Белая Бестия

* * *

Увидев Белоглазову, Лёва подскочил к ней, взял за руку, проводил к столу, словно и не проявлял по отношению к ней несколько часов назад никакой агрессии. Усадил на стул.

— Может, коньяку?

— Не откажусь.

— Ну, конечно, что спрашиваю! Передо мной же Белая бестия. Вы уж извините меня, Анна Владимировна, за несдержанность. Нервы, знаете ли, ни к черту. Годы каторги за революционные идеалы, контузия под Царицыным.

— Знаю вашу биографию, Лев Николаевич, — ответила Анна. — Только каторга не за идеалы, а за разбойное нападение на потовую контору.

Задов застыл, потом рассмеялся, погрозив пальцем:

— А-а, знаете про меня немало, хорошо подготовились, хвалю.

— Бросьте, хорошо бы подготовилась, не пришлось бы открываться вам. Что с Бекасовым?

— С кем? Ах, да. Ну что, да ничего особенного. Я отдал его своим хлопцам, пусть потренируются в человека ножи метать. Да не напрягайтесь так. Зачем нам теперь Бекасов? Пустое место, обуза для нас. Видно, уже на небесах.

Анна прикусила губу — ну да, так я тебе и поверила.

— Как-то нелогично и непрофессионально для руководителя контрразведки сразу уничтожать пойманных шпионов, — сказала она.

— Почему сразу? Не сразу. Ротмистр всё мне рассказал. Например то, что готовил вас к акции начальник ООП полковник Куропаткин.

Что еще за Куропаткин? — напряглась мысленно Белоглазова. — И что такое ООП? Ловушка Задова? Но виду, разумеется, не подала.

— Меня готовил лично полковник Васнецов, — ответила она. — Не знаю кто работал с Бекасовым.

— Раздельная подготовка лазутчиков-это сильно, новое слово, так сказать, в контрразведке. А что, верно. Оба знают только то, что касается общего задания. Если засыплется один, не потянет за собой другого. И у каждого свой запасной вариант. Не так ли? Хм. Но в данном случае это не работает, Анна Владимировна.

— Почему же?

— Потому что у вас якобы была слишком примитивная цель — уничтожить Махно.

— Нейтрализовать.

— Какая разница.

— Большая. К тому же не всё еще потеряно.

— Вы так считаете? Можно позавидовать вашему упрямству.

— Конечно. Вы же хотите предложить мне убить Махно. Не так ли?

Наливающая в рюмки коньяк рука Задова дрогнула, он пролил мимо, что с ним почти никогда не случалось. Даже вернул бутылку обратно на стол, пожевал лягушачьими губами, помял рыхлый, двойной подбородок.

— Не ожидал-с. Многого от красивой, умной женщины можно ожидать, — он посмотрел на сочную молодую грудь Анны, которая виднелась за разорванной спереди нательной рубахой, — но такой смекалистости, признаться, нет, не ожидал-с. Хвалю, как контрразведчик контрразведчика, и выражаю свое восхищение. Да, я хочу предложить вам именно убить Махно. Сколько вам обещали за него? 50 тысяч, 100? Неважно. Я дам вам в два раза больше и посажу на пароход до Константинополя. Идёт?

— Почему бы и нет? — пожала плечами Анна. — Убийство ведь будет не настоящим.

— Разумеется.

— Отчего же «разумеется»? Долго вам всё равно на Украине не обретаться, — сказала Анна. — Рано или поздно махновцев уничтожат или белые, или красные. А самого Батьку повесят. Вы хотите разделить его судьбу? Даже если избежите столь печальной участи вас, Лев Николаевич, ждет судьба беглого, нищего эмигранта. Вы это все понимаете, а потому возможно решите избавиться от батьки уже сейчас, по-настоящему. У вас наверняка припрятано золотишко где-нибудь в лесу.

Задов закашлялся. Эта белая стерва видит всё насквозь, немалый клад — на черный день — действительно, вместе с братом Даниилом, он недавно закопал в Дибровском лесу, на поляне. О нем даже Галина не знает, а Нестору сказали, что спрятали «камушки с рыжьём» на берегу реки Волчья у Зеленого Гайя. На самом деле их зарыли под старым огромным дубом в трех верстах от Больше — Михайловки. На этом самом дубе вешали сначала красных, потом белых, затем всех подряд. Вдруг Нестор об обмане узнает? Не сносить головы.

— Посмотрим, Анна Владимировна, кто кого ещё уничтожит. Большевики как раки пятятся, здорово их ваш Деникин бьет. Но до Москвы он вряд ли доберется. Мы не позволим. Нет, пусть уж лучше враги грызутся между собой, нежели оба повернут свои клыки против нас. Так что рано нас хоронить с Нестором Ивановичем. Мы устроим хороший спектакль с его гибелью. Всё будет выглядеть взаправду. Соберем, скажем, на важное совещание командиров бригад повстанческой армии. Приедет Батька, на глазах у всех войдет в штаб, а потом хата взлетит на воздух. Вместе с Нестором Ивановичем и командирами. Только обгоревшие сапожки от Батьки останутся. Ха-ха.

