Белая львица

Потом показали фотографию убитого. Клас Тенгблад, двадцати шести лет, отец двух малолетних детей.

О личности преступника полиция сообщила только, что он был один и что он же несколькими минутами раньше ограбил отделение Коммерческого банка в Акалле.

Коноваленко скривился и хотел было выключить телевизор, но заметил, что в дверях стоит Таня и смотрит на него.

– Хороший полицейский - мертвый полицейский, - сказал он и нажал кнопку дистанционного управления.
– Чем нынче кормят? Я проголодался.

Таня и Коноваленко уже заканчивали обед, когда вернулся Владимир и тоже сел за стол.

– Ограблен банк, - сказал Владимир.

– И убит полицейский. А одинокий преступник говорит по-шведски с акцентом. Полиции вечером в городе будет пруд пруди.

– Бывает, - отозвался Коноваленко.
– Ну как, сообщил насчет заказа?

– К полуночи весь преступный мир будет знать, что можно заработать сто тысяч крон, - ответил Рыков.

Таня поставила перед мужем тарелку с едой.

– Непременно нужно было убивать полицейского именно сегодня?

– А с чего ты взял, что это моих рук дело?

Владимир пожал плечами:

– Мастерский выстрел. Налет на банк, чтобы оплатить заказ на Виктора Мабашу. Иностранный акцент. Все указывает на тебя.

– Ты заблуждаешься, если думаешь, что выстрел был прицельный. Случайное везение. Или невезение. Как посмотреть. Но в город вечером поедешь один, на всякий случай. Если хочешь, возьми с собой Таню.

– В Сёдермальме есть несколько клубов, где тусуются африканцы. Пожалуй, с них и начну.

В половине девятого Таня и Владимир уехали в город. Коноваленко принял ванну, а потом расположился у телевизора. В новостях постоянно и подолгу рассуждали об убитом полицейском. Но никаких реальных зацепок у дознания не было.

Еще бы, думал Коноваленко. Я следов не оставляю.

Он было закемарил в кресле, как вдруг зазвонил телефон. Один резкий звонок. Потом опять, на сей раз семь сигналов. Когда телефон зазвонил в третий раз, Коноваленко снял трубку. Теперь он точно знал, что это Владимир. Они заранее обговорили условный код. В трубке слышался характерный шум, из чего он заключил, что Владимир находится в какой-то дискотеке.

– Ты меня слышишь?
– крикнул Рыков.

– Слышу, - отозвался Коноваленко.

– А я и себя толком не слышу. Есть новости.

– Кто-то видел Виктора Мабашу в Стокгольме?
– спросил Коноваленко. Владимир наверняка звонит из-за этого.

– Еще лучше. Он сейчас здесь.

Коноваленко громко перевел дух:

– Он тебя заметил?

– Нет. Но он начеку.

– С ним кто-нибудь есть?

– Он один.

Коноваленко задумался. Сейчас двадцать минут двенадцатого. Как же поступить?

Немного погодя он решился:

– Давай адрес. Я выезжаю. Жди меня на улице. И как следует осмотрись в клубе. Прежде всего проверь, где запасные выходы.

– Ладно.

На этом разговор закончился.

Коноваленко проверил пистолет, сунул в карман запасную обойму. Потом зашел к себе в комнату, отпер стоявший у стены металлический чемодан. Достал две гранаты со слезогонкой и два противогаза, запихал их в пластиковую сумку, ту самую, в которой принес украденные деньги.

И наконец аккуратно причесался перед зеркалом в ванной - таков был ритуал подготовки к важной акции.

Без четверти двенадцать он вышел из халлундской квартиры и на такси поехал в город. На площади Эстермальмсторг расплатился и пересел в другое такси, на котором отправился в Сёдермальм.

Дискотека располагалась в доме № 45. Коноваленко велел таксисту высадить его у дома № 60 и пешком пошел в обратную сторону.

Внезапно из темноты вынырнул Рыков:

– Он там. Таня уехала домой.

Коноваленко медленно кивнул:

– Ну что ж, будем брать.

По его просьбе Владимир подробно описал внутренность дискотеки. Когда он закончил, Коноваленко задал только один вопрос:

– Где именно он находится?

– У стойки, - ответил Владимир.

Коноваленко опять кивнул: все ясно.

Через несколько минут оба натянули противогазы и сняли оружие с предохранителя.

Владимир распахнул дверь, сбил с ног изумленных охранников.

Потом Коноваленко бросил внутрь гранаты со слезогонкой.

12

Подари мне ночь, сонгома. Как выдержать этот ночной свет, который не дает спрятаться? Зачем ты послала меня в эту диковинную страну, где человек лишен темноты? Я отдал тебе мой отрубленный палец, сонгома. Принес в жертву частицу моей плоти, чтобы ты взамен подарила мне темноту. Но ты покинула меня. Оставила в одиночестве. Я одинок, как антилопа, которая уже не в силах уйти от охотника-читы, от леопарда.

Свое бегство Виктор Мабаша воспринимал как уход в похожее на сон невесомое состояние. Его душа словно бы незримо странствовала сама по себе, где-то поблизости. Казалось, он чувствовал за спиной собственное дыхание. В «мерседесе», чья кожаная обивка приводила ему на память далекий запах антилопьих шкур, было только его тело, и прежде всего больная рука. Палец отсутствовал и все равно был здесь - как неприкаянная боль в чужой стране.

С первых же минут сумасшедшего бегства он пытался заставить себя обуздать собственные мысли, действовать разумно. Я зулус, твердил он, как заклинание. Я принадлежу к непобежденному народу воинов, я - один из сыновей неба. Мои предки всегда были впереди, когда наши импи шли в атаку. Мы побеждали белых задолго до того, как они изгнали бушменов в бесконечные пустыни, на скорую гибель. Мы побеждали их, прежде чем они объявили нашу страну своими владениями. Мы одержали победу у подножия Исандлуаны и отрезали им челюсти, которые после украшали краали наших вождей. Я зулус, один палец у меня отрезан. Но я стерплю боль, и еще девять пальцев у меня осталось - ровно столько, сколько жизней у шакала.

Когда стало совсем невмоготу, он наугад свернул на лесную дорожку и остановился у блестящего озера. Вода была до того черная, что он было принял ее за нефть. Сел на прибрежный камень, размотал окровавленное полотенце и заставил себя осмотреть руку. Кровотечение не унималось, рука была как чужая, но боль присутствовала скорее в сознании, чем в ране на месте пальца.

Как вышло, что Коноваленко оказался проворнее его? Секундное сомнение - вот что одержало над ним верх. И бегство тоже было безрассудством. Он повел себя как растерянный ребенок. Действовал недостойно - и по отношению к себе, и по отношению к Яну Клейну. Надо было остаться, обыскать вещи Коноваленко, найти билеты на самолет и деньги. А он только и захватил с собой, что немного одежды да пистолет. Даже не запомнил, как ехал. Вернуться невозможно. Он попросту не найдет дорогу.