Белая гвардия. История России
Шрифт:
Михаил Афанасьевич Булгаков был неравнодушен к музе Клио. Больше того, у него сформировался собственный взгляд на исторические процессы. И не только потому, что «Сегодня вечером на Патриарших прудах будет интересная история!». По отношению властей к истории можно судить о переменах государственной идеологии, а революционный кавардак двадцатых Булгакова не устраивал. И не его одного. И государству, и школе потребовалось возрождение классической исторической науки.
В мае 1934-го вышло постановление Совнаркома и ЦК «О преподавании гражданской истории в школах СССР»: «Учебники и само преподавание носят отвлечённый, схематический характер. Вместо преподавания гражданской истории в живой занимательной форме с изложением важнейших событий и фактов в их хронологической последовательности, с характеристикой исторических деятелей – учащимся преподносят
Учебники двадцатых годов пестрили проклятиями в адрес «царей и их слуг». Героическими страницами истории считались только мятежи, только тайная и явная борьба против самодержавия. Даже с точки зрения марксистского позитивизма здесь ощущался перегиб: подчас и к событиям XVIII века относились с позиций века ХХ с его массовым пролетариатом. Полного ниспровержения всей нереволюционной культуры, конечно, не было. Даже в первом послереволюционном плане монументальной пропаганды фигурировали Андрей Рублёв и Фёдор Достоевский, а не только Емельян Пугачёв и Александр Герцен. Но историки под флагом академика Покровского впали в радикальный социологизм. При этом историческая наука развивалась мощно: в особенности – в исследовании экономических отношений, истории науки и техники. Но на учебниках система Покровского сказывалась вполне разрушительно.
Какого учебника ждали от историков и писателей власти? К тому времени и политики, и историки успели немало копий поломать в спорах о концепции исторического образования. Требовалась учебная книга, наполненная фактами и сюжетами вместо социологических концепций. При этом всё должно было вести к закономерности революции – с подробными рассказами об этапах классовых войн Разина, Булавина, Пугачёва, Кармелюка… И всё это предназначалось для детей – а, значит, приходилось упрощать, при этом сохраняя главное.
К июлю 1934 года конспект учебника по истории СССР, разрабатывавшийся группой Н.Н. Ванага, был готов и направлен на рассмотрение в ЦК. Проект не удовлетворил руководителей партии, которые опубликовали по этому поводу свои критические замечания, подписанные громкими фамилиями Сталина, А.А. Жданова и С.М. Кирова. Вожди обозначили основную цель дальнейшей работы: «Нам нужен такой учебник истории СССР, где бы история Великороссии не отрывалась от истории других народов СССР, это во-первых, и где бы история народов СССР не отрывалась от истории общеевропейской и вообще мировой истории – это во-вторых».
Поворот к патриотическому осмыслению истории СССР, а прежде всего – истории России, в доме Булгакова встретили не без воодушевления, не без ощущения грядущего реванша. Хотя лично ему легче не стало: пресса по-прежнему била Булгакова, не давала воплотиться его театральным начинаниям.
Поворот случился, а достойный учебник, написанный «с новых позиций», всё не появлялся. Возможно, правительство слишком любовно следило за работой авторских коллективов – и это порождало нервозность. Проекты самых сановитых и расторопных историков признавались неудачными. Потому и был объявлен конкурс на школьный учебник по истории СССР.