— В самом деле пожертвуете людьми?

— Конечно. Ради такого дела-то. У нас есть пленные беляки. Они пожелали служить у нас, но разве можно верить тем, кто единожды предал? Верно, нельзя. Так что не жалко. Ну а главную роль Батьки исполнит… догадайтесь кто.

Анна сама налила себе коньяку, выпила.

— Вы же сказали, что отдали Бекасова хлопцам на развлечение.

— Люблю шутить, Анна Владимировна. Потом, было интересно посмотреть на вашу реакцию.

— Ну и как?

— Замечательно, на вашем прекрасном личике не дрогнул ни один мускул. Вы абсолютно верно меня поняли. Роль Махно, последнюю, но какую! исполнит ваш Петя, как вы ласково его называете. Они чем-то даже внешне похожи. Ну скажите, пожалуйста, Анна Владимировна, что мне сделать такого, чтобы вы и ко мне прониклись такими же теплыми чувствами. Побил? Пустяки. Женщины любят крепкую мужскую руку. Нет? Поглядите на меня — я ведь не дурен, крепко сложен, имею, как вы уже догадались, некое состояние, припрятанное в известном только мне месте. А? Ха-ха. Полюбите меня.

— Я подумаю над вашим предложением, Лев Николаевич, но сразу скажу, что вы не в моем вкусе.

— Да это и неважно. Самые крепкие отношения не по любви, а по интересам. Все в мире держится на взаимной выгоде.

— В чем же будет состоять моя роль в спектакле? — задала вопрос Анна.

— Ваша? — удивился Лева, будто до этого речь шла не о ней, а о ком-то еще. Анна заметила, что это была любимая манера Задова-Зиньковского, как бы удивляться самым простым вопросам. — Ах, да. Будете сторонним наблюдателем, зрителем действа, а потом вернетесь в Ставку и расскажите о том, что Махно больше нет. Получите свои деньги, тайно вернетесь к нам и от меня получите энную сумму. Затем проводим вас до Новороссийска, посадим на пароход.

— В Новороссийске с августа деникинцы.

— Тем проще будет вас отправить в Константинополь. В порту теперь полно торговых судов из Британии и Франции.

— А ротмистр Бекасов? Вы что же думаете, я смогу согласиться на жертвоприношение своего товарища?

— Поймите, Анна Владимировна, если вы вместе вернетесь в Таганрог, вам никто не поверит. Ну невозможно, провернув столь дерзкую, опасную операцию, всем членам группы остаться в живых. Это первое. И второе. Ну зачем вам этот… Петя. Я же вижу, он вам симпатичен, но не более того, вы его не любите. Гражданская война, увы, это огромный сенокос. И пусть Бекасов станет всего лишь одним скошенным колоском ради великого дела. Вы говорите, что повстанцев рано или поздно уничтожат белые или красные. Возможно. Но ни те, ни другие не принесут ни России, ни Украине счастья. Белые — из затхлого, прогнившего прошлого, красные из призрачного жидовского будущего. Да, я сам жид, поэтому знаю о чём говорю. Кто бы не победил из них, их власть когда-нибудь рухнет и с таким треском, что сегодняшние события покажутся детской забавой. Генералы при белой власти так и останутся господами, только еще более разжиревшими, а комиссары при красной власти еще более кровавыми и надменными хозяевами жизни. Что в лоб, что полбу. А народ так и останется при них рабом. Мы же, анархисты-коммунисты, хотим дать людям ощущение равенства и всеобщей справедливости. Да, именно ощущение. Пусть на время, потому что нет ничего в мире более желанного, чем иллюзия, самообман.

— Вы, значит, иллюзионисты, обманщики?

— Ага. Даже среди двух людей никогда не бывает равенства, а уж в обществе…

— Тогда ради чего всё это, ваша повстанческая армия, ваша борьба, только ради иллюзии?

— Нет, ради борьбы. За счастье. Без неё нет никакого смысла жить и умирать. Да, умирать. Это самое пьянящее действо в жизни, сознательно умирать. Вам ли этого не знать. Именно ваши: деникинцы, корниловцы, марковцы, дроздовцы ходят в психические атаки и умирают с улыбкой на устах. Зачем? Им что не хочется жить? Хочется, разумеется, но вкус смерти сильнее страха. Да-а… Но мы увлеклись. Повторяю, на спектакле вы будете присутствовать лишь в качестве зрителя. Благодарного и понимающего зрителя, я надеюсь. Так вы согласны?