Белая львица
Шрифт:
– Кто это?
– спросил Виктор.
– Откуда я знаю. Но в машине она была одна.
– Чего она хотела?
Коноваленко пожал плечами и мыском ботинка закрыл мертвой женщине глаза, испачкав грязью ее лицо.
– Дорогу спрашивала. Видимо, заблудилась.
Впоследствии Виктор Мабаша так и не смог объяснить себе, что заставило его окончательно решиться убить Коноваленко - глина на лице у женщины или то, что ее застрелили, когда она спросила дорогу.
Теперь у него появилась еще одна причина - неимоверная жестокость этого человека.
Для него самого было немыслимо убить женщину
– Ты сумасшедший, - сказал Виктор.
Коноваленко удивленно поднял брови:
– А что мне было делать?
– Мог бы сказать, что не знаешь той дороги, которую она искала.
Коноваленко сунул пистолет обратно в карман.
– Ты так и не понял. Мы не существуем. Через несколько дней мы исчезнем отсюда, словно нас тут и не было.
– Она только спросила дорогу, - повторил Виктор Мабаша, чувствуя, что взмок от возмущения. В убийстве человека должен быть какой-то смысл.
– Ступай в дом, - сказал Коноваленко.
– Я тут сам разберусь.
В окно Виктор видел, как он загнал машину женщины во двор, положил тело в багажник и уехал.
Через час он вернулся. Пешком, без машины.
– Где она?
– спросил Виктор.
– Похоронена, - ответил Коноваленко.
– А машина?
– Тоже.
– Быстро ты.
Коноваленко поставил кофейник. И с усмешкой обернулся к Виктору:
– Вот тебе еще урок. При самой лучшей организации вечно случается что-нибудь непредвиденное. Но потому-то и необходимо детальное планирование. Когда продуманы все детали, есть и возможность импровизации. Без плана неожиданности создают хаос и смятение.
Коноваленко снова занялся кофейником.
Я убью его, думал Виктор Мабаша. Когда все это кончится и настанет пора расставаться, я убью его. Иного пути нет.
Ночью он лежал без сна. За стеной храпел Коноваленко. Ян Клейн поймет, думал Виктор.
Он такой же, как я. Предпочитает, чтоб все было чисто и хорошо продумано. И не одобряет бессмысленную жестокость.
Я застрелю президента де Клерка, и Ян Клейн покончит с безумным кровопролитием, которое терзает сейчас нашу несчастную страну.
Чудовищам вроде Коноваленко не место в нашей стране. Чудовищ нельзя впускать в земной рай.
Через три дня Коноваленко сказал, что пора уезжать.
– Я обучил тебя всему, что умею. Винтовкой ты владеешь. И знаешь, о чем думать, когда тебе назовут имя того, кто станет твоей мишенью. Пора ехать домой.
– Одна вещь не дает мне покоя, - сказал Виктор Мабаша.
– Как я провезу винтовку в ЮАР?
– Вы с ней поедете порознь, - ответил Коноваленко, не скрывая презрения к идиотскому, с его точки зрения, вопросу.
– Ее мы доставим по другим каналам. По каким - тебе знать не надо.
– У меня еще вопрос, - продолжал Виктор.
– Пистолет. Я ведь ни разу даже для пробы не выстрелил.
– И незачем. Он для тебя самого. На случай провала, Происхождение этого пистолета установить невозможно.
Ошибка, подумал Виктор. В себя я стрелять не стану.
Этот пистолет убьет тебя.
В тот вечер Коноваленко напился, как никогда. С налитыми
кровью глазами он сидел за столом и смотрел на Виктора.О чем он думает?
– размышлял Виктор Мабаша. Этот человек хоть раз в жизни любил? Каково быть женщиной, которая делит с ним постель?
Он нервничал. Перед глазами неотступно стояла картина: убитая женщина во дворе.
– У тебя много недостатков, - оборвал его мысли Коноваленко.
– И самый большой - это сентиментальность.
– Сентиментальность?
Виктор знал, что такое сентиментальность. Но не был уверен в том, какой смысл вкладывает в это слово Коноваленко.
– Тебе не понравилось, что я застрелил ту женщину. В последние дни ты был рассеян и стрелял препаршиво. В заключительном донесении Яну Клейну я отмечу эту твою слабость. Она тревожит меня.
– Меня куда больше тревожит, что можно быть таким бесчеловечным, как ты, - ответил Виктор Мабаша.
Внезапно он понял: отступать уже некуда. Сейчас он выскажет Коноваленко все, что думает.
– А ты еще глупее, чем я полагал, - сказал Коноваленко.
– Видно, у черных это в генах.
Осознав, что он сказал, Виктор Мабаша медленно поднялся:
– Я убью тебя.
Коноваленко с усмешкой покачал головой:
– Нет. Ты этого не сделаешь.
Каждый вечер Виктор Мабаша забирал пистолет со стола в комнате за стальной дверью. Теперь он выхватил его и направил на Коноваленко:
– Не надо было ее убивать. Этим убийством ты унизил и меня, и себя самого.
Коноваленко вдруг словно бы испугался:
– Ты с ума сошел. Ты не можешь убить меня.
– Лучше всего я умею делать то, что необходимо. Встань. Медленно. Покажи руки. Повернись.
Коноваленко повиновался.
Виктор Мабаша едва успел подумать, что что-то не так, как в следующую секунду Коноваленко резко метнулся в сторону. Виктор выстрелил, но пуля ударила в книжный шкаф.
Откуда взялся нож, он не понял. Но Коноваленко сжимал нож в руке, когда с рычанием набросился на него. Падая, они в щепки разнесли какой-то столик. Силой Виктор был не обижен, Коноваленко тоже. Виктор оказался снизу и видел нож у самого своего лица. Изловчившись, он двинул Коноваленко ногой по спине - только тогда хватка ослабла. Пистолет Виктор выронил. И молотил Коноваленко кулаками, а тот словно и не чувствовал ударов. Наконец Виктор высвободился, и в тот же миг левую руку пронзила страшная боль, и она повисла как плеть. Тем не менее он сумел схватить полупустую бутылку водки, развернулся и со всей силы треснул Коноваленко по голове. Тот рухнул как подкошенный и больше не шевелился.
Вот тогда-то Виктор Мабаша увидел, что указательный палец левой руки болтается на тоненьком лоскутке кожи.
Шатаясь, он вышел из дома. Он не сомневался, что раскроил Коноваленко череп. Взглянул на руку - кровь хлестала струей. Стиснул зубы и перерезал лоскуток кожи. Палец упал на гравий. Виктор вернулся в дом, побросал в сумку одежду, разыскал пистолет. Потом захлопнул за собой дверь, сел в «мерседес», на полной скорости рванул с места и погнал по узкому проселку. Где-то, кажется у выезда с проселка, едва разминулся со встречной машиной, чудом избежал аварии. Потом выбрался на шоссе и заставил себя сбросить скорость.