Булгаков, как и вся страна, узнал об этом 4 марта 1936 г. В этот день «Правда» и «Известия» опубликовали постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об организации конкурса на лучший учебник для начальной школы по элементарному курсу истории СССР с краткими сведениями по всеобщей истории». Вырезка из «Правды» с этим постановлением сохранилась в булгаковском архиве. Михаил Афанасьевич обвел красным карандашом указанную здесь сумму первой премии – 100 000 рублей. Булгаковеды считают, что с этим броским объявлением связан сюжет из «Мастера и Маргариты» с выигрышем 100 000 тысяч по облигации. Булгаков подчеркнул и сквозившее в постановлении требование соблюдать «историко-хронологическую последовательность
в изложении исторических событий» в сочетании «с обязательным закреплением в памяти учащихся важных исторических явлений, исторических деятелей, хронологических дат», и с «ярким, интересным, художественным» изложением материала.Булгаков азартно взялся за дело, с головой ушёл в «элементарную историю». Да, это была авантюра: к 4 марта у Булгакова не было никаких историографических наработок, почти никаких знаний о реалиях школьного образования. «Объявлен конкурс на учебник по истории СССР. Миша сказал, что будет писать. Я поражаюсь ему. По-моему, это невыполнимо», – написано в дневнике Елены Сергеевны Булгаковой в тот день. Через несколько дней в «Правде» вышла передовая, в которой писателей – мастеров художественного слова – настоятельно призывали участвовать в конкурсе. В архиве Булгакова сохранилась эта газета: «Может ли быть для советского писателя, для советского художника задача, более благодарная и почетная, чем участие в создании такой книги, которая стала бы настольной книгой молодого советского поколения». В кабинете Булгакова поселились книги С.М.Соловьёва, Н.М.Карамзина, тома из словаря Брокгауза и Эфрона, старенький учебник К.В. Елпатьевского, потрёпанные издания Н.Г. Устрялова и М.К.Любавского… Булгакову помогало и общение с любимым пасынком – Сергеем Шиловским. В нём он видел адресата книги.
Но, конечно, дело не только в премии и семейных чувствах. Приступать к большой работе писатель способен только с убеждением, что эта книга необходима, что никто другой такую не напишет. «Придя ко мне вечером, одетый по-домашнему, в затрапезном лыжном костюме, столь мне памятном, мой Миша Булгаков, прикрыв дверь, спрашивал о новостях, поминутно осведомляясь: «А рядом никого нет?» В период увлечения историей, оживляясь, он рассказывал мне о том, что надумано, и говорил, что у него получится учебник, какого не было, в школе он займет место необходимейшего пособия, и о нем как о писателе станут думать наконец совсем иначе – и все тучи рассеются», – вспоминал друг Булгакова, киносценарист Сергей Ермолинский.
В двадцатые годы он вряд ли принялся бы за «Историю» – даже в погоне за сказочным гонораром. Слишком далеки от Булгакова были педологи и социологи, царившие тогда в школе. А тут снова можно было писать о прошлом в летописном духе. Не без идеологии, конечно, но без неё учебники истории не обходятся в любые времена.
Разумеется, над этой темой работал не только Булгаков. Всего в комиссию Жданова поступило 46 проектов различных авторов и авторских групп, которые были проанализированы членами комиссии и известными историками, привлеченными к этой работе. В сентябре 1936 г., находясь в отпуске в Сочи, Жданов направил членам жюри конкурса телеграмму с просьбой в сжатые сроки просмотреть и оценить представленные макеты учебников
Элементарная история
Несколько недель из головы у него не выходили крепостники и гайдамаки, императоры и просветители – герои российской истории. Булгаков, возможно, припоминал Первую киевскую гимназию, уроки истории. Удобная была формула – «история СССР»: она давала возможность школьникам считать «своей» историю аж с первобытных времён. С них и начал Булгаков, хотя тут же принялся восстанавливать в памяти и историю 19 века – прежде всего, великих реформ.
У него, конечно, был опыт работы с историческим материалом. Первый роман Булгакова – «Белая гвардия» и «примкнувшая к нему» драма, сделавшая ему имя в театральном мире – «Дни Турбиных» – это историческое полотно, сохранившее для нас одну из граней Гражданской войны. Ну, а ещё – одним из героев Булгакова был царь Иван Васильевич – тот самый, на которого внешне походил московский управдом Бунша-Корецкий.
И Булгаков умел поглядеть на прошлое как объективный летописец. Историк и литературовед Яков Лурье писал: «Изображение эпохи Грозного в «Иване Васильевиче» было однозначным и весьма выразительным. Изображенный в пьесе опричный террор, не только страшный, но и чудовищно-абсурдный, мог вызвать весьма неприятные ассоциации». Кажется, это поспешная оценка. Ведь Иван Васильевич у Булгакова – фигура обаятельная, широкая натура, щедрая душа. Пожалуй, главный юмористический аттракцион комедии в том, что по сравнению с царём современный (по тем временам) управдом – мелкий человечек. В этом – сатирическая острота. А с каким вкусом Булгаков и его герои цитировали исторический баллады Алексея Толстого: