводится из действия. Единственное, что требует от нас наше корпоративное государство, — это достижения социальных сил истории. Понимаешь? Это я говорю тебе. Я это точно знаю, Юлиана.