Белая как снег

Альф Инге Мюрен завязал шнурки на кроссовках, зевая спустился по лестнице и только успел выйти на улицу, как ему позвонили.

– Альф Инге слушает.

– Алло, это «ВГ»?

Пожилой мужской голос.

– Да, все верно. С кем я разговариваю?

– Меня зовут Улаф Эриксен, я звоню из Кристиансунна.

– Добрый день, Улаф, чем могу быть полезен?

– Это правда, что вы платите тысячу крон за наводку?

– Правда, но вам нужно позвонить по специальному номеру, он на последней странице газеты.

На другом конце на секунду наступила тишина.

– Я видел, но это номер в Осло, да?

– Ну да…

– Нет, я не хочу говорить с такими людьми.

– Понимаю. О чем вы хотели сообщить?

– Вы мне заплатите, правда же?

Альф Инге на секунду задумался.

– Да, это должно быть возможно, но мы платим не всем звонящим, а только тем, кто сообщает важную для дела информацию. О чем вы хотели сообщить?

Снова пауза, на этот раз короче.

– Я был тренером Уле Гуннара Сульшера, когда тот был маленьким.

– Так? Не знаю, я….

– Да-да, – раздраженно продолжил мужчина. – Я понял, но ко мне за этим приезжал тот полицейский из Осло. Насчет тех мальчиков, которых нашли убитыми на поле, знаете?

В Мюрене проснулся журналист.

– Так-так? К вам приходил следователь по этому делу?

– Да.

– И что он хотел?

– Спрашивал про того, кто хромал.

– Так?

– Они подозревают одного парня. Хромого, который сказал, что в детстве играл в команде с Сульшером.

Мюрен развернулся, взбежал по лестнице вверх и взял блокнот на кухонном столе.

– А как его звали?

– Кого?

– Прошу прощения, того полицейского?

– Уксен. Карл Уксен. Неприятный тип. Его больше интересовали другие вещи, если вы понимаете, о чем я.

– Нет, я не уверен, что понимаю вас, но, значит, Уксен спросил вас о?..

– О том, были ли в команде парни того же уровня, что Уле Гуннар. Мог бы кто-то из них стать таким же профи, но ему помешала травма. Разрушила карьеру. Мне тот полицейский не понравился. И я никого не вспомнил. По крайней мере, тогда. Но потом я просмотрел старые фотографии команды, мне вдруг пришло в голову. Черт, так и есть. Я вдруг понял, кого он имел в виду.

– Того, кто получил травму и стал хромать?

– Да.

– Откуда вы звоните, я забыл?

– Из Кристиансунна.

– Вы не против, если я к вам приеду?

– Нет. Думаю, можно. Когда хотите приехать?

Альф Инге сбросил кроссовки, достал из шкафа аккуратно сложенные рубашку и джинсы и бросил взгляд на часы у холодильника.

Кристиансунн?

Час двадцать?

– Буду у вас чуть раньше десяти, хорошо?

– Да, приезжайте.

– Хорошо. Спасибо, что позвонили. До встречи.

52

Выйдя из ледяного душа, Миа Крюгер, вся дрожа, встала перед большим зеркалом. Черт. Головная боль напомнила Мии, почему она не пьет. Ей нравится чувствовать себя в форме. С ясной головой. Чтобы текущая по жилам кровь была чистой. У нее колотилось сердце так, что пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Может, два пальца в рот? Она наклонилась над раковиной, но в желудке ничего не было. Они вчера забыли поесть. Двое суток безвылазно провели с Патриком в ее огромной квартире, пока наконец не зашли в тупик.

– Давай откроем? Может, поможет?

– Что это?

– Королева всех арманьяков. Domaine de Pantagan тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Тридцать пять лет выдержки. Знаю, что ты не пьешь, но…

– В верхнем шкафчике есть бокалы. Захвати мне тоже.

Миа включила холодную воду и еще раз умыла лицо. Дьявол. Шатаясь, она голой прошла в спальню и достала какую-то чистую одежду из сумки. Черные лосины и спортивную куртку. Надо побегать. Только это ей сейчас поможет. Вывести это дерьмо из организма. Дверь в кабинет была нараспашку, и она слышала храп Патрика. В одной из комнат она нашла матрас, плед и подушку. Какой смысл ехать ночевать в отель? Они с головой погрузились в работу. Двое суток питались едой из take-away и кофе. Они подобрались так близко, но каждый раз что-то от них ускользало, как песок сквозь пальцы.

– Черт, не может такого быть.

– Чего?

– Чтобы он был настолько убогим. Чтобы чувствовал, что не вписывается в общество. И что его надо пожалеть. Надо прекратить это. Тебе надо это прекратить.

– Мне?

– Да, тебе, с твоей сраной психологической установкой. Ты хочешь понять его. Что могло с ним случиться. Как ему было сложно. Да насрать на это.

– Но я же не говорил такого…

– Но ищешь ты именно это. Оправдание. Этот ублюдок моет и стрижет ногти детям под наркотой, а потом голыми кладет их себе на колени и медленно душит их, сука, леской, ради собственного удовольствия. Нет уж, нахер. Хватит искать его травмы. К черту его сраное детство, плевать я на него хотела.

– Может, закажем еды?

– Да, а кофе еще есть?

– Может, лучше воды?

Миа надела черную кепку, спрятала красные глаза за огромными солнечными очками и, шатаясь, пошла на кухню. Засунула голову под кран и наполнила пересохший рот водой. Отличная, мать ее, мысль. Алкоголь? Нет, хватит с нее. Он, конечно, не виноват. Она сама поднесла бокал к губам.

– Это что за фото, я их раньше не видела.

– Это Оливер перед своим домом. За несколько месяцев до убийства.

– Новая машина?

– Да, он явно горд. Он любил машины. Да и вообще все с мотором. Хотел стать гонщиком «Формулы 1».

– А есть домашние фотографии второго мальчика? Свена-Улуфа?

– Нет, в архивах были только эти.

– Видишь?

– Что?

– Я же оказалась права.

– Насчет чего?

– Он выбирает их по внешности. Белые локоны. Веснушки. Худенькие. Хрупкие. Невинные. Слабые. Этому сукину сыну нравится такое, понимаешь? Дети, которые не могут себя защитить.

– Может, тебе нужен свежий воздух, Миа? Мне кажется, ты перестала быть объективной в некоторых аспектах.

– Да к черту. Я никогда не видела так все ясно, как сейчас.

Несмотря на солнечные очки, ей будто в мозг ударил солнечный свет и пришлось остановиться, опершись о дверь, пока она наконец не смогла сделать несколько неуверенных шагов в сад.

Машины. Звуки. Выхлопы. Люди.

Надвинув кепку на лоб и засунув руки в карманы куртки, Миа пошла по Ураниенборгвейен. Повсюду сраные люди. Почему они не могут сидеть дома? И где природа, когда она так нужна ей? Прекрасные деревья на ветру? Мох? Тихое журчание реки?