Белая дама (Франсуаза де Шатобриан – король Франциск I – Жан де Лаваль де Шатобриан. Франция)
Шрифт:
И все же королева подписала смертный приговор.
Елизавета слушала рыдания и мольбы леди Летиции и старалась не выдать себя, не выдать той усмешки, которая родилась в ее душе и так и просилась на уста. Приятно было видеть валяющейся в ее ногах эту женщину, которая причинила ей столько горя, к которой она когда-то так безумно ревновала Роберта Лейстера, да и Роберта Эссекса тоже, ибо он очень любил свою мать. Хорошо бы сейчас тут валялась еще Френсис Уолсингем, которая осмелилась выйти замуж за Эссекса, тварь такая! А также все молодые девки, с которыми он изменял своей королеве… А ведь она единственная должна была царить в его сердце!
Елизавета снова с трудом подавила усмешку.
Ну ради всего святого, как же ей было не подписать приговор?! Она выглядела бы недостойно в глазах подданных, в глазах всей Англии, а именно о мнении Англии Елизавета всегда заботилась прежде всего. Но она-то прекрасно знала (только никому не собиралась об этом говорить!), что Эссексу удастся сохранить на плечах свою красивую, столь любимую королевой голову. Ведь она когда-то дала ему заветный перстень, который он носит не снимая. И Эссекс знает, какая сила заключена в нем. Со дня на день он пошлет гонца передать Елизавете свой талисман. Его охране отдан тайный приказ немедленно дать знать королеве, как только у узника возникнет надобность кое-что ей передать. Так что…
Да, приятно видеть унижение и слезы Волчицы. Однако все это суета. Главное, что Эссекс, лучший из мужчин, которые когда-то были у английской королевы (не считая Робина Дадли, конечно!), любимый, глупый, обожаемый, зарвавшийся, дерзкий мальчишка, останется жив. Он получит суровый урок. Он поймет, что был не прав. И будет, наконец, вести себя совсем иначе. Он будет принадлежать только королеве! О, сколько счастья их еще ждет!
И как только Эссекс пошлет королеве перстень…
Она ждала гонца со дня на день, потом с часу на час, потом с минуты на минуту.
Потом во дворец приехал Роберт Сесил, бывший друг детства, а ныне первый враг Эссекса, и сообщил королеве, что никто и никогда не пошлет ей никакого перстня, потому что казнь свершилась.
«Быть королем и носить корону более славно для тех, кто смотрит со стороны, чем для тех, кто носит ее», – как-то раз сказала Елизавета. Она всегда это знала, а теперь это поняли все, кто ее окружал. Она не расставалась с кинжалом, которым иногда вдруг с яростью пронзала ковры, закрывавшие стены ее покоев. Наверное, ей чудилось, что там прячутся заговорщики, однако и Сесил, и Рейли были готовы побиться об заклад, что королева с удовольствием вонзила бы свой кинжал в их сердца. Но не вонзила.
Годовщину смерти Эссекса Елизавета провела в одиночестве, читая и перечитывая его последние слова, которые кто-то из свидетелей его смерти записал и которые распространялись из уст в уста и в списках: «О Господи, даруй мне покорность и терпение вынести это до конца, и молю вас всех молиться со мной и за меня, так что, когда мои руки и шея лягут на плаху и топор будет занесен надо мною, да пошли мне, бессмертный Боже, своих ангелов, дабы они принесли мою душу перед Твои светлые очи!»
Он просил о помощи Бога, но не королеву. Почему он не прислал перстень? Почему, почему, почему… Неужели он возненавидел ее настолько, что даже просить о последней милости было ему невыносимо, просить у нее, у старухи,
кривой телом и разумом…Эта мысль сжигала Елизавете рассудок. А сердце ее давно уже превратилось в черный, обугленный комок.
Потом еще сколько-то времени прошло. И вот пришла королеве весть, что умирает графиня Ноттингем и умоляет оказать ей великую милость на страшном пороге: навестить ее, потому что у нее есть кое-что важное, жизненно важное для ее величества.
Елизавета была мертва в душе, но внешне еще храбрилась: она даже верхом выезжала порою, чтобы Англия видела свою королеву, причем здоровой и бодрой. И ее выезд к графине Ноттингем был обставлен с надлежащей пышностью и торжественностью.
Наконец она предстала перед умирающей и сказала какие-то любезные и бессмысленные слова о том, что Господь милосерд и графиня, может статься, еще поправится.
– О нет, никогда, – медленно повела по подушке головой умирающая графиня. – Господь милосерд, это правда, но меня он не пощадит. Вы видите перед собой великую грешницу, ваше величество. Величайшую из грешниц. Простите меня, облегчите мои последние минуты! Мне страшно, мне страшно… Ведь из-за моего греха погиб человек!
Королева мрачно усмехнулась про себя: «Что ты можешь знать о грехе, о страхе и о гибели? Знаешь, сколько людей погибли по моей вине? Я обрекла на смерть даже его, самого любимого…»
И тут она услышала дальнейшие слова графини:
– Из-за меня погиб граф Эссекс!
Елизавета встрепенулась. А умирающая чуть слышно проговорила:
– Незадолго до казни он передал мне просьбу: навестить его в Тауэре. И я отправилась к нему…
– Мне известно, что Эссекс не просил о свидании даже жену и мать, – перебила королева. – Почему же было сделано исключение для вас?
– О, я любила его, а он любил меня, – виновато пояснила графиня. – У него было много женщин, я знаю, но я была его последней любовью.
– Вернее, любовницей, – прошипела королева, жалея только об одном: что у нее нет в руках того кинжала, который оставил столько дыр в коврах Вестминстера, и она не может пронзить сейчас сердце графини.
– Не суть важно, – пробормотала графиня. – Главное, что он послал за мной, и я приехала. И Эссекс передал мне перстень с наказом: немедленно, немедленно отвезти его во дворец и передать вам, ваше величество!
Елизавета онемела. Наконец ей удалось проговорить:
– Но где же он? Вы его потеряли?
– О нет. Его отнял у меня мой муж, граф Ноттингем. Он следил за мной, остановил меня и отнял перстень!
– Ноттингем? Но почему?
– Граф знал о нашей связи с Эссексом. Он ревновал, страшно ревновал меня. Ревность помутила ему разум, превратила в чудовище. Он ненавидел Эссекса и поклялся ему отомстить. И он отнял у меня перстень!
– Но почему вы не кинулись тотчас во дворец, не рассказали мне об этом?! – вскричала королева.
– Я боялась мужа. Он поклялся, что убьет меня.
– Я бы защитила вас!
– Граф сказал, что вы не станете защищать меня. Сказал, что вы хладнокровно послали Эссекса на смерть, значит, вы его больше не любите. Что вы только посмеетесь надо мной, потому что вы тоже ревновали – ревновали Эссекса ко мне!
– Я даже не знала о вашей связи, – глухо пробормотала королева.
– Ваше величество, простите меня, я умираю, но не могу уйти в мир иной без вашего прощения! – забормотала графиня.
Но Елизавета уже не слушала ее, ничего не слышала